Автор: Andy (товарищ по Алтайским походам)
От места, где я оставил группу, шлось легко, и спустя час я уже поднялся на хребет. На востоке был виден пик, высшая точка хребта, у его подножия - озера. Там, где стоял я, хребет был гладкий, как футбольное поле, его сплошь покрывала сухая невысокая трава. Я сел на рюкзак, и, по одному кидая орехи в рот, задумался, куда идти, - этого я еще не решил. Ребята следующие несколько дней будут ходить в этих местах, может, пойдут на озера, а может даже и на пик, и если я останусь в этом районе, то, вполне возможно, завтра или послезавтра встречу их. Так я прикидывал, хотя уже поднимаясь, знал, что пойду совсем в другую сторону, на запад по хребту, и попробую пойти по нему до конца, там, где он спускается в город. Идти пришлось бы дня 3, они у меня были и был даже день в запасе. Засунув в клапан рюкзака карту, я поднялся и пошел на запад.
Шел я весьма довольный собой, по траве идти было легко, лишь изредка попадались каменистые участки, было видно почти всю горную систему вокруг - я шел на высоте примерно 2200 метров. Я был доволен тем, что ушел один, что пошел совсем не туда, куда планировал сам, и где, по расчетам ребят, должен был быть. Порой я представлял себе, как буду рассказывать, о том, как ходил один, и как на меня будут при этом смотреть. «Смотри, ты еще почти никуда не ушел, и, может быть, вообще никуда не придешь, а, глянь, размечтался,» - сказал я себе, но мысли все равно продолжали крутиться по кругу.
Тут, до этого ровная, поросшая травой часть хребта кончилась, и, чтобы пройти дальше, мне надо было взобраться на гору. Я пошел по ее склону, огибая, но идти было неудобно - наклон был около 50 градусов, приходилось осторожно перебираться с одного валуна на другой. Огромные камни лежали друг на друге, и было ясно, что, покатись вниз один из них, покатятся и все остальные. Я решил взобраться наверх, думая, что идти по верху горы будет удобнее, чем траверсом. Через несколько минут, неожиданно для самого себя, я выглянул за крайний камень - с другой стороны хребта был резкий обрыв, получалось, что я сидел камнях на трех на самом краю. Идти по верху было бы гораздо опаснее, и я опять спустился. Шел аккуратно, растопырив руки, готовый упасть на склон, если из под ног покатятся камни. Иду, шепчу: «помоги мне, камень, помоги мне, скала, помоги мне, камень, помоги мне, скала», а сам думаю - «обрадовался, молодец, Эндрю, правильно, как всегда, одно и то же, хоть бы научился чему».
Понемногу гора осталась позади, и я вижу следующую, абсолютно такую же. Между ними - небольшое седло, поросшее травой. Стараясь не думать о следующей горе, медленно спускаюсь до травы, бросаю рюкзак, ложусь рядом. По северному склону хребта - обрыв, отвесные скалы. Если идти дальше по верху - придется идти по таким же склонам, как только что, и неизвестно, что будет дальше, может и вовсе непроходимые места. На юге, параллельно хребту текла река, и выходила из горной системы там же, где кончался хребет - рядом с городом. Но идти вдоль реки, вполне возможно, было бы не легче, чем по верху. В прошлом году мы ходили по этой реке, правда немного выше, чем я был сейчас. Тогда река была зажата между двумя склонами, и нам даже пришлось пару раз перейти ее вброд, чтобы идти дальше, когда один из берегов становился совершенно непроходимым.
Посмотрев на карту, я увидел рядом с рекой ниточку тропы. Это решило дело, и я принялся спускаться по ту строну хребта. Далеко внизу был виден ручей, впадающий в эту реку, к нему я и направлялся. Потеряться я не боялся - окружающая местность была понятной, глядя на карту, я точно знал, где нахожусь. Мысли мои начали крутится вокруг другого - очень просто было оступиться, или, наступив на качающийся камень, упасть. Сильно поранив ногу, я едва ли один мог бы выйти к городу. Найти меня было бы сложно - ведь никто понятия не имел, где я иду. К тому же вспомнились разговоры о медведях - когда мы ходили раньше по этой реке, часто видели разоренные медведями муравейники. Медведи — это уже серьезно, думал я. Они, конечно, тоже не стремятся встречаться с людьми, но если человек идет один, почему бы им не закусить? Некстати вспомнились и змеи, которых очень сложно увидеть в траве, но на которых легко наступить.
К тому моменту, как я вышел к ручью, я был уже порядочно на взводе. Перекусив консервами, я принялся разговаривать с ручьем. Показалось, что он просит спеть ему. Я прикинул - песен про ручьев и про реки что-то не вспоминалось, пришлось сочинять на ходу на какой-то околорусско-народный мотив. Показалось, впрочем, что ручей принял ее благосклонно. Я попросил у него спокойно дойти до реки, и попросить за меня у нее. Ручей ответил, что, типа, он будет к этому времени уже частью реки, но постарается замолвить за меня словечко. Я пошел по ручью, перепрыгивая с камня на камень - иногда это было сложновато, ручей был довольно бурный, однако идти по склону рядом с ним было гораздо труднее - исцарапав руки в кустах и пару раз оступившись в скрытых высокой травой камнях, я отказался от этой затеи.
Так я и шел. Ручей напоминал человека, которому редко выпадает случай поговорить с кем-нибудь, и он хочет по полной воспользоваться моментом. Раз, обойдя валун, я увидел отличную ванночку в камнях, глубокую и вместительную. Думал пройти мимо, но понял - это ручей для меня старается, пришлось сказать спасибо, искупаться, и после этого идти дальше. Постепенно вокруг ручья появились ивы, ручей стал шире, и, наконец, я подошел к реке. Рядом с рекой было удобно идти, может быть из-за малой воды, вдоль берега почти всегда лежало много камней, да и тропка вскоре нашлась, но мной полностью завладели беспорядочные, не поддающиеся контролю мысли о возможных встречах с медведями, змеями, о сломанных ногах и прочем. Мысли эти крутились по кругу, и останавливая одну из них, я сразу же начинал думать об опасностях заново. Один раз, проходя мимо чьей-то пустой стоянки, увидел на земле змею, и то, только потому, что она предупреждающе зашевелилась. Какая-то сила постоянно давила в просвет, я бы вскрыт как консервная банка ножом. Несмотря на это, а может быть, чтобы отвлечься, я постоянно разговаривал с рекой, пел ей песни. В какой-то момент я подумал, что, похоже, схожу с ума, и тотчас оступился с камня и оказался по пояс в воде. Удивительно, как этого не произошло раньше — ведь я уже практически не обращал внимания на то, куда ставлю ноги, передвигаясь на автомате.
Я понял, что пора прийти в себя. Выбрался на берег, переоделся, снял мокрую обувь. «Вряд ли река стала бы с тобой непрерывно трещать», - сказал я себе, - «С кем ты разговариваешь? Ты здесь всех достал своими нескончаемыми разговорами. Надо взять себя в руки, врубаешся?» Рядом шумела река, с обоих ее сторон поднимались горы, поросшие кедрами. Посидев немного, я одел на спину рюкзак и пошел дальше. Вскоре я вышел на поляну, поросшую мягкой травой. В камнях прятался застарелый очаг, над камнями росли березы. Было около четырех дня, но я решил, что можно остановиться на ночлег. Надо было переключить внимание, отдохнуть, главным образом от себя, тем более что я прошел уже почти половину пути.
В горах, особенно когда идешь один, не особенно много дел. Я разжег костер, разложил сушиться мокрые вещи, приготовил еды и чай. Потом вспомнил о том, как учил Биверейдж разбираться с проблемами — направлять внимание на проблемные структуры, направил внимание на свой страх и увидел его, разобрался в нем, насколько хватило сил. Стемнело, и я пошел спать.
Проснулся с рассветом, выпил чаю и поймал в голове мысль о том, что идти вдоль реки по тропе мало интересного, и что можно чуть дальше взобраться обратно на хребет и дойти в город по нему. Т рассказывал, что от если идти от города, то по хребту можно зайти довольно далеко. «Нет уж», - сказал я себе, - «в другой раз. Для первого раза достаточно тебе и такого трипа». Собрал рюкзак и пошел дальше. Страх, хоть не исчез, но немного успокоился, и навязчивый
меньше стал терроризировать меня. В горы постепенно стала приходить осень — в маленьких запрудах лежали желтые листья, многие деревья и кусты стояли желтые и красные, в траве изредка попадались кусты малины, которые я с благодарностью объедал.
Около двенадцати дня я сел рядом с рекой, достал карту и сверился. Считая притоки с моей и противоположной сторон, я примерно знал, где нахожусь. Впереди река утыкалась в гору, и немного сворачивала направо — это тоже было видно на карте. Если прямо здесь подняться обратно на хребет, подумал я, выйду как раз на те места, о которых рассказывал Т, а идя дальше по тропе я в скором времени выйду к людям. После окончания похода нас ждал самолет домой, и, как ни было стремно одному, спешить в город не хотелось. Судя по карте, сверху, по хребту, тоже идет тропа. Единственное, что могло бы мне помешать — погода, я знал, что в дожде или в низких облаках я не смог бы ориентироваться, но небо было ясное. Я набрал в бутылки воды — не по полной, ведь мне придется подниматься почти на тысячу метров, и лишний вес тащить не хотелось — и полез на склон.
Отрог я выбрал не самый удачный, наклон горы почти всегда был около 60 градусов, и почти по всему склону росли кусты. Хоть они и были около метра высотой, но из-за того что все время находились выше меня, я был полностью скрыт ими. Половина кустов были колючие, а где не было кустов, склон был весь в камнях, так что я довольно быстро вымотался. Определять, на какую высоту я взобрался, можно было, сверяясь с соседними горами, и поднимался я очень медленно. Ровных площадок не было, и я отдыхал, прислонившись рюкзаком к деревьям, или на больших камнях. Река медленно уменьшалась, а склон и не думал заканчиваться.
На востоке, там, откуда я пришел, начали собираться тучи. Вскоре они были и на юге, но надо мной пока было ясное небо. Я начал шептать - «Ветер, солнце, разгоните облака, гора, помоги мне тропку найти... Ветер, солнце...» Забравшись примерно на три четверти склона, я выбрался из кустов, и обнаружил, что склон, когда-то поросший травой, был основательно подъеден и засран. «Медведи!» - сразу подумал я, и, хоть как раз собирался отдохнуть, втопил вверх, пытаясь обходить засранные плеши. Куч было довольно много, я сомневался, что медведи ходят такими толпами, с другой стороны, я не знал, какие еще крупные животные могут сюда забраться. К шептанию прибавилась строчка про хозяина леса — говорить вслух слово «медведь» что-то не хотелось. В боку кололо, хотелось пить, я дышал, как паровоз. Под конец высоту горы можно было измерять в девятиэтажках — вот их осталось три... две... одна... наконец я выбрался наверх, на плоскогорье, упал в камнях, как подкошенный, лежал, и смотрел на небо.
Дождя не было, надо мной все еще было ясное небо, медведя я тоже не встретил — поэтому, отпив немного воды, я вылил немного под камень, высыпал туда же орехов. Я сидел на отроге, впереди высился хребет, и мне нужно было дойти до него, чтобы отыскать обозначенную на карте тропу. На востоке, там где должен был виден пик, все было скрыто облаками, кое-где в горах лил дождь. Я поднялся, и не пройдя и десятка шагов, наткнулся на тропку. Пораженный, вытащил из клапана нож, раскрыл его, засунул под камень.
Я знаю, что земля любит людей, но как горы любят человека? Наверное, примерно так же как я могу любить стихи — я редко их читаю, и, хоть иногда и попадаются интересные, в моей жизни много всего другого помимо них. Мы считаем себя очень большими, но горы намного больше. В горах чувствуешь, насколько город ослабил человека, обеспечивая его многими, многими вещами, о которых нам не приходит в голову задумываться. В горах чувствуешь эту ущербность, будто ты инвалид на голову — не можешь быть спокойным, существовать в гармонии с природой, такой простой по сравнению с нашей сложной жизнью. И тем более я поражаюсь, насколько снисходительны были горы ко мне, с постоянно заплетающимся от страха языком, все время просящим защиты и помощи.
Я опять был на высоте, плоскогорье поросшее травой, не скрывало тропку. Периодически я натыкался на кучи, которые теперь были идентифицированы как лошадиные. Через час я вышел на хребет, и, обогнув крайнюю гору, увидел город. Хребет постепенно спускался, река, текшая где-то далеко внизу, выходила на равнину. Я сел, и, так как не было ножа, подкрепился шоколадом и орехами, запил их водой.
Вниз вела утоптанная дорожка, я постепенно спускался, порой мне попадались пустые стоянки. Наконец, хоть и было только около трех часов, я остановился — спускаться в город мне не хотелось, и выходить к людям тоже. Я поставил палатку, разжег костер и завалился в траву. Надо мной по-прежнему светило солнце, но облака постепенно подбирались к нему. Упали первые капли дождя, и я вытащил на траву тарелку, котелок, и крышку от котелка — за день я выпил почти всю набранную с собой воду. Тут же, еще не начавшись, дождь прекратился, солнце, немного спустившись, снова выглянуло из туч. На востоке появилась радуга. Я собрал посуду, и сразу же капли начали падать снова. Усмехнувшись, опять достал посуду, разложил на видном месте — дождь прекратился. Так я и тусовался до вечера с солнцем.
На закате устроил праздничный ужин — сгущенка, шоколад, заварил черной смородины, оставив себе на утро только пару глотков. Высыпали звезды, и, сообразив, где еще в моих припасах содержится вода, я высыпал оставшиеся шоколадные плитки и, завернув в фольгу, запек в углях лук.
Наутро я вышел в город.
