Среди коллег ходит байка, что в одном психологическом центре семейного консультирования приходящих спрашивают: вы как, развестись хотите или еще не теряете надежд на сохранение вашей формы сожительства? И если отвечают, что вообще то, кажется, хотят сохранить, то отправляют к психологу Ч., ну а если сомневаются, то к психологу А.
История эта как бы намекает нам, что от внутренней моральной позиции терапевта и его личного отношения к проблемной ситуации, сильно зависит результат терапии, и если это так, то, безусловно, ценностные ориентиры терапевта важны для клиента, как критерий выбора терапевта.
В то же время ответственность специалиста заключается в том, чтобы осознать свои недоработанные темы и не брать в клиенты людей со схожим анамнезом, ибо предвзятость – в лучшем случае, а в худшем собственная боль терапевта, не позволит ему быть адекватным проводником на неповторимой, всегда индивидуальной и особенной дороге принятия решения клиента .
У меня, как и у большинства коллег, есть области, в которых я аккуратненько так, техничненько сливаюсь, вернее передаю потенциальных клиентов в бережные руки других терапевтов.
Но развод/сохранение семьи к ним не относится, потому что я уверена: у меня нет внутренней склонности или принципиальной жесткой позиции типа: «любой ценой сохраняем брак»vs «развод – это нормально, давно пора, че тормозим?»
Как человек, прошедший развод, пусть и дружелюбно-мирный, пусть и тот, по которому можно писать учебники об уважительном и бережном расставании, я, тем не менее, никому его не пожелаю. Это крайне болезненный опыт, и, если вы не собираетесь быть психотерапевтом, возможно, лучше его не иметь.
Вместе с тем, как человек, выросший в, мягко говоря, не самой безопасной домашней атмосфере, и как человек все же инициировавший собственный развод, я никогда не смогу с уверенностью утверждать, что жизнь в том, что гордо называется «полной семьей», обязательно будет для ее членов решением, работающим на психическое здоровье.
Во всяком случае сохранение брака «ради детей» представляется мне крайне сомнительной идеей. Как измерить, что травматичнее: развод или жизнь с родителями, которые друг друга очевидно не любят?
Чем так уж ценен детский опыт страха, детский или даже взрослый опыт наблюдения мамы и папы, утративших близость, раздраженных, отчужденных, бесконечно ругающихся? Может быть тем, что в психике отпечатается стандарт отношений модели, которая как бы транслирует, что в семейной жизни нечего ждать, что когда все ругаются – это норма, что в семье живут вместе из принципа, из вынужденности?
Конечно, и развод не гарантирует психической безопасности, не обещает безоблачных отношений разведенных папы и мамы, но иногда он дает шанс спасти детей от ежедневной грустной картины безразличия или даже ненависти, а иногда и на то, что дети увидят иные, более счастливые варианты, в которых и мама, и папа, пусть и отдельно, но живут в любви.
«Мы остались в браке ради тебя» – это еще и чувство вины, подспудно подгружаемое детям, и слишком большая для них ответственность, и странная, навязанная роль клея между мужчиной и женщиной, которые должны были бы иметь отношения прежде всего друг с другом, а потом уже давать, то, что между ними взрастает, детям, и трансляция идеи возможности жить вне личного счастья, не говоря уж о том, что все «формальные» попытки сохранения выглядят крайне фальшиво и дети, особенно маленькие, чувствуют себя в таких семьях небезопасно, часто даже не понимая, откуда исходит угроза, потому что внешняя картинка вроде сохраняется правильная, а внутри холод и пахнет болотцем.
И когда мне говорят о том, что сохранение бесконечно воюющего или безразличного по сути друг к другу союза – это ответственное поведение, я думаю о том, что, возможно, мы по-разному понимаем ответственность.
Может, иногда более ответственным (и конечно более пугающим) решением было бы своевременно признать, что у нас не получилось? А может быть все-таки найти то, ради чего еще можно оставаться в браке, кроме детей и имущества?
Не известно. Каждый раз по-разному.
А потому среди клиентских историй у меня есть и те, что к счастью сохранили брак, и те, кто к счастью во время развелись. И никогда, никогда заранее не ясно, чем все кончится, и что было бы лучше.