27 июля 1962 года Юрий Гагарин вновь оказался в невесомости в самолете, летящим на большой высоте. Но в отличие от космического полета, Гагарин теперь мог в большом салоне летать, парить, кувыркаться. Об этом прочтите в моей статье «Еще три встречи с Юрием Гагариным»
В этом полете был и генерал Каманин. Он чувствовал себя при невесомости не очень-то хорошо. После полета он был спокойно мрачен.
Ведь он был удручён несовершенством привязной системы, обнаруженным при невесомости, и думал о сроках её доработки. Меня не замечал, уехал не попрощавшись. А Юрий Гагарин пожал руки всем, кто был в самолёте, многозначительно улыбнулся. Мне было не до их корпоративных «обычаев», я был занят расшифровкой своих записей, принимал участие в обсуждение нужных доработок привязной системы с учётом анатомии и подвижности человека, делился с конструктором привязной системы уже накопленными мной знаниями о возможной в невесомости дискоординации движений. Однако, все летавшие тогда в ТУ-104 были удивлены, некоторые даже обижены полным невниманием к ним генерала Каманина.
Он уезжал ни на кого не глядя, не поблагодарив даже экипаж. Из-за чего? Можно только предполагать. Вот версии, подсказанные моими товарищами, участниками того полёта:
- генерал был рассержен тем, что нужно потратить много времени и средств на совершенствование привязной системы к креслу космонавта в корабле «Восток»;
- честолюбивому генералу была неприятна своя «слабость», проявленная в полёте; его стеснительность проявилась, как негодование и на себя, и особенно на свидетеля, профессионально диагностирующего его болезненное состояние. Вряд ли генерал опасался огласки того, что у нас в самолёте проявилась «слабость» его здоровья. Он, конечно же, был выше этого;
- Каманин, возможно, сам хотел полететь в космос. И вдруг плохо почувствовал себя даже при коротких режимах невесомости (и перегрузках!). Это значит – нет для него орбитальной невесомости.
Но я думаю, что Каманин был мрачен и неразговорчив из-за того, что его раздирали сомнения: он думал о том, насколько же опасна невесомость. Он вспоминал о неблагоприятных реакциях Гагарина и Титова при длительной невесомости в космических полетах. Однако, теперь перед ним в полете на самолете при кратковременных режимах невесомости все были веселы, рады, и ни у кого не случилось ни рвоты, ни головной боли, хотя только у него возникли симптомы «спутниковой болезни». Как же ему быть? Согласиться ли с С.П. Королевым и пустить человека в трех- четырех-суточный космический полет? Или же настаивать на повторении односуточного?
Что записал в дневнике в этот день – 27 июля 1962 года Н.П. Каманин? Ничего. Почему? Не было времени? Или плохо себя чувствовал после полёта? Подробная запись о полете в нашем ТУ-104 была им сделана на следующий день: «27 июля. Сегодня вместе с Гагариным, Волыновым и Комаровым на самолёте ЛИИ ТУ-104 летал на невесомость. Ощущение невесомости очень приятное, я с удовольствием ожидал очередного сеанса, а их было 6 по 25 секунд каждый, и сожалел, что слишком быстро возвращается привычный вес. Целью полёта была проверка возможностей входа и выхода космонавтов в свое лётное кресло. В результате двух полетов и 12 горок пришли к выводу: время невесомости в 25 секунд позволяет космонавту выйти из кресла за одну горку, а на обратный вход требуется 4 - 5 горок. В условиях реального космического полёта время на выход и вход в кресло у космонавта не будет ничем ограничиваться, важно, чтобы все десять операций по освобождению от подвесной системы и по выходу из кресла осуществлялись точно и последовательно, а сколько секунд или минут на это будет затрачено – это не имеет никакого значения. Наоборот, тренировки с большими ограничениями по времени на исполнение операций могут привить космонавтам вредные навыки. Решили тренировки в воздухе больше не проводить, а заменить их тренировками на земле без ограничений по времени, с задачей добиваться точности и последовательности исполнения всех операций» [Каманин Н.П. Скрытый космос. М.: РТСофт. 2013.С.126]. Обсудим его дневниковую запись:
1. Из дневниковой записи видно, что она сделана на следующий день после полета.
2. Слова «ощущение невесомости очень приятное» Каманин пишет, вспоминая только первые два режима невесомости. Это могло бы позволить причислить его, по моей классификации, к первому типу людей? Их 19,4% [Китаев-Смык Л.А. Отчет о технических и физиологических исследованиях при кратковременной невесомости в полетах на ТУ-104 №42396 1961; Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М.: Наука. 1983 и др.]. У людей первого типа при кратковременной невесомости возникает чувство проваливания, испуг и сразу вслед за этим – радость, эйфория. Ощущения пугающего проваливания у Каманина могло не быть; как опытный лётчик-истребитель он много раз при пикировании испытывал пониженную весомость и краткую невесомость, благодаря этому у него возникла адаптация к ней. А ощущение эйфории, возникающее у людей первого типа, у генерала осталось. Следовательно, его можно было бы причислить к первому типу людей, но у них при кратких режимах невесомости не бывает неприятных вегетативных реакций: тошноты, потливости, рвоты, боли в груди и животе. А генерал в четвертом режиме невесомости почувствовал себя плохо: неприятные ощущения и в животе, и в груди. О тошноте не говорил, но потливость и бледное лицо я видел. Это значит, что Каманина нужно отнести в третьему типу людей по моей классификации; их 7,2%. У них эйфория, возникающая в начале режима невесомости сменяется вегетативными расстройствами (тошнотой, потливостью, рвотой, чувством недомогания и др.). Кратко ещё и о людях второго типа: у них в невесомости совсем нет приятных ощущений. Им кажется, что самолёт перевернулся и они летят вместе с ним вверх ногами; их всегда начинало тошнить и даже рвать. Есть ещё четвертый тип реагирования – отсутствие каких-либо особых реакций в невесомости.
3. Н.П. Каманин пишет: «Все десять операций по освобождению от подвесной системы и по выходу из кресла» [там же]. Эти операции после полёта были расписаны Валерием Головиным и утверждены сотрудниками завода-института № 918 (создателями космического скафандра СК-1), специалистами из НИИ ПДС МО (они сделали привязную систему) и хронометрированными в полёте мной.
4. В ЛИИ на ТУ-104 №42396 мы всегда летали только один раз в день, и никогда не делали только 6 горок, всегда – 12. А 27 июля – только 10, по указанной выше причине. У генерала (или у его редактора) случилась описка: «В результате двух полётов – 12 горок». В полётном листе, он с ним ознакомился, было написано: 6 горок при полёте от аэродрома ЛИИ в зону полётов и 6 горок при возвращении обратно - к нашему аэродрому. Ну, а двух несделанных нами горок генерал мог не заметить из-за плохого самочувствия.
5. Почему генерал написал, что режимы невесомости длились по 25 сек., а не 28 – 30 сек.? Думаю, что это ошибка редакторов. Когда они готовили дневники Каманина к изданию, ещё один самолёт ТУ-104, принадлежавший военным (на аэродроме Чкаловский) мог делать в своём салоне режимы невесомости продолжительностью лишь 23-25 сек. Цифрой «25» редакторы, надо полагать, заменили то, что было написано в дневнике генерала. «Военный» ТУ-104 в каждом полёте делал лишь по 5-6 горок.
6. Генерал Каманин принял неожиданное, но абсолютно верное решение обучать будущих космонавтов входу-выходу из катапутьтного кресла корабля «Восток» не в режимах реальной, но кратковременной невесомости, а сидя в кресле на земле.
7. Каманин сразу увидел, что привязная система кресла не приспособлена к тому, чтобы космонавт смог расстегнуть её и полетать в кабине «Востока» без риска расстыковки объединенного разъема космонавта (ОРК); а состыковать её с креслом было очень трудно. Генерал дал команду: усовершенствовать привязную систему, испытывая все её изменения в режимах невесомости в полётах на нашем ТУ-104.
Уже через два дня после полёта генерал Каманин пишет в своём дневнике: «30 июля. Сегодня заседала Государственная комиссия по пуску «Востоков» (присутствовало около 70 человек). Решили вылетать на старт 2 - 3 августа. Пуски назначили на 9 и 10 августа. Комиссия рассмотрела много текущих вопросов и утвердила состав оперативной группы для руководства полётом. От ВВС в состав группы вошли Руденко, я, Яздовский и Карпов. На комиссии я докладывал о готовности задания на полёт, о тренировке космонавтов по выходу из кресла и плавании в кабине корабля» [там же, с.127]. На Гос. комиссии Каманин доложил о том, что надо доработать привязную систему корабля «Восток» и разрешил Гагарину ещё раз полетать при невесомости в ТУ-104, чтобы уточнить, какие нужны доработки привязной системы кресла. Юрий Гагарин всё это сделал, вдоволь полетав при невесомости в отсеке над мягким полом в нашем ТУ-104 № 42396 спустя три дня
К июлю 1962 г. наша космонавтика имела опыт двух космических пилотируемых полётов. Гагарин за 108 минут облетел вокруг Земли. Он был плотно прижат привязной системой к катапультному креслу, и его подташнивало: один раз он немного срыгнул. Титов за 25 часов 17 раз облетел Землю; в полёте он также был прижат к креслу. У него была уже выраженная «болезнь укачивания»: многократная сильная рвота. Оба космонавта жаловались на давление ремней, прижимающих к катапультному креслу «Востока-1» и «Востока-2».
Возникал вопрос — неизбежна ли «болезнь укачивания» при длительной невесомости. И тогда полёты в космос становятся невозможными? Либо тошноту и рвоту можно уменьшить, если космонавта не зажимать привязной системой, а дать ему полетать по космическому кораблю?
Ответ на эти вопросы предполагалось получить в третьем космическом полёте. Но кто полетит? Кому доверить решение этих важных, как тогда казалось, проблем? Кто будет космонавтом № 3? А ведь удостоверение с таким номером уже было у Григория Нелюбова после экзаменов, выдержанных «На отлично» первыми шестью кандидатами в космонавты. Однако в январе 1961 г. за ним был замечен неблаговидный поступок: он без разрешения и без сопровождения ненадолго вышел в магазин в посёлке Кратово из нашего Отдела авиационной и космической медицины, где располагались тогда первые шесть будущих космонавтов. А ведь главное, что требовалось от них: строжайше подчиняться приказам руководства, быть предельно дисциплинированными и без сопровождения сотрудниками КГБ никуда не отлучаться.
Об этом можно прочитать в моей статье "Трагическая судьба Григория Нелюбова"
Значит, если не Григорий Нелюбов, то третьим должен лететь его дублёр Павел Попович? И его надо ознакомить с тем, как отстёгиваться от кресла и взлетать над ним при невесомости, хотя бы в авиационном полёте. Но нет! Генерал Каманин, руководивший тогда всеми космонавтами, приехав к нам в ЛИИ, не взял с собой Поповича. Почему? Следующий по списку претендентов в космонавты — Андриян Николаев, — именно ему потом и было доверено в космосе отстёгиваться от кресла и летать по кабине космического корабля «Восток-3». Но его Каманин тоже не привёз в ЛИИ, чтобы познакомиться хотя бы с краткой невесомостью. Почему?
Каманин приказал одеть скафандр СК-1 (как у Гагарина) не на Григория Нелюбова, а на Владимира Комарова. Почему? Из-за чего был взят на борт нашего самолёта Комаров? Ведь он не был в числе первых шести особо отобранных и обученных кандидатов в космонавты. Только ли потому, что Комаров — единственный из первого отряда космонавтов имел высшее образование и был достаточно опытным авиационным инженером? Официальная версия причины отсутствия Нелюбова — нарушение его здоровья. Комаров летел в нашем самолёте вместо него?
Наконец, какая роль предназначалась в полёте на нашем Ту-104 Борису Волынову? Он тоже был в составе первого отряда космонавтов, но не в числе первых шести. Надо думать, Каманин, может быть, предполагал послать третьим в космос его.
И вот первым в мире летал при невесомости по кабине космического корабля Андриан Николаев. У него во время более чем четырёхсуточного космического полёта возник «головной тип болезни укачивания»: не было рвоты, но мучила головная боль, болезненность в шее усиливалась при движении головой, а тошнота проявлялась как муторное ощущение во всём теле. После полёта Андриан сказал, что дольше четырёх суток в космосе быть невозможно. Какова причина его недомогания при длительной невесомости? Ошибочные критерии отбора первых космонавтов. Авиационные-военные врачи отбирали и тренировали первых космонавтов как лётчиков-истребителей. Критерии отбора людей для долгой жизни в невесомости — иные. А космических врачей, разработавших позднее эти критерии, ещё не было.
Зачем я пишу здесь об этом? Чтобы показать сложность принятия решений, не только в описанной выше ситуации, но и на всём пути развития космонавтики, и в жизни людей, творивших и творящих её теперь.
Ответы на эти вопросы пытается найти историк авиации А. А. Симонов. Он узнал у космонавта Б. В. Волынова, что 27 июля 1962 г. в ЛИИ на самолёте Ту-104 № 42396 в режимах невесомости летали вместе с генералом Каманиным дублёры претендентов на третий полёт в космическом корабле «Восток-3».
А вот основной состав — Николаев, Попович, Быковский — в июле 1962 г. знакомились с кратковременной невесомостью, летая по параболической траектории в другом самолёте Ту-104, временно базировавшемся на военном аэродроме Чкаловский. Симонов установил, что туда был направлен Ту-104 № 42394. Он также, как и наш Ту-104 № 42396, был изготовлен на Харьковском авиазаводе в 1959 г., передан в правительственный авиаотряд («Внуково») и потом временно выставлен на центральной площади ВДНХ как образец выдающихся достижений авиастроения в СССР. В его салоне побывали более 2,5 миллионов посетителей. Возможно, и Ваши, читатель, дедушки и бабушки побывали как зрители в салоне этого самолёта. После небольшого ремонта самолёт был передан в ЛИИ для доработки систем топливо- и маслоподачи.
Позднее, по данным А. А. Симонова, этот самолёт был передан на аэродром Чкаловский и именно в нём в 1962 г. летали в режимах короткой невесомости Николаев, Попович, Быковский. Это подтверждают кадры из снятого тогда кинофильма. Знакомые военные авиакосмические врачи рассказывали мне, что их генерал, увидев кинокадры, на которых я, одетый в гагаринский скафандр, кувыркался при невесомости в нашем Ту-104 № 42396 (вскоре после орбитального полёта Гагарина), сказал: «Что за безобразная фигура? Ноги поджаты, и руками, как воробей, машет». (Смотрите мою статью "Как в гагаринском скафандре летал я в невесомости по салону самолёта Ту-104А № 42396" ). Потом, широко раскинув руки, громко добавил: «Чтоб все вот так летали в невесомости! Вы — лётчики, а не воробьи». На кинокадрах ниже видно, что будущие космонавты буквально выполняли приказ. Генерал не знал особенности гагаринского скафандра, — он был скроен и сшит для космонавта в позе «сидя». Потому летая, я выглядел кургузым.
После этого Ту-104 № 42394 был возвращён в ЛИИ. Там он использовался для испытаний в режимах кратковременной невесомости, в полётах по параболической траектории, различных технических устройств, предназначенных для полётов в космос. Ведущим инженером на нём стал Евгений Евсеев. Летая с ним, я проводил исследования влияния невесомости на зрение моих подопытных, ими были инженеры, проводившие в полётах технические испытания, и члены экипажа. Симонов установил, что три самолёта Ту-104 лишь в 1967 году были переданы Центру подготовки космонавтов согласно распоряжению СМ СССР № 233 от 14.11.1966 г. «для тренировки космонавтов на невесомость». После этого военные врачи из Института авиакосмической медицины уже больше не приезжали к нам в ЛИИ, чтобы изучать, как влияет невесомость на животных и людей.
Друзья, понравилась статья? Ставьте лайки и подписывайтесь на канал «Проникновение в космонавтику».
Дайте прочитать вашим родственникам и знакомым. Пусть они тоже подпишутся на канал. Читайте предыдущие материалы и те, что будут публиковаться дальше.
С уважением, Леонид Александрович Китаев-Смык.