Автор текста:
Лауреатом Литературной премии имени Александра Пятигорского в 2018 году стал Олег Аронсон. Он получил награду за книгу "Силы ложного" (М., 2017). С разрешения автора MoReBo публикует его предисловие к книге.
Предисловие
Озаглавив книгу «Силы ложного», трудно удержаться от того, чтобы не заговорить об истине. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, так или иначе, этот мотив будет возникать. Но все же сразу отмечу существенное отличие того, что названо словом «ложное», от «лжи», которая входит в привычную для нас дихотомию истина/ложь, подспудно пронизывающую практически все наши суждения, даже те, которые утверждают относительность истины или ее невозможность в современном мире. Меня же интересуют высказывания, в которых эта оппозиция перестает иметь значение или по крайней мере проблематична. Очень разные тексты, собранные здесь, под одной обложкой, как раз представляют собой поиски в этом направлении. Они посвящены не раскрытию смысла тех или иных явлений, теорий, произведений, а тому, как некоторые вещи (будь то отдельные рассуждения молодого Маркса или стихи Мандельштама, формы политического протеста или рождение нового кинематографического жанра, теория искусства Толстого или современная художественная практика) выступают свидетелями радикальных перемен, произошедших в мире и нашем опыте его восприятия. И дело не в том, что какие-то изменения пока еще недостаточно осмыслены и, казалось бы, именно поэтому представляются несущественными, а в том, что именно несущественное и есть то место, где может происходить изменение. Перед нами лишь связи и отношения, которые кажутся порой неочевидными и даже надуманными, которые настолько слабы и незначимы, что логика, стоящая за ними, едва различима. Тем не менее, делая на них акцент, мы проявляем и их подспудное действие. Это и есть те слабые силы, которые всегда не там, где с определенностью (или надеждой) можно сказать об истине иди лжи, правде или обмане. В лучшем случае они кажутся просто случайными, однако именно они заполняют мир повседневности, жизнь обыкновенного человека. Даже если мы не замечаем этого. Это образы, которые проявляются не в созерцании или воображении, а которые скрепляют собой практику сосуществования людей друг с другом. Они и есть то, что названо «силами ложного». Они — силы, поскольку действуют, хотя и слабы. Они силы ложного, поскольку выявляют отношения, для которых логика противопоставления истины и лжи уже не работает.
Почему надо было называть их силами ложного? Почему бы не дать какое-либо нейтральное именование, чтобы вновь и вновь не затрагивать уводящие в сторону размышления о множестве различных концепций истины?
Во-первых, это недвусмысленная отсылка к философии Жиля Делёза, из которого и извлечено само словосочетание, давшее название книге. Именно так я склонен переводить его les puissances du faux. Здесь puissance не столько власть в привычном для нас политизированном смысле, понимаемая как «господство» (для чего во французском языке используется слово pouvoir), а именно «сила», родственная ницшевской Macht, превышающая человеческие способности воления, желания, стремления к выживанию, то есть некий принцип организации самой жизни. Это своего рода указатель на стремление к имманентистскому характеру представленных в книге рассуждений, или, говоря проще, к такому типу анализа, когда обращение к трансценденции (что было долгое время одной из основных задач философии и подспудно присутствует в любой теории) оказывается под запретом. «Истина» — одно из имен трансцендентного, и продолжает таковым быть даже в таких современных ее концепциях, как, например, у Алена Бадью, где она революционна и множественна.
Во-вторых, через слово «ложное» лучше устанавливается режим недоверия факту, явлению, идее и т.п. Kогда же речь идет о процессах, о динамике и изменчивости, не предполагающих никакой формы устойчивости, никакой сущности, то недоверие сопровождает все моменты остановки восприятия и понимания (вещи, факты, явления). И это не картезианское сомнение, предполагающее свое преодоление в рефлексии, а то, что как раз сомнений не вызывает, мир стереотипов, банальных суждений и практических действий, который словно не достоин сознания субъекта.
И, наконец, в-третьих, это слово постоянно фигурирует, когда мы говорим о современных медиа и массовой культуре. С одной стороны, массовое общество наполнено стереотипами, образами непрерывно действующей нерефлексивной повседневности, к которой причастен каждый, а с другой — все эти образы, будучи предъявлены, создают ощущение тотальной фальши, симуляции, обмана.
Проблема заключается в том, что слово «ложное» ценностно окрашено. Будучи использовано в различных областях, оно охватывает спектр негативных значений от ошибок и проступков до обмана и преступления. Но как раз именно поэтому оно и присутствует в названии книги. Речь не идет о смене полюсов, о придании «ложному» ценности. Вопрос скорее о том, как иметь дело с неценным, с тем, что, будучи предъявленным, выглядит нелепо, неуместно и с неимоверной быстротой интерпретируется в терминах «ложного».
Такова, например, банальность. Порой она бывает произведена выдающимися авторами, вовсе и не предполагавшими, что когда-нибудь их оригинальное высказывание и даже парадокс превратятся в клише.
Так, фраза Пушкина «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», которая как раз меняла ценностные полюса истины и лжи, сегодня стала настолько расхожей, что фигурирует в своей целостности как парадокс гения, тем более что мы знаем от того же автора, что «гений — парадоксов друг». Такова же судьба превращения в клише фраз Достоевского о красоте, спасающей мир, Чехова о человеке, в котором всё должно быть прекрасно, Сент-Экзюпери о тех, кого мы приручили, и многих других. Но такова и судьба многих философских и политических концепций, художественных произведений и даже произведений современного искусства. Эта динамика превращения того, что было событием культуры, в клише характеризует наш век, в котором ценности фальшивы и обесцененным становится даже то, что еще недавно представлялось ценностью непререкаемой.
Kазалось бы, сюжеты, затрагиваемые в книге, далеки от анализа культурных стереотипов, но логика массового общества, в которой истина, ценность и клише оказываются практически неразделимы, является необходимым условием представленных на суд читателя текстов. Можно даже сказать, что массовая культура здесь исследуется на предмет ее генеалогии, ее рождения в пространстве опыта перехода от эпохи господства индивида к нашему времени, в котором индивид с его «внутренним миром», «субъектностью», «персональностью», «свободой воли» и тому подобными характеристиками превращен в чистую фикцию.
Нам привычно иметь дело с негативным отношением к клишированным суждениям и образам. Таков взгляд из истории культуры, где ценностью были индивидуальность, оригинальность, новизна (и на уровне риторики, на уровне массмедийных стереотипов они таковыми и остаются). Сегодня, однако, человеческое мышление и действие куда в большей степени обусловлены нашей принадлежностью общности, нежели ценностью индивидуального. И то, что было названо динамикой превращения в клише — одно из проявлений нашего мира, пронизанного уже не логикой силлогизмов, рациональных аргументов и разумных выводов, а аффективной логикой общности. Но чтобы приблизиться к ней, необходимо в клишированных образах разглядеть не привычную
негативность утраты высокой культуры, а проявление демократической тенденции, проявляющей себя не только в политике, но и в других сферах, где действие общности не столь очевидно.
Далее: https://morebook.ru/tema/nauka/item/1531436761693