Найти тему

Унесенные ветром

Фотография собственного изготовления
Фотография собственного изготовления

Есть у меня друг. Ну как друг, дурак редкий. Или романтик. Или это одно и тоже?

Как-то промозглым осенним вечером, в едких клубах кальянного дыма, за бокалом чего-то противного на вкус, но согревающего, поведал он мне эту историю, поразившую то, что романтики называют душой.

В один из ярких дней лета, когда высокие тополя играют с теплым ветром своими макушками, а байкеры не могут надышаться жарким зноем, бензином и свободой, гоняя ночи напролет, угораздило его встретить её.

Следующий абзац о том…

как ее огромные, живые, выразительные глаза, побуждают забыть о всех невзгодах, о добре и зле, о теории струн и струнах его гитары…

как перехватывает в груди - ведь невозможно вдохнуть, пока ее ресницы не сомкнутся хоть на миг…

как ветер гладит ее волосы, словно крылья античного Пегаса…

как ее губы, едва приоткрывшись, заставляют распускаться цветы, словно на них упали первые капли дождя, после затянувшейся засухи…

как ее молодое, красивое, упругое то, что под платьем, склоняет мужчин, женщин и всех остальных сворачивать шеи.

Они были вместе не больше месяца, длиною в целую охапку бесконечных дней. Он шутил, она сияла. Она смотрела ему в глаза, он улыбался. Не имело значение - день или ночь. Когда приходило сообщение, она уже знала, что этим вечером хочет принадлежать ему. Когда приходило сообщение, он начинал считать минуты до того, как увидит яркие огоньки в ее глазах.

В одну из тех летних ночей, когда готов отдать все счастливые билетики на свете, лишь бы эта Большая медведица светила вечно, выйдя после сеанса из кино, они ели клубнику возле его машины на парковке торгового центра. Дул теплый, легкий ветер. Он надел на нее свой пиджак и первый раз поцеловал: «Я больше не ем нутеллу» - «Почему?» - улыбнулась она. Он с удивлением на нее посмотрел и она звонко расхохоталась.

Она могла взять и засунуть лед из коктейля, ему за шиворот, зная, что никак не избежит этой участи сама. Он писал - нам сегодня придется лезть через забор, она выходила из дома в красном спортивном костюме. Но как она носила платья. Или это они ее носили. Если бы греки были чуть более изобретательны, она была бы богиней платьев, сотни перерождений назад. Но когда им было хорошо, она могла сказать «у меня сейчас гуси улетят». Эта дикая смесь изысканной леди и хулигана с разодранными коленками могла оставить равнодушным разве только камень. Она была утонченной, словно фигурка Клеопатры, вырезанная из слоновой кости, старательным подданным Аменхотепа. Она была легкой как семена одуванчика, пущенные по ветру в конце лета детским дыханием. Она не могла наслушаться, когда он говорил, ведь он знал все обо всем. А без его слов мир был безвкусным как отварной рис. Она любила, когда он смотрел ей прямо в глаза, не отрываясь и не моргая. Она не могла сопротивляться, когда он уверенно брал ее за талию и прижимал к себе.

Звезды так решили, ретроградный Меркурий или еще кто. Они расстались. С деревьев полетели листья, наступила осень.

Жизнь немного потеряла в яркости и насыщенности, как матрица старой Leica, дни пошли той самой чередой, какой они идут обычно, без ожиданий утра, чтобы увидеть его первое сообщение или вечера, чтобы вдохнуть ее аромат.

Прошло несколько месяцев.

В то утро он проснулся раньше обычного от чуждого ощущения, словно где-то глубоко внутри сработала напоминалка. «Какая напоминалка? О чем?» - Все утро хмурил он брови.

Днем, когда осеннее солнце было в Уральском зените, едва грея бесконечных прохожих, в голове щелкнуло - она. «Так, стоп. Что это значит?»

Весь оставшийся день сосредоточиться на чем-то, кроме разглядывания причудливых облаков, пронизанных блеклыми лучами ленивого светила и размышлений о ней, было фантастически сложно.

Я должен ее увидеть - последняя мысль, с которой его застал Морфей глубоко за полночь.

Прошло еще две недели.

Этим ранним утром она первый раз в жизни ступила с трапа самолета на землю самого красивого города на земле. Ну или одного из самых. На крыше аэропорта яркие, большие, белоснежные буквы составляли слово «Санкт-Петербург».

Она прилетела по приглашению консалтингового агенства, провести мастер-класс по прическам для сотрудниц компании.

Петербургу она сразу понравилась, он встретил ее тепло и в своей манере - легким, настырным ветерком.

В 8:00 она заселилась в гостиницу, разобрала багаж и спустилась на завтрак.

Все было так необычно. Этот город, эта работа, это волнение. Она не могла прогнать это волнение, словно что-то предчувствуя. Что-то плохое? Или хорошее? Или новое?

В 12:58 от менеджера пришло сообщение «Ваше такси подъехало. Черный мерседес» - «Выхожу». Она уже была готова. Накинув куртку, надев ботинки, взяв сумку, пакет со всем необходимым для мастер-класса, она вышла из номера. Быстро сбежав по лестнице гостиницы своей летящей походкой, она оказалась в старой парадной и выпорхнула на улицу. Мерседес оказался не черным, а серым. «Странно» - мелькнуло у нее в голове. Она подошла к задней двери, открыла ее, чтобы сесть, но остановилась, увидев как из водительской двери автомобиля вышел мужчина. Он обошел машину спереди. Их глаза встретились, мужчина улыбнулся.

Это был он! У нее улыбнуться получилось с трудом. И это сложно было назвать улыбкой. Он взял ее за руку, открыл переднюю пассажирскую дверь, она села.

«Соберись. Что происходит? Он? Откуда он здесь? Куда мы едем? Он? Это он!» Сердце предательски колотило, мысли путались и никакая не хотела существовать в ее голове дольше мгновенья.

Он сел за руль. Посмотрел в ее глаза. Снова улыбнулся. Было видно, что он тоже немного волнуется. «Ага, он волнуется, значит это не сон и я не упала в обморок и не лежу на холодном полу, посреди номера гостиницы» - странной мыслью, попробовала она себя успокоить.

Наконец она улыбнулась. Улыбнулась по-настоящему. Улыбнулась так, как тогда, когда покорила его сердце. Но под этой улыбкой не прекращалась буря вопросов и возмущений, адресованных в никуда.

- Я так и знала, что тут, что-то не так - первое, что она смогла сказать. Она сама не поняла почему она хотела, чтобы получилось с возмущением, а получилось как-то слишком легко, как-будто она и не злится. Но она же должна на него злиться! «Или нет? А за что? Да не важно. Почему он улыбается? Хм, а я и забыла, какая у него улыбка».

- Все прекрасно. Сейчас расскажу - он включил drive и серый мерседес тронулся с места. Старые, величественные дома Лиговского проспекта проносились за окном. «Она здесь. Какая же она красивая, особенно, когда растеряна. Особенно, когда улыбается». Явно не ту женщину Парис украл у Менелая.

Его как и ее накрывало волнением.

- Я понял пару недель назад, что хочу тебя увидеть. Что все закончилось как-то глупо.

- Как это тебе пришло в голову? Почему ты это не сделал в Екатеринбурге?

- Я в Петербурге по работе. Я захотел так - он снова улыбнулся, как будто его желания не требуют объяснений - Попросил Юлю тебя выманить, купил билеты. И вот ты здесь.

- Кстати, Юля это кто?

- Моя знакомая, теперь я ей должен шампанское.

- Вот сразу показалось, что Юля очень подозрительно ведет переписку. Да и бутылки шампанского явно мало - я ее сильно помучила своими вопросами - она рассмеялась. Ее звонкий смех отвлекал от дороги, разлетаясь по салону автомобиля. Из-за пунцовых, серых туч выглянуло не по осеннему яркое солнце.

Волнение ушло, сменившись ощущением, что не было этих месяцев. А все то же - вечное лето, они едут по ночному городу на его машине, она в легком платье, играет музыка, окна открыты. И они болтают обо всех глупостях на свете.