«…за привилегиями, должностями… они
гонятся не ради служения обществу,
а… чтобы извлечь из общественных
дел выгоду для себя».
М. Монтень. Опыты.
Плохое знание своей истории нашим народом давно и не мной установленный факт. Но стоит погрузиться в даже недалекое по историческим меркам прошлое, как поражаешься почти полному совпадению происходящих в течение нескольких столетий событий. Внешний антураж быстро меняется, духовная сущность нации застыла как вечная мерзлота на большей территории России.
Всплывающая из народной массы пена, которую почему-то принято называть «элитой», постоянно высказывает претензии к низам, которые ее породили. Дескать народ у нас раболепный, готовый терпеть унижения от любой власти, мириться с любой несправедливостью. Каких только гадостей не слышишь в его адрес.
А что же демонстрирует суд истории, который подкупить невозможно? То, что именно российская элита практически всегда отличалась предательским отношением к своей Родине, готова была продаться кому угодно за посулы, подачки, привилегии и т. п. И только благодаря презираемому правящими классами населению Россия вынесла все испытания, так «щедро» выпавшие на ее долю.
Факты и их осмысление основываются на трудах дореволюционных историков, которые не отягощены желанием интерпретировать их в угоду нынешней власти. Впрочем, судите сами.
До тех пор (нашествия татаро-монголов 1237 – 1480 г. г.) князья наши волею-неволею должны были разделять власть свою с народною властью веча или подбирать себе сторонников в рядах народа. Собственно, они были только правителями, а не владельцами, не вотчинниками, не государями. Монголы, как по своим понятиям, так и по расчету, естественно, усиливали власть и значение князей за счет веча: легче и удобнее им было вести дело с покорными князьями, чем с непостоянными собраниями веч. Вот отчего все русские князья, побивши челом хану, получали тогда свои княжения в вотчину, и власть их в большей части русских земель очень скоро подавила древнее вечевое право. Звание старейшего князя было прежде почти номинальным: его слушались только тогда, когда хотели, теперь же это звание вдруг получило особую важность потому, что старейшего сам хан назначал быть выше прочих князей.
Самовластие шагнуло далее при Василии (Отец Ивана Грозного, г.г. правления 1505 -1533 – прим. ред.). Если при Иване (III, отце Василия, г.г. правления 1462-1505) именовались все "государевыми холопами", и приближенные (естественно «элита» - прим. ред.) раболепно сдерживали дыхание в его присутствии, то современники Василия, сравнивая сына с отцом, находили, что отец все-таки советовался с боярами и позволял иногда высказывать мнение, несогласное с его собственным, а сын (как выражался Берсень, один из его любимцев, подвергнувшийся опале), не любил против себя «встречи», был жесток и не милостив к людям, не советовался с боярами и старыми людьми, допускал к себе только дьяков, которых сам возвышал, приблизивши к себе, и которых во всякое время мог обратить в прежнее ничтожество. "Государь, - говорил Берсень, - запершись сам-третей, у постели все дела делает". Посещавший Москву императорский посол Герберштейн, оставивший нам подробное и правдивое описание тогдашних русских нравов и внутреннего быта, также подметил эту черту в Василии. Он не терпел ни малейшего противоречия; все должны были безмолвно соглашаться с тем, что он скажет; все были полными рабами и считали волю государя волею самого Бога, называли государя "ключником и постельничьим Божиим"; все, что ни делал государь, по их понятию, все это делал сам Бог …
По окончании обедни царь подошел к Филиппу и просил благословения. Филипп молчал и не обращал внимания на присутствие царя. Царь обращался к нему в другой, в третий раз. Филипп все молчал. Наконец царские бояре сказали: "Святый владыка! Царь Иван Васильевич требует благословения от тебя". Тогда Филипп, взглянув на царя, сказал: "Кому ты думаешь угодить, изменивши таким образом благолепие лица своего? Побойся Бога, постыдись своей багряницы. С тех пор как солнце на небесах сияет, не было слышно, чтобы благочестивые цари возмущали так свою державу. Мы здесь приносим бескровную жертву, а ты проливаешь христианскую кровь твоих верных подданных. Доколе в русской земле будет господствовать беззаконие? У всех народов, и у татар, и у язычников, есть закон и правда, только на Руси их нет. Во всем свете есть защита от злых и милосердие, только на Руси не милуют невинных и праведных людей. Опомнись: хотя Бог и возвысил тебя в этом мире, но и ты смертный человек. Взыщется от рук твоих невинная кровь. Если будут молчать живые души, то каменья возопиют под твоими ногами и принесут тебе суд".
"Филипп, - сказал царь, - ты испытываешь наше благодушие. Ты хочешь противиться нашей державе; я слишком долго был кроток к тебе, щадил вас, мятежников, теперь я заставлю вас раскаиваться". "Не могу, - возразил ему Филипп, - повиноваться твоему повелению паче Божьего повеления. Я пришлец на земле и пресельник, как и все отцы мои. Буду стоять за истину, хотя бы пришлось принять и лютую смерть".
К сожалению, подобных праведников и людей чести среди «элиты» всегда были единицы. Подавляющее большинство представителей правящего класса готовы и до сих пор пресмыкаться перед царями, вождями, национальными лидерами, предавая ради личных выгод родину, родственников, друзей, честь и человеческое достоинство.
Царь был вне себя от злости и, воротившись домой, собрал духовных для того, чтобы судить митрополита. Царский духовник протопоп Евстафий, враг Филиппа, чернил митрополита, стараясь угодить Ивану. Составился план произвести следствие в Соловках и собрать разные показания монахов, которые бы могли уличить бывшего игумена в разных нечистых делах. Царю хотелось, чтоб митрополит был низложен как будто за свое дурное поведение. В Соловки отправился за этим суздальский епископ Пафнутий с архимандритом Феодосием и князем Темкиным. Соловецкие иноки сначала давали только хорошие отзывы о Филиппе. Но Пафнутий соблазнил игумена Паисия обещанием епископского сана, если он станет свидетелем против митрополита. К Паисию присоединилось несколько старцев, склоненных угрозами. Пафнутий привез их к царю. Собрали собор. Первенствовал на нем из духовных Пимен новгородский: из угождения царю он заявил себя врагом Филиппа, не подозревая, что через два года и его постигнет та же участь, какую теперь готовил митрополиту.
А вот предателей хоть среди священнослужителей, хоть среди представителей высших классов общества всегда хватало, как грязи на деревенских дорогах.
Московский царь (Иван Грозный - прим. ред.) давно уже не терпел Новгорода. При учреждении Опричнины, как выше было сказано, он обвинял весь русский народ в том, что, в прошедшие века, этот народ не любил царских предков. Видно, что Иван читал летописи и с особенным вниманием останавливался на тех местах, где описывались проявления древней вечевой свободы. Нигде, конечно, он не видел таких резких, ненавистных для него черт, как в истории Новгорода и Пскова. Понятно, что к этим двум землям, а особенно к Новгороду, развилась в нем злоба. Новгородцы уже знали об этой злобе и чуяли над собою беду, а потому и просили Филиппа ходатайствовать за них перед царем. Собственно, тогдашние новгородцы не могли брать на себя исторической ответственности за прежних, так как они происходили большею частью от переселенных Иваном III в Новгород жителей других русских земель; но для мучителя это обстоятельство проходило бесследно.
Издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что если русский человек был недоволен средою, в которой жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. Это качество и было причиной громадной колонизации русского племени. В древние времена, когда существовали отдельные земли и княжения, русские переходили из одного в другое или заходили на новые, не населенные прежде места; так населялся отдаленный север и северо-восток: Вятка, Пермь, Вологда и пр.
К сожалению, в нынешних границах «искать нового отечества» негде. Но все-так привычка не бороться против того, что твориться на родине, а «бежать» теперь уже за границу сохранилась до сих пор. И бегут не только те, кто проворовался, но честные бизнесмены, авторитетные ученые и специалисты, успешные менеджеры, в общем все те, кого выдавливают дорвавшиеся до власти угнетатели России (прим. ред.).
(Н. И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М. Книга. 1990)