В последнее время Маша прокручивала в голове все основные события своей жизни и никак не могла понять, за что ей все это. Но точно была уверена в одном, весь этот клубок неудач начал наматываться именно с этого события. Закрывая глаза, она вновь и вновь оказывалась в кафе «Бристоль» возле Академии Искусств, где она заканчивала учебу. Вот она входит в любимое кафе попрощаться с Пашей перед его поездкой в Италию. Видит, как ее Пашка, целует и обнимает какую-то девушку. Нет, она не стала выяснять отношения тогда. Просто ушла. Паша писал, звонил, но она решила просто игнорировать его. Через пару дней он уехал на учебу. С тех пор Маша почти не рисовала. А потом родилась Амина.
- Мне очень жаль, но у вашего ребенка непростой диагноз – аутизм, - после этих слов мир Маши рухнул окончательно. Конечно, она давно начала замечать странности в поведении своей малышки. Почему, собственно, она здесь сегодня и оказалась. Но чтобы вот так. Прямо в солнечное сплетение. Как же она теперь разогнется и вдохнет. У Марии началась паническая атака. Кабинет врача закружился перед ней и она начала задыхаться.
- Вот, вдохните, еще раз. Выпейте воды. Успокойтесь. Вы от ребенка собираетесь отказываться?- поинтересовалась молодая врач, придерживая ее голову.
- Чтооо? – Маша начала приходить в себя, а уже последний вопрос резко поставил ее на ноги. – Нет, конечно, нет. Что за вопросы!
- А для того и вопросы. Что если ты собираешься растить ребенка-аутиста, то для начала тебе нужно отрастить крепкие «яйца». И прости за «ты», - Маша была в шоке от девушки-врача. Это же надо быть такой черствой!
- Ой, да не смотрите так. Я сама мама мальчика-аутиста и уже давно работаю с такими детками. И, поверьте, все ваши стрессы, панические атаки и жалость к себе нужно спрятать глубоко и навсегда. У вашего ребенка есть только вы и никому другому до него дела нет. Как я вижу по документам вы без мужа растите. Вам хоть кто-то помогает?
- Да, мама, - тихо пролепетала Маша, - и еще одна хорошая женщина.
- Хорошая? Запомните, теперь вы точно будете окружены только хорошими людьми, я вам обещаю. Остальные просто рядом не задержатся.
Тот день стал отправной точкой в их с Аминой жизни. Теперь на нее давил груз врачебного приговора. Раньше она надеялась на что-то, сейчас надеяться было не на что. Иногда она смотрела на свою малышку, ее волнистые ярко-рыжые волосы, голубые глаза, поджатые бледные губы и не могла поверить, что этот диагноз - не страшный сон. Маша растила Амину сама. Она никому никогда не говорила, кто ее отец. Только мама знала и подруга Наташа. Друзья один за другим пошли своими дорогами. Никто не хотел, чтобы их дети дружили со «странной девочкой». Сначала Маша очень страдала от того, что была изолирована от мира. Вроде ничего плохого не сделала, а чувствовала себя преступницей.
Ее выручало то, что она зарабатывала на жизнь графическим дизайном. Это позволяло ей находиться дома с ребенком. Ведь никого другого девочка не признавала и не подпускала к себе. Она категорически не любила одеваться, мыться, играть в игрушки, и совсем не говорила. Маша продолжала чувствовать себя глубоко несчастным человеком, лезущим на стенку от одиночества. Единственные люди, которые не бросили ее в беде: были мама и соседка Тамара Павловна, еще одна одинокая душа, ее дети выросли и уехали жить за границу.
Только благодаря им, Маше иногда удавалось выскользнуть из дома и переключиться на созерцание людей, живущих обычной жизнью. Ее любимым занятием было сидеть на скамейке в Мариинском парке с латте в термостакане и наблюдать за людьми вокруг. В одну из таких вылазок, она вдруг отчетливо поняла, что вот эту красивую молодую пару, она бы с удовольствием написала.
И снова, как когда-то в детстве, она почувствовала непреодолимое желание рисовать. Домой она вернулась, напевая про себя, с новыми красками и холстом. Оставив Амину на маму, Маша принялась писать пышную зелень Мариинского по памяти. До глубокой ночи она все не могла оторваться от холста. Так продолжалось несколько дней. А потом Маша посмотрела на свое творение и ей оно показалось посредственным, как и все, что она делала до этого. Окончательно убитая этим открытием, молодая женщина забылась тревожным сном.
На следующий день совсем разбитая, Маша открыла глаза. Амина сидела за ее столом и держала в руках кисть, склонившись над ее холстом. «Доченька, что ты там делаешь?» - слегка осипшим голосом произнесла Маша и осторожно, чтобы не напугать малышку подошла к ней. Амина наносила поверх ее пейзажа хоровод из разноцветных хлопьев: полупрозрачных, солнечных, придающих яркость дню и летнее настроение всей картине. Мария от изумления ничего не могла даже промычать. Как шестилетняя девочка могла сама такое изобразить?! «Малышка моя, - впервые за последние месяцы Маша выдохнула полной грудью».
Прошел еще один год жизни. А жизнь в семье Маши изменилась. Она стала яркой с запахом краски. Мария стояла в просторном зале частной галереи. Ее подруга по Академии, Наташа, рискнула вывесить их с Аминой полотна. Такого счастья она не испытывала еще никогда. Она всматривалась в работы одну за другой и вспоминала, лицо своей доченьки, ее сосредоточенный взгляд, нахмуренный лобик, тонкие пальчики, держащие кисть.
- Наконец-то у тебя появился свой стиль, - знакомый голос вернул ее на землю.
- Паша? Ты? – перед ней стоял тот самый непутевый Пашка, которого она так любила, с которым они встречались еще студентами. Он был также статен, подтянут, только теперь с бородой и длинным чубом. Он запросто обнял ее и засмеялся ей на ухо: «Ого, как ты выросла, почти выше меня ростом! Привет, ромашка».
- Я на каблуках, глупый! – рассмеялась Маша. Но внутри все ликовало, он помнит, как называл ее когда-то!
И тут она заметила, что за Пашей стоит красивая молодая девушка и испытывающе смотрит на их приветствия. Павел заметил эти безмолвные «гляделки» и тут же представил:
- Ева - это Маша, Маша – это Ева. Мы с Машкой учились вместе, ну и вообще, хорошо друг друга знали.
- Очень приятно, - произнесла Ева таким голосом, что сразу становилось понятно, что приятно ей не очень.
- Так это ты такую красотищу напридумала? - Паша пытался вернуть веселость их встрече.
- Нет, - Маша снова вернулась на землю, - моя дочь Амина. Она аутист. Мы с ней вместе пишем все это. Правда, вот те несколько картин нарисовала она сама.
- И сколько же ей лет?
- Уже семь.
- Ты не замужем, - заключил Павел.
- Раньше ты был тактичнее, - улыбнулась Маша.
- Кхм, Паша, у нас скоро деловая встреча, нельзя опаздывать, - металлическим голосом произнесла красавица-Ева.
- Да, я помню. Ты извини, надеюсь, еще увидимся, - виновато улыбнулся Паша, - вот эта – самая красивая картина здесь и он указал на картину, которую она назвала «Крылья надежды». Это были большие крылья бабочки.
- Ну, знаешь, о вкусах не спорят, - улыбнулась Маша. Ей тоже нравилась именно эта картина. Как будто не было этих восьми лет разлуки. Он все также чувствовал ее.
Всю ночь Маша вспомила учебу в Академии и Пашу. Ей было с ним очень хорошо. Зачем она тогда ушла вот так, даже не сказав ни слова. Все этот «детский максимализм». Сейчас-то она точно знает, что в палитре у жизни есть разные краски и оттенки. А не только черно-белые цвета, как ей думалось в юности. Она вспоминала, как когда-то Паша уже пытался отрастить бороду, тогда это только входило в моду. У него была борода в стиле Шона Коннери, которая щекотала лицо Маши при каждом поцелуе. Пока она безапелляционно не заявила ему: «Не люблю бородатых!» На следующий день Пашка пришел на пары без бороды. Все сразу решили, что он - подкаблучник.
Опомнившись, Маша тут же принесла извинения, ведь она знала, для него это был некий символ мужественности, а она возьми и поставь его в неловкое положение. «Ты делаешь меня счастливым каждый день. Я рисую красивые полотна, потому что ты даришь мне свою любовь, и если тебе комфортнее, когда я без бороды, это самое меньшее от чего я могу отказаться ради тебя, не чувствуя себя жертвой при этом», – тут же успокоил ее Павел. Да, она всегда жила в черно-белом мире. Раньше. До появления Амины. А теперь жизнь показала ей такие варианты смешивания красок, что у Маши от этого калейдоскопа идей кругом шла голова.
- Привет, - через пару недель после окончания выставки, на пороге стоял Павел, - мне Наташа дала твой адрес. Вот, решил заглянуть и договориться о покупке картины. Ну, той, с бабочкой. Можно?
- Да, п-проходи, - пролепетала удивленная Маша. Паша сегодня выглядел иначе, без лоска что ли. Он долго сидел и наблюдал за Аминой. Мама Маши суетилась вокруг них с чайником и плюшками.
- Почему ты тогда так и не пришла в "Бристоль"? – внезапно спросил Павел.
- Я пришла, - нехотя ответила Маша, - ты просто был очень занят, целуя другую.
- Что? – Павел долго смотрел ей в глаза, а потом пробубнил, - я никого не целовал, это она меня целовала, на прощанье.
- Какая уже разница? – устало парировала Маша. – Что случилось, то случилось. Я просто хотела быть с тем, кто уверен в своем выборе.
- Я уверен. Был. И сейчас уверен… Почему ты мне не сказала, что у меня есть дочь? – внезапно спросил Павел.
- И что бы это изменило? Ты можешь только сказать "спасибо", я избавила тебя от забот. Ты…, - внезапно Маша поняла, что изменилось в Паше. Он пришел без бороды. У Маши началась паническая атака. Она начала глубоко вдыхать и выдыхать. Мама поддерживала ее голову, а Паша склонился над ней держа за руку:
- Я не просил избавлять меня от забот. Дыши, вот так, глубоко. Все эти дни после встречи в галерее я думал о нас. Я понял, что ничего не поменялось. Ты все также дорога мне. И мне жаль, что мы не вместе, мне жаль, что я не держал твою руку, когда ты рожала. Но я точно хочу попробовать жить со своей семьей. Ты позволишь мне быть рядом?
- Зачем тебе это? - прошептала Маша.
- Ты как всегда, ромашка, боишься довериться, боишься чувств.
- Я больше не боюсь ничего, - прошептала Маша. - а ты?
- А я боюсь снова тебя потерять.