События апреля 1918 года, связанные с восстанием в станице Гундоровской, вспоминали, как правило, в дни октябрьских юбилеев и торжеств представители победившей стороны. И они особо подчёркивали, что в те дни казаки расстреляли руководителей Сорокинского совета рабочих депутатов Афанасия Федосеевича Быкова и Георгия Тихоновича Дорошева, после чего сбросили их тела в шурф шахты. В застенках каменской тюрьмы был расстрелян Михаил Иосифович Исаев, вожак казачьей бедноты. Там же находились под стражей Варвара Романовна Филатова, Иван Никифорович Фролов, Яков Федорович Фомин. Им случайно удалось избежать смертной казни. Немецкий военно-полевой суд отправил в казематы Брест-Литовской тюрьмы Г. М. Юрилина и Я. И. Вишневского.
Среди тех, кто пытался остановить казаков, предостеречь их от восстания, был и уроженец станицы Гундоровской, член исполкома Каменского окружного совета, один из соратников Ивана Ефимовича Щаденко, красный партизан Бувин М. Д. Через полвека он вспоминал об этих днях противостояния так:
«Красноармейцы 1 донецкого революционного полка задержали пароконную подводу, нагруженную винтовками и патронами.
При расследовании выяснилось, что оружие было выдано из Каменского арсенала по распоряжению члена окрисполкома Терехова и заведующего военным отделом Иванова.
Они намеревались тайно переправить винтовки и патроны готовящимся к восстанию белоказакам Гундоровской и Митякинской станиц. Установили тогда, что это не первая подвода. Изменники были наказаны по заслугам.
То, что Гундоровская и близлежащие станицы и хутора готовились к восстанию, было теперь ясно.
Решили послать туда отряд красноармейцев. Но член окрисполкома Алёшин, делегат от станицы Гундоровской, стал убеждать нас, что подобная мера излишняя и может только вызвать осложнения.
– Надо поехать в станицу нескольким членам окружного исполкома, – настаивал Алёшин, – поговорить с казаками по душам, и всё кончится миром.
– Я сам поеду и постараюсь убедить казаков, – заявил Алёшин.
Большинство товарищей согласились с ним.
В Гундоровскую вместе с Алёшиным поехал член исполкома, делегат от станицы Митякинской Черноморов. Прибыв в Гундоровскую, они собрали сход на площади. Стали выступать с речами, но… первые же их слова были встречены дружными криками: «Долой!».
Попытки продолжать речь для ораторов закончились плачевно. Озверевшие от науськивания офицерья казаки стащили их с трибуны и начали избивать. Незадачливым успокоителям удалось с трудом уйти из Гундоровки. Вместо умиротворения их приезд послужил толчком к восстанию».
Восстание разгоралось всё больше и больше. С обеих сторон звучали призывы остановиться, не проливать братскую кровь. Но куда там! Лидеры шахтёров и рабочих, поставившие под свои красные знамёна сотни вооружённых людей, обратного хода уже не имели. Тем более их власть, а не какая-то другая держалась в Москве, Петрограде, Ростове и Новочеркасске.
Они ждали помощи оттуда. Помощь не приходила. Приходили указания подавить восстание, расправиться с бунтовщиками. Но быстрая расправа не получилась. И вот как об этом вспоминали белые офицеры в эмиграции:
«17 (30) апреля по полотну Северо-Донецкой железной дороги из городов Харькова и Луганска красные двинули свои полчища на станицу Гундоровскую и напали на хутор Таловый. Ворвавшись в хутор Таловый, красные стали беспощадно вырезать казаков, насиловать женщин и сжигать казачьи постройки. Рёв скота, лай собак, ржанье лошадей и неистовые крики людей, зачастую запираемых и сжигаемых в своих домах, напоминали собой Варфоломеевскую ночь. Кое-кто из стариков и ребятишек верхом на лошадях прискакали в хутор Сорокин и, крича на площади, просили о помощи.
Небольшой отряд под командой сотника Попова Трофима, стоявший в это время в хуторе Сорокин после разоружения рудников, быстро вскочил на коней и помчался на выручку своих казаков. В Сорокине ударили в набат, и через полчаса весь хутор сбежался на церковную площадь, таща с собой, кто какое имел оружие.
Спустя несколько минут, слыша набат, прискакали казаки соседних хуторов в Сорокин и, узнав в чём дело, стремглав понеслись на выручку в Таловый.
Дряхлые старики и молодые казачата, вооруженные кто вилами, кто киркой да мотыгой, тоже шли на выручку в Таловый. Туда же за отрядом ринулись молодые казачки к своим отцам, мужьям и братьям, бьющимся за спасение казачества. Они подвозили патроны, пищу и воду, а там, на поле брани, нисколько не страшась, шли вслед за казачьими цепями, подбирая и увозя раненых и убитых казаков. От утра до поздней ночи бился маленький количеством, но сильный духом казачий отряд, не уступая врагу ни одной пяди земли.
К вечеру хутор Таловый был в наших руках. Покинувшие хутор жители, осторожно прислушиваясь к каждому шумку и выстрелу, возвращались домой.
В ночь под 18 апреля (1 мая) 1918 года дали знать в станицу Гундоровскую начальнику отряда, что красные напали на хутор Таловый, вырезав несколько человек жителей, угнали скот, разграбили и сожгли несколько дворов. На рассвете 18 апреля (1 мая) 1918 года отряд гундоровцев из станицы подошёл к хутору Таловому и занял позиции по северо-западной окраине.
Только поднялось весеннее яркое солнышко, как три бронепоезда красных и три полевых орудия открыли ураганный огонь по хутору Таловому. Разбивая при этом и сжигая дома и строения казачьи и убивая скот и мирных жителей. Густыми цепями пехоты с севера и запада и полком конницы с юга красные повели наступление на хутор Таловый. Закипел жаркий и неравный бой. Редкие, наполовину безоружные, но стройные и несокрушимые цепи гундоровцев пошли навстречу басурманам. Подпуская на очень близкое расстояние к себе красных, гундоровцы с громовым «ура!», соперничая в лихости друг против друга, уничтожали цепь за цепью красных.
С утра до поздней ночи лихой отряд гундоровцев-повстанцев в составе четырёх пеших и двух конных сотен под мудрым управлением есаула Коноводова Ивана Никитича наносил врагу удар за ударом, заставляя его панически обращаться в бегство.
К вечеру 18 апреля (1 мая) 1918 года гундоровцы не только не уступили хутора Талового, но и даже продвинулись вперед, преследуя бегущего на станцию Семейкино противника».
Выражение «Варфоломеевская ночь» ещё не раз будет встречаться в этих публикациях, причём при описании действий как белой, так и красной стороны.
Здесь следует пояснить, что ужасы истребления казачьего населения увидели рядом со своими куренями те казаки, которые за год до этого воевали с немцами и австрийцами на Юго-Западном фронте в составе Российской императорской армии и защищали свою Родину от внешних врагов. Им постоянно разъясняли, что они спасители Отечества от громил и нелюдей. А тут картина совершенно противоположная. Кайзеровские войска ведут себя тихо и спокойно, находясь прямо на границе юрта станицы Гундоровской, в то время как в самом юрте обстреливают из артиллерийских орудий казачьи хутора какие-то пришельцы, разглагольствующие о том, что они несут мир, счастье и благополучие.
Хроника восстания была приведена на страницах рукописного журнала «Донец» буквально по дням и даже по часам:
«К 19 апреля (2 мая) 1918 года весь гундоровский отряд был сосредоточен в станице, чтобы дать серьезный отпор красным, готовящимся напасть на станицу Гундоровскую.
19 апреля (2 мая) 1918 года красные большими цепями пехоты снова повели наступление на станицу.
Отряд казаков, выйдя на окраину станицы, занял позицию и стал поджидать грозную тучу красных. Для удара в тыл противнику был послан партизанский отряд в составе 35 человек под командой есаула И. М. Рытикова.
Волнистые складки местности дали возможность казакам подпустить красных на очень близкое расстояние и затем совершенно неожиданно напасть на них.
Уже вечером, когда цепи красных стали подходить к станице, и, не рассмотрев в темноте, наткнулись на цепи казаков. Выстрел один, другой блеснули в темноте наступавшей ночи. Как ком с горы навалились гундоровцы на красных, насаживая последних на штыки и угощая их прикладом. Не выдержали красные удара и бросились бежать. На обратном пути красные не нашли себе спасенья. Они наткнулись на засевший партизанский отряд, который и разбил их наголову.
Только немногим из командного состава красных удалось бежать, потеряв до 400 человек одними убитыми, несколько десятков пленными, восемь пулемётов, десять патронных двуколок и много другого казённого имущества.
И всё же в ночь на 19 апреля (2 мая) 1918 года гундоровцы были вынуждены уйти из станицы, отступить на левый берег Донца, где был образован штаб обороны, который возглавил Гусельщиков Андриан Константинович. Учитывая всю тяжесть борьбы и неравенство сил, гундоровцы отправились просить помощи у гайдамаков в Луганск.
Но посланная делегация вместо гайдамаков встретилась с немцами. Зная почти безвыходное положение гундоровского фронта, они просили немцев о помощи. В тот же день немецкий отряд вошёл в юрт станицы Гундоровской.
В боях с 20 по 22 апреля (с 3 по 5 мая) 1918 года казаки вместе с силами немецкого отряда освободили станицу. Таким образом, 22 апреля (5 мая) 1918 года гундоровцы... избавились от нападения на них красных, так как по их примеру стали восставать станица за станицей, округ за округом казачьи. Красных били и гнали из пределов области».
Вот такой достаточно красноречивый и всё-таки, надо думать, правдивый рассказ о событиях апреля 1918 года в станице Гундоровской.
Самую короткую информацию для донской исторической комиссии о восстании в станице Гундоровской представил Андриан Константинович Гусельщиков:
«За неделю до Пасхи, в страстной четверг, красные прибыли из Лихой и Каменской. Руководил Щаденко (Иван Ефимович). Командовал подразделениями (имеется в виду гундоровцев) подхорунжий Тимощенков А. О. и начальник штаба войсковой старшина Мазанкин Я. М.
Переправились на пароме через Донец и на том берегу окопались. Послали в Луганск к гайдамакам и вместо них пошли к германцам и попросили у них помощи.
Немцы пошли на Изварино, и к 12 часам дня в пятницу, 20 апреля (3 мая) 1918 года, туда прислали гундоровцы сотню. Перешли в наступление и разбили большевиков».
Не любил Гусельщиков А. К. цветистых фраз и поэтому рассказ о событии, которое достойно более широкого освещения, уложил всего в семь фраз. Зато каких!
Гусельщиков писал свои воспоминания, находясь в эмиграции в Болгарии. Он отлично понимал, что прочитают их только его сослуживцы и собратья по несчастливому житью на чужбине. В советской России публикации о событиях октября 1917 года и последовавшей за этим Гражданской войне стали появляться уже в начале 1923 года, к пятилетию создания Красной армии и затем в феврале 1928 года, когда отмечалась её десятая годовщина. Подобные воспоминания были самыми правдивыми и в них, удивительное дело, красноармейцы не всегда представлялись непобедимой и легендарной силой.
Не очень длинный, но достаточно подробный и соответствующий исторической правде рассказ о восстании в Гундоровской станице я отыскал в книге «Гражданская война 1918-1921», изданной в 1928 году.
В томе первом этой книги на двенадцатой странице можно прочитать воспоминания большевика, участника гражданской войны Каменского Абрама Захаровича. Эти воспоминания посвящены переходу войск Ворошилова из Донбасса в Царицын в апреле 1918 года:
«Мы стали продвигаться на Лихую, но уже на станции Каменской нам пришлось вступить в бой с местным казачеством. Нужно сказать, что станица Каменская отличалась своей революционностью, и, конечно, контрреволюционное казачество обратило особое внимание на эту станицу.
Казаки станицы Гундоровской, самой контрреволюционной, готовились в поход на неё. Дабы выиграть время, нужно было разбить гундоровцев. И вот со станции Каменской на Гундоровскую направляется отряд под командой товарища Локотоша Ивана Семёновича, который так описывал этот бой:
«Не доезжая до железнодорожного моста, мы выгрузились среди поля и пошли походом для занятия позиций у станицы Гундоровской. Подходя в боевом порядке к станице, по правому берегу Донца мы встретили сопротивление местных казаков, но последние были выбиты и бежали по направлению к Северо-Донецкой железной дороге. Занятая нами станица была уже на две трети кем-то сожжена, но не прошло и часа, как вдруг с Северо-Донецкой железной дороги показалась немецкая колонна кавалерии, около 300 всадников с артиллерией, быстро двигавшейся к нам.
Для удобства принятия боя я свой отряд стал отводить на противоположную сторону станицы с тем, чтобы занять командные высоты. Но не успели мы перейти мост, как по нам был открыт сильный артиллерийский огонь. Здесь уже некоторые наши части проявили полную неорганизованность, рассеявшись в беспорядочном бегстве по лугу без определённого направления и даже не без опасности для себя, не ища никаких прикрытий. Мне всё же удалось в целом свой отряд задержать и, рассыпав его цепью по канаве, перевести по балке в горы, заняв высоты и связавшись с остатками луганского отряда, и таким образом остановить быстрое наступление немцев и помешать их кавалерии атаковать бегущие в беспорядке наши части.
Наступила темная ночь. Впереди не было видно ни зги. Посланные для поддержания связи вправо и налево разведчики донесли, что никаких наших отрядов нигде нет. В чём я и сам убедился, проехав большое расстояние верхом. Для оставшихся положение наступало критическое.
После краткого совещания с командиром батареи, товарищем Кривенко Иваном Степановичем, мы пришли к заключению, что необходимо направиться на станцию Каменскую, пустив в середину батарею. Снарядов везти было не на чем и пришлось раздать их на руки по одному на каждого. К утру мы добрались до станции Каменской, проделав за ночь в темноте девятнадцать километров».
Да, видимо, ощутимое поражение потерпели красные войска под станицей Гундоровской, если в труде, изданном в 1928 году, используются такие слова, как: «проявили полную неорганизованность…», «рассеявшись в беспорядочном бегстве…». А ведь писали такое в историческом сборнике, распространявшемся во всех военно-учебных заведениях СССР того времени и никого это тогда не смущало.
