Война 1830–1831 годов ютится где-то на задворках нашего исторического сознания, что абсолютно не соответствует ни ее воздействию на современников, ни той роковой роли, которую она сыграла в российско-польских отношениях. Началась она с попытки убить брата Николая I цесаревича Константина, а завершилась победоносным штурмом Варшавы.
УМЫ РАЗГОРЯЧИЛИСЬ…
«Бомба», рванувшая в 1830 году, была заложена намного раньше — в конце XVIII века, когда Россия, Пруссия и Австрия на троих поделили ослабленную внутренними неурядицами Речь Посполитую.
России при этой дележке достались земли, которые она по причинам культурно-исторического характера искренне считала своими, — нынешние Литва, Западная Украина и Белоруссия. Поляки также искренне считали их своими «кресами» — окраинами.
В 1807 году из отобранных у Пруссии польских земель Наполеон создал герцогство Варшавское, фактическим правителем которого стал племянник последнего польского короля Юзеф Понятовский. Последний принял участие в походе на Россию во главе 60-тысячного польско-литовского контингента и стал единственным иностранцем, посмертно получившим в 1813 году звание маршала Франции.
Логика современных войн требует для противника сурового наказания. Но два века назад врага часто пытались сразить благородством. Присоединив в 1815 году к России значительную часть собственно польских земель, Александр I учредил на них Царство Польское, даровав ему широкую автономию с конституцией, парламентом и собственными вооруженными силами.
Командующим польской армией стал брат царя Константин Николаевич, но основу ее составили те, кто еще недавно воевал против русских под знаменами Бонапарта. Даже главой исполнительной власти — наместником — стал плененный на Березине и потерявший там ногу генерал Юзеф Зайончек. На должность наместника претендовал и друг императора — князь Адам Чарторыйский, но государь в то время относился к нему весьма прохладно, возможно, по причине слухов о романе красавца-поляка с императрицей Елизаветой Алексеевной. В истории российско-польских отношений полно парадоксов: Зайончек вплоть до своей кончины в 1826 году будет вполне лоялен России, а вот князь Адам, некогда вполне успешно руководивший всей внешней политикой империи, станет одним из лидеров восстания…
Скептические прогнозы насчет того, что поляки по достоинству оценят свою автономию, стали раздаваться сразу же после создания Царства Польского.
На одном из парадов, наблюдая за браво маршировавшими польскими частями, генерал-лейтенант Иван Паскевич поинтересовался у своего бывшего начальника Александра Остермана-Толстого: «Что из этого будет?» — «А вот что будет: что ты через 10 лет со своею дивизией будешь их штурмом брать». «Он ошибся на три года, — отметил Паскевич в своих записках, — и я брал у них Варшаву как главнокомандующий».
«ФРАНЦУЗСКОЕ ОБЕЗЬЯНСТВО»
Александр I, казалось, ни о чем подобном не думал. В 1818 году в речи на открытии сейма он хотя и туманно, но высказал готовность распространить польский конституционный опыт на другие регионы империи, а также намекнул на возможность присоединения к Царству Польскому кресов.
Идею насчет кресов российское общественное мнение дружно встретило в штыки, а что касается конституционного опыта, то оценить его в России просто не имели возможности. О бурных дискуссиях в сейме и на страницах польской прессы мало что знали даже в Петербурге, не говоря уже о российской глубинке. Экономически Польша больше ориентировалась на Запад. И даже попытка наладить связь между российскими и польскими нелегальными военными организациями фактически завершилась ничем, упершись в обсуждение будущего все тех же кресов.
Вступивший на престол в декабре 1825 года Николай I разгромил своих революционеров, а вот насколько плохи дела в Польше, он представлял не совсем ясно.
В 1828 году Россия начала войну с Турцией. Наверное, чувство опасности сблизило бы русских и польских военных больше, чем устраиваемые Константином Павловичем совместные обеды, но брат императора настоял, чтобы со стороны поляков в сражениях участвовали только добровольцы. Зато Варшаве подарили несколько трофейных пушек, которые предполагалось использовать на постаменте памятника королю Владиславу III, погибшему в 1444 году в битве с османами. Еще одним красивым жестом стало разрешение на установку в центре Варшавы памятника Юзефу Понятовскому.
Поляки эту политкорректность не оценили. Фактически они разделились на две партии — умеренные, или, как позже их стали называть, «белые», были согласны оставаться в составе России при условии присоединения к Царству Польскому кресов. Радикалы, или «красные», хотели того же плюс полной независимости от России и провозглашения республики. Первые действовали политическими методами, вторые создавали тайные организации, готовившие восстание. Самая воинственная из таких организаций существовала в Варшавской школе подхорунжих.
В июле 1830 года во Франции произошла революция, в результате которой королем стал Луи-Филипп Орлеанский. Чуть позже бельгийцы заявили о намерении выйти из состава королевства Нидерланды.
Как писал в дневнике начальник III отделения Александр Бенкендорф, «в Брюсселе, как и в Париже, победа осталась на стороне революции; там, как и тут, законность должна была преклониться перед беспорядком и монархия — перед демократическими идеями. Умы разгорячились, и легкость успеха в этих двух странах не могла не одобрить и не внушить новой отваги людям злонамеренным. Обезьянство французским доктринам, увлекшее слабые польские головы в первую революцию и приведшее Польшу к первому ее разделу и теперь в том же духе, и послужило сигналом к восстанию».
КАК «НЕДОРЕЗАЛИ» ЦЕСАРЕВИЧА
Вечером 29 ноября полторы сотни подхорунжих атаковали казармы квартировавшего в Варшаве лейб-гвардии Уланского полка, а еще 14 заговорщиков совершили нападение на резиденцию Константина Павловича.
В городе начались уличные бои, причем все квартировавшие в городе русские части и примерно половина польских войск сохранили верность Константину Павловичу. Прояви великий князь большую твердость, восстание было бы подавлено в зародыше.
Однако великий князь вывел верные ему полки из города, заявив, что не хочет править такими неблагодарными людьми, и освободил поляков от принесенной ему присяги. Затем походным маршем он повел своих соотечественников в Россию.
Для польских умеренных случившееся стало сюрпризом. Верховный орган исполнительной власти — Административный совет — оценил переворот как событие «столь же прискорбное, сколь и неожиданное» и попытался начать переговоры с Николаем I. Но поскольку тон в Варшаве задавали теперь радикалы, было выдвинуто требование о присоединении к Царству Польскому кресов.
И без того обиженный за своего брата, Николай I расценил это как оскорбление, заявив, что примирение возможно только при условии полного и безусловного покаяния. Умеренные пойти на это не могли, даже если бы и хотели.
4 декабря было сформировано Временное правительство Польши из семи человек, среди которых был и радикал — историк Иоахим Лелевель, однако возглавил его лидер умеренных Адам Чарторыйский. Звучала идея назначить диктатором популярного генерала Юзефа Хлопицкого, но он был сторонником компромисса и в случае продолжения борьбы соглашался служить только «простым солдатом». В конце концов главнокомандующим польской армии избрали не блещущего полководческими дарованиями Михаила Радзивилла.
25 января 1831 года сейм принял акт о низложении Николая I с престола Царства Польского, который российские юристы оценили как абсолютно незаконный. Время переговоров закончилось. Теперь должны были заговорить пушки.
«Секретные материалы 20 века» №5(365), 2013. Дмитрий Митюрин, историк, публицист (Санкт-Петербург)