В детстве я подолгу лежал в больницах. Арахноидит - воспаление мозговых оболочек, осложнение после паротита - диагноз был очень серьёзный.
Мне не довелось ни умереть, ни стать овощем-инвалидом. Моя мама по счастливой случайности была медицинской сестрой.
Энцефабол и другие ноотропы тогда давали по лимиту - всего 5-6 рецептов на месяц на всю поликлинику и наше счастье заключалось в том, что мама работала с невропатологом, которая и распределяла эти рецепты.
Будучи главным специалистом её врач прекрасно понимала, что мне не справиться без этих лекарств. Она же и в стационар меня определила к лучшему неврологу города.
Помню, в день в три захода мне ставили с дюжину болючих уколов, их названия - B1, B2, B6, B12, магнезия - я помню до сих пор. И это не день, не два, а целыми курсами...
Я бесконечно благодарен родителям за всё что они сделали для моего выздоровления. Расскажу одну больничную историю того времени.
2.
Как-то меня положили в палату к мальчикам постарше меня. Природа мальчиков неизменна - это вечные соперники с миром, обстоятельствами и друг с другом. Поверьте, я знаю, что говорю, так как сам - отец троих сыновей.
Моя койка была у окна. Напротив меня у стены лежал самый старший в палате мальчик Алёша. Он был очень бойкий. Лично меня он не трогал, но другим мальчишкам доставалось от него. Всё это мне казалось несправедливым. Не имея возможности противостоять ему силой руки, я решил воздействовать силой слова.
В моей тумбочке лежал шарф. Однажды вечером, вернувшись с ужина раньше остальных, по дороге в палату я раздобыл у постовой медсестры катушку ниток с иголкой. Размотав катушку, я привязал нитку к концу шарфа.
Прямо над кроватью этого парня находилось прямоугольное окошко вентиляционного канала. Я вынул пластмассовую решетку и затолкал шарф в отверстие. Другой конец нитки я опустил за спинку кровати, провёл через палату вдоль стены и несколько раз обмотал вокруг металлической ножки своей койки.
И вот, согласно больничному режиму наступил час отбоя. Постовая медсестра зашла, убедилась что все лежат в своих кроватях и щелкнула выключателем.
3.
Начался обычный ночной треп. В ход пошли анекдоты про негра и русского, про Петьку и Василия Ивановича, про Гену и Чебурашку, про чукчу, поручика Ржевского и и неизменного пошляка и двоечника Вовочку.
Смеялись в полголоса, в подушку, чтоб не услышали на посту, но сдержаться было невозможно, и после очередного взрыва хохота дежурная сестра забегала в палату и делала нам строгое предупреждение. Мы лежали чуть дыша, натянув на лица простыни, и давя смех, но, стоило закрыться дверям за ней, как мы снова принимались за своё.
Когда были рассказаны все анекдоты про Штирлица, психушку и дистрофиков, доходила очередь до анекдота про гроб на колёсиках. Его рассказывали таким замогильным голосом, что уже было непонятно - это смешно или жутко. Наступало время для страшных историй.
4.
Типовой набор страшных больничных историй включал в себя рассказы о мёртвой девушке в белом платье залитом вином, о чёрном пианино, о чёрной-пречёрной руке и о красном пятне на стене...
- Ребята, а вы слышали историю о Пёстрой ленте? - спросил я тихо, когда наступила очередная пауза.
- Что за пестрая лента такая?
- Это один из рассказов о Шерлоке Холмсе, известном сыщике.
- Давай, рассказывай...
И я принялся рассказывать. Дойдя до того места, когда за стенкой у сидящих в засаде Шерлока Холмса и доктора Ватсона раздался свист и постукивание, я сказал:
- В этой комнате над кроватью была точно такая же вентиляция как у нас.
Мальчишки бросили взгляд на вентиляцию, которая хорошо было видна, так как на неё сквозь матовые стёкла дверей в палату падал неяркий свет из коридора. До кульминации оставались считанные секунды...
- Ватсон, зажгите свечу, что там за шорох под потолком!
- О Боже! Пёстрая лента!...
Придав последним словам драматическую окраску, я медленно потянул за нитку. Из вентиляции показался кончик шарфа, он высунулся, на секунду замер, качаясь из стороны в сторону и скользнул вниз настолько змееподобно, что мне самому на секунду показалось, что это змея!
Одновременно в палате раздался громкий дикий вопль:
- Ааааааааа!
Шарф ещё только скользил вниз по стене, когда Алёшу подбросило вертикально вверх и с невероятной скоростью, практически мгновенно он оказался у дверей в палату и с истошным криком стал дергать ручку на себя, тогда как обе створки дверей распахивались наружу.
Аааааа! - Алёша кричал так, что я думал, он лишится рассудка. Я не на шутку за него испугался.
Прибежавшая на крик медсестра ничего не смогла добиться от мальчика, который только трясся и посиневшими обескровленными губами, размазывая ладонями по щекам слёзы, повторял:
Аа... уу... там.... т-т-там... п-пёстрая л-лента...
Так ничего и не поняв, ей пришлось включить свет и перерыть всю постель. Кроме пластмассовой решетки и обсыпавшейся побелки под кроватью ничего не нашли, так как шарф давно уже лежал под моей подушкой. В начавшейся суматохе я подобрал его. Как ни странно, никто ничего не заметил.
5.
Медсестра так и сидела в эту ночь на краешке Алёшиной кровати, по-матерински поглаживая его волосы, пока мы все не заснули.
Это случай сблизил нас всех, сбил с антигероя спесь, а за мной утвердил славу лучшего рассказчика страшных историй неврологического отделения красноярской межрайонной детской клинической больницы номер один.
И пока я не выписался, меня так и звали Шерлоком Холмсом. Кто знает, может быть отчасти поэтому я впоследствии остановился на профессии агента по недвижимости.