Воспоминания выдающихся учёных-клиницистов нашего времени о своих учителях
Отечественная медицина, среди всего прочего, славна своей преемственностью. Однако, несмотря на наличие в каждом без исключения медицинском вузе нашей страны кафедры истории медицины, современные доктора мало что знают о корифеях врачебного дела – тех, благодаря кому в той или иной степени они получают образование, а также имеют возможность пользоваться различными методами диагностики и лечения заболеваний. Иными словами – профессия теряет своё благородство и интеллигентность, в то время как общеизвестно, что испокон веков в нашей стране врач, наряду с квалификацией, обладал глубокой культурой и общей эрудицией.
К счастью, у нас есть отдельно взятые представители медицинской общественности, которые пытаются возродить эту связь поколений в клиническом мире, удивительным образом сочетая в себе как высочайшую общую культуру и профессионализм ушедшей плеяды докторов, так и нетривиальный подход к одной из наиболее консервативных специальностей, адаптированный к нынешней реальности.
В своё время мне довелось беседовать со многими выдающимися учёными-клиницистами нашего времени, которых, среди прочего, я просил рассказать о своих учителях.
Академик РАН В.С. Моисеев об академиках АМН ССР В.Х. Василенко и Е.М. Тарреве:
«Обучение в субординатуре я проходил на кафедре пропедевтики внутренних болезней, возглавляемой в те годы академиком В.Х. Василенко. Владимир Харитонович, вне всякого сомнения, был не просто умным, а необычайно мудрым человеком. Это был представитель киевской школы терапевтов, ученик великого Николая Дмитриевича Стражеско, который в свою очередь был учеником В.П. Образцова, а Образцова приходился учеником С.П. Боткину. Таким образом, я прямой потомок великого Боткина в профессиональном отношении (смеётся).
С 3-го курса я занимался в студенческом кружке при кафедре Василенко. Именно он обучил меня работе с научной литературой: по его распоряжению я реферировал англоязычный журнал «Ланцет», еженедельно докладывая на утренних конференциях в клинике о западных достижениях в области внутренней медицины. Благодаря Василенко я научился азам клинического осмотра, общению с больными. Я вспоминаю, как под руководством академика вёл страдавшую лейкозом жену известного артиста Вольфа Мессинга.
То, как Василенко обсуждал пациентов и делал обходы, было очень поучительным: без лишних слов, конкретно и по существу. Это был человек с железной волей и твёрдым характером. Его отличали невозмутимость и равновесие духа. Примечательно, что Владимир Харитонович пользовался большим уважением среди коллег. В частности, к нему очень тепло относился академик Владимир Никитич Виноградов – выдающийся терапевт. Я собирался и в дальнейшем обучаться в его клинике…
Однако ординатуру и аспирантуру вы прошли на кафедре ещё одного незаурядного учёного-клинициста – академика Е.М. Тареева. По распределению я оказался в городской ординатуре на базе столичной ГКБ № 24, где терапевтической службой руководил Евгений Михайлович. Пожалуй, от не менее великих своих современников его отличала неиссякаемая энергия. Он буквально горел своим делом, жил клиникой. Это был терапевт широчайшего диапазона, досконально разбиравшийся во многих областях внутренней медицины. С моей точки зрения, именно Тареев является основоположником современных ревматологии, нефрологии и гепатологии. Главный принцип работы своей клиники он формулировал так: «Больной – книга, книга – больной».
Евгений Михайлович много времени уделял работе с молодёжью. Интересовался нашей жизнью вне клиники, старался выявить в каждом из нас склонность к той или иной клинической области, максимально использовать наш потенциал применительно как к науке, так и к практической деятельности. Тареев – создатель наиболее крупной медицинской школы: воспитал шесть поколений заведующих кафедрами. Он умел развивать молодых врачей максимально всесторонне, прививая широкую профессиональную эрудицию. Он ценил людей, в первую очередь, за их деловые качества и преданность профессии.
В неформальной обстановке Евгений Михайлович был очень доступным и по-хорошему простым человеком. Я часто бывал у него дома, дружил с его дочерью Ириной – крупным учёным-нефрологом. Тареев играл на фортепиано, говорил на нескольких языках.
Зачастую заведующие кафедрами подбирают себе сотрудников «по росту» – не терпят, чтобы кто-то был способнее их. У Тареева такое качество отсутствовало напрочь. Ему это было просто не нужно. Он был недосягаем. Мне очень лестно быть одним из многочисленных его учеников».