1987 год я начинал в качестве корреспондента городской газеты города Качканара. В редакцию меня заманил Леонид Черёмухин простым и чётким обещанием – дать квартиру.
У меня подрастали Володя и Светлана и крошечная двухкомнатная квартирка «от Звягина» была для меня слишком мала. Не потому, что я выделывался, а потому что реально разнополые подростки в одной комнатушке – это предельно сложно.
Как раз в этот период я активно работал над технологией «Модульная школа» и почти забросил своё открытие в области Игр.
Мне было не до шуток. В шахматном клубе я сидел с 8-ми утра до десяти вечера ежедневно, не зная выходных. Это был самоубийственный режим зарабатывания хоть какой-то копеечки.
Детей в клуб ходило с избытком, плюс тридцать шесть уроков в неделю в шестой школе.
Если бы Звягин выделил мне квартиру побольше, я бы не оставил ни шахматный клуб, ни шестую школу. Но мне предлагалось по существу не видя семьи не дать ей – этой семье – более ничего! Только деньги «на прокорм».
В принципе ко мне так относились все до единого встреченные мною «отцы-руководители».
Никто, никогда и нигде не сделал мне ни разу серьёзного ответственного предложения и только Черёмухин сказал просто: «Дам!»
В редакцию меня он потащил после того как увидел в реальности мой стиль работы над материалом. Однажды Экзюпери признался неискушённым читателям, что свои тексты он правит по сто двадцать пять раз! Меня это сообщение улыбнуло.
Над каждым своим текстом я работаю годами!
И правлю иные до трехсот раз!
Именно в таком режиме непрерывной тотальной правки родилась статья о Модульной школе.
Квартира в активе у Черёмухина была!
Одна!
На всю редакцию!
Но об этом он никому не говорил.
Каждому он обещал её отдельно!
Когда мама умерла (2004), мой брат начал продавать свою долю в квартире-наследстве «вперёд». И продал её доброму десятку различных уголовных структур!
Все они ломились ко мне в забаррикадированные двери и угрожали мне и моей только-только родившейся младшенькой. С грудной лялечкой выдерживать этот криминальный навал было невыносимо. А если учесть. Что я только-только перенёс тяжелейший инфаркт и чудом вышел из реанимации, станет понятно, что не думать о брате и его «технике» я не мог. И тут я вспомнил Леонида и его обещание квартиры как минимум четырём сотрудникам редакции.
А ведь суть одна и та же!
Несуществующий объект продаётся как существующий!
Нереальное будущее обменивается на реальное настоящее.
А на исполнителя конкретной работы обещающему в общем и целом глубоко и всесторонне!
Вскоре у редакции начался суд по иску одной дамы, и я защищал редакцию в суде по этому самому иску. Процесс я выиграл.
Но обстановка накалялась.
Мне грозила реальная потеря семьи.
В октябре 1987 года мы с Геной Лукиным восстали, поняв, что редактор нас просто обманывал.
Никакой необходимости врать у него не было!
Вместо двух журналистов он получил реальную оппозицию и вскоре лишился должности.
Понятно, что областной комитет партии такого нам не простил.
В итоге мы оба закономерно оказались на улице и без работы.
Качканар стал для нас «токсичным».
На Игре в Сочи методологи Днепрова поставили "диагноз" и выдали "рецепт":
- Немедленно менять регион проживания.
Как раз на этой Игре мы договорились с Куркиным, что тот, кто прорвётся первым, берёт на свою площадку другого.
Это была простая человеческая договорённость.
Куркин её выполнил.
16-го сентября, в пятницу, я прибыл в город Урай без копейки денег в кармане.
Встал напротив пятой школы посередине улицы Ленина и глядя на её освещённые окна подумал:
- Я останусь здесь навсегда!
После чего двинулся прямо в эту школу и именно в ней впервые познакомился с Виктором Ивановичем Мигуновым.
В тот же вечер, после беседы с Мигуновым, я прошёл по «подкове» города – такая уж у него в плане форма – и добрался до здания типографии и редакции городской газеты «Знамя».
Так я оказался на площадке Всесоюзного Эксперимента, если вкратце.
Как я тогда выглядел – история сохранила!
Был тайно от меня снят фильм «Тайное голосование», в котором мне отводилась "роль маленькая, но со словами".
На иллюстрации три кадра из этого фильма.
До приезда в Урай ровно четыре месяца. Сто двадцать дней!