1.
Любимым местом Иры было село Антоново, в дальнем Подмосковье, пешком от железнодорожной платформы километра 3 через леса и поля. Она знала каждый камыш у тихих прудов и каждую тропинку в светлом грибном лесу. Её бабушка Оля жила постоянно в добротном пятистенке, расположенном на холме, в самом центре селения, окнами на храм. В хозяйстве были куры и козы, благодаря которым многие жители, особенно приезжавшие на лето - в отпуск или на каникулы - всегда были со свежими яйцами и парным молоком. Этих приезжавших местные презрительно именовали "дачниками". Ира дружила с девочкой-дачницей Аней. Аня приезжала только в каникулы с мамой или с бабушкой. И сразу же после приезда приходила к Ире. Бабушка Оля, высокая, полная, в фартуке поверх цветастого халата и косынке, под которой спрятались седые волосы, встречала подругу внучки внимательными глазами, неизменным всплеском рук и причитанием:
- Ой лишенько, что ж ты худенькая и бледненькая такая... Ай-ай-ай... Болеешь или не кормит тебя мамка? Молочком-то отпоим тебя за лето....
Плотная, румяная и рослая Ира смеялась вслед бабушкиным словам и подавала изящной подруге большую кружку. Испив козьего парного молока, девочки отправлялись гулять.... Подходил к концу первый летний месяц и воздух был напитан ароматами скошенных трав. Те, у кого в хозяйстве были козы или коровы, косили траву несколько раз за лето, и маленькие зелёные стожки то и дело виднелись в разных концах села. Девочки прошли вытоптанной тропинкой от дома, мимо церкви к широкой, двуколейной дороге. Через село часто ездили колхозные машины с сеном, разные косилки и комбайны. Другие средства передвижения были редкостью. Дорога так и проложилась сельхозтранспортом, и была твёрдая, песочно-земляная в сухую погоду и тёмная, с огромными лужами - в дождливую. Девочки шли этим привычным путём и выходили за пределы села. Сразу же за последним домом начиналось поле. Колосья были ещё зелёные, сочные, ласково шелестящие, и казались волнами под лёгким ветром. Подруги за время прогулки собирали целые букеты: васильки, ромашки, колокольчики, пара колосиков для колорита. Обменивались новостями, рассказывали друг другу о школьной жизни, обо всём прошедшем за зиму и весну. К вечеру расходились и договаривались встретиться завтра, если не будет дождя. С внимательным прищуром смотрели на закат, который обещал ясный день: солнце садилось за горизонт без туч и облаков.
Нагуляв аппетит, Ира бежала к рукомойнику, закреплённому на стволе старой яблони в углу огорода, и сразу за стол. В комнате было тепло от русской печки, в которой бабушка берегла для внучки ужин. Как же было вкусно! Картошка, каша, куриный суп с домашней лапшой! Чай из самовара с невиданными в городе конфетами и помадками, которые раз в неделю привозила автолавка. Ложились рано, потому что бабушка просыпалась с первыми лучами, как требовало хозяйство. Перед сном она часто рассказывала Иришке истории из своей жизни и жизни односельчан.
- Вон Митьку-соседа знаешь? Так хорош был в молодости... Все девки его были. Пошёл он на танцы в клуб, в соседнее Ковнино, и пропал... Мать его вопит, батька тёмный сидит. Ночь проходит, утро... День пришёл, и Митька явился. Весь белый, аж исхудал будто. Рассказывал, что решил напрямки через лесок и овражек добежать, а там туман глухой как накрыл. Шёл он, шёл, вроде, думалось, прямо к дому, а ничего не видит! И тут мужик чужой, незнакомый сидит на пеньке. Обычный мужик: рубаха, порты, сапоги, борода... Только глаза как сверкнули в темноте. Митька- то его и спрашивает, где,мол, Антоново, что село ближнее? Мужик на него сверкнул глазищами-то и говорит: "Девкам головы морочишь? Танцульки танцуешь? Да близко тут, вот прямо и иди." И вроде увидал Митя дорогу и пошёл. И пропало вдруг всё: ни поля, ни мужика, ни дороги. Очнулся он в болоте дальнем, куда от села полдня идти. А у нас издревле все знали, что блудь в том овраге у леса. Как зайдёт кто с мыслями дурными аль с душой тёмной, так и морочит их водило. И до смерти доходило.... А Митька-то наш опамятовался, стал тихим и женился скоро на Надежде Добрая у них семья: два сына, внук...
Засыпала бабушка, а Ира думала над рассказом, вспоминала соседа, деда Митю. Часто этот старичок выходил на лавочку у забора с гармошкой и пел просторные, раздольные русские песни и похабные частушки, которых стеснялась Ирина. И столько души и переживаний было в несильном голосе, что девочка заслушивались, уносилась в мир песен, переживала и горе и удаль, и казалось ей, что певец всё сам пережил. И верилось, что ни одну красну девицу увлёк Митька в дальние былинные миры душой своей и песенной. Запомнила навсегда и про трагические события на Муромской дорожке, и про месть неверному под месяцем, окрашенным багрянцем, и лихого атамана, бросающего в волны княжну в знак нерушимой мужской дружбы... Ночь не была тихой: то монотонно гудели доилки на колхозных коровниках, то скотина не могла улечься во дворе, то собака хрипло лаяла на мягко прыгнувшего с забора кота, и её поддерживали псы почти со всех огородов. А вскоре и петухи объявляли бодро о проснувшемся солнце. Тихо поднимались хозяйки, начиная обычный день. Завтрак был без изысков, но волшебно вкусный: яичница, огурцы, помидоры, хлеб, чай с вареньем. Можно было выдвигаться к подруге. Ира стояла у забора аниного дома и смотрела на лениво лаявшую собаку. Аня привозила с собой из Москвы крупную немецкую овчарку. Она была умная и никого без команды не трогала, а лаем давала понять хозяевам, что пора обратить внимание на улицу. В окно выглядывала Аня или её мама, приветливо взмахивали рукой, и через несколько минут подружка уже спускалась с крыльца. Анечка училась в художественной школе и часто творческие порывы захватывали её. Она зарисовывала всё, что видела: цветы, грибы, церковь... Она рассказала, как накануне весь вечер провела в поле с этюдником, потому что красиво полная луна всходила над полем, за резными башенками елей дальнего леса, в просвете между ними и раскидистыми дубами ближнего перелеска. Девочки пошли на край села,где недавно студенты-археологи начали раскопки, посвященные Отечественной войне. Около выкопанных траншей лежали оставы оружия, простреленные каски, медальоны. Во время войны в селе стояли немцы, а позже жителей с боями освободили советские войска. Бабушки собрались недалеко и вспоминали те времена. Расстрелы детей и женщин, горевшие избы, разных, как все люди, немецких солдат. Были среди них и молчаливые, и шумные, и вспоминавшие свои семьи и гладившие по голове чужих русских детей. Говорили острым словом про Любку, прижившую дитё от фашиста, когда её мужик воевал. Ира толкнула подругу в бок:
- Все люди разные и одинаковые во все времена... Сейчас бы нас захватили - то же самое и было бы только с другими людьми. А что бы ты делала?
- Ничего, наверное... Жила бы как жила. И решала проблемы по мере их поступления, - с улыбкой пожала плечами Анюта. - Так что ты в церкви делаешь? - перевела она разговор.
- Ты знаешь, там интересно! Отец Василий молодёжь любит, со всеми разговаривает, объясняет. Девочки и женщины поют на клиросе, мужчины в алтаре прислуживают. Есть вполне симпатичные мальчики, - подмигула она Анне.
Недавно в их храм приехал новый настоятель, отец Василий, батюшка оказался инициативным и энергичным человеком. Вокруг храма забурлила разнородная деятельность: сажали и окучивали картошку на расширенных благодаря протоиерею землях(их согласно ветрам перемен отрезали от колхозных угодий), отремонтировали пристройку и сделали там гостиницу, строили дом священнику. Паства расширилась и омолодилась. Ира тоже частенько заглядывала в храм, пела в хоре, общалась с другими прихожанами. И частенько агитировала Аннушку присоединиться к ней. Сегодня, сидя под старой яблоней, она учила ее читать с духовным выражением 50 Псалом. Аня жевала яблоко и кивала, слушая наставления подруги. Но, когда Псалтирь передался ей, стала читать его, как стихи, самой стало смешно, она выронила книгу, упала на траву и хохотала в голос. Ира притворно грозно обвинила её в святотатстве и оставила легкомысленную подругу в покое и в стороне от духовных дел.
Тёплый день близился к концу. Завтра должен был быть четверг - день автолавки или магазина. Аня пообещала, что придёт вместе с мамой и можно встретиться в полдень. На том и расстались. Ира помогла бабушке с козами на дворе и ждала в горнице незамысловатый, но такой вкусный ужин. Бабушка целый день занималась хозяйством, огородом, готовила и мыла. Несмотря на все заботы, она всегда выглядела бодро и смотрела на мир добрыми глазами.
- Вот когда я была молодой, целый день в колхозе работали, и дома надо мамке помочь. Сяду у печки, думаю: засну сразу! Ан нет! Митька на гармонике заиграл, девки бегут, в окно стучат: выходи, мол, гулять. И бегу!... И песни, и танцы... Ой,почти до рассвета. Поспать пару часиков и на работу. И ничего. Всем хорошо, отдыхали, работали, с парнями знакомились. А моя мама, твоя прабабушка, в храме себе искала суженого. В воскресенье на службу обязательно с утра. И там тихохонько переглядываются, рядом-то парни и девушки не стояли. Вот кто на кого посмотрит, кто в ответ моргнёт, кто взгляд отведёт - вот и сладится аль нет.
- Бабуль, какая это жизнь... Устать до смерти. Каждый день вставать ни свет ни заря. Да умереть проще!
- Вот слабые вы, избалованные! Да ничего, жили бы в наших условиях тоже бы смогли. Иди спать, раз устала! - улыбалась бабушка.
Иринка улеглась на мягкой перине и придумала, засыпая, что их село - целая невиданная и плохо исследованная Вселенная. В ней были не только разные миры и сословия их населявшие (от уважаемых селян, благосклонно принятых дачников и до живности), но и переплетались и пересекались временные пласты и параллельные миры. Ведь совсем рядом леший и морило, а в конце села живёт нелюдимая бабка Агафья, вешавшая на забор пояс от одежды, а потом в том хозяйстве мор на скотину нападал или болезни на домочадцев, хотя в жизни обычная пожилая женщина, с внуком которой Ира частенько общалась. И война тут ещё гремит в воспоминаниях и часто отыскиваемых трофеях, не только на раскопках, но и в обычных огородах. Более древние находки случались на месте дореволюционной лавки: замысловатые флакончики, расписанные шикарными цветами осколки фарфора с клеймом Кузнецова, серебряные монетки. И всё живёт, всё движется по своим правилам, пересекаясь, сближаясь и удаляясь от соседних планет и временных коридоров....
К полудню следующего дня на лавке около храма собралось много женщин в ожидании лавки. Ире казалось, что большинство не столько хочет хлеб, консервы, крупу да макароны, сколько обсудить сельские новости или какие окрестные сплетни. После приезда магазина договорились пойти за грибами в ближний перелесок: ходить далеко запрещали родные. К макушке лета лес наполнился роскошной листвой, сквозь которую лентами, сотканным из светящихся пылинок, светили лучи солнца, перезрелая и напоенная трава немного полягла и грибные шляпки рыжели, желтели и коричневели около стволов деревьев между сочной зелени. Набрав по пакету грибов, девочки сели на поваленный ствол и, задрав головы к вершинам деревьев, молча вдыхали воздух полный ароматами и слушали переливы птиц. За размеренными и бесхитростным занятиями время летело и летело....
Зазолотилось поле, и Аннушка не уставала восхищаться разноцветными звёздочками цветов на фоне янтарных полей. Привычные дела и развлечения занимали дни подруг.
Наступил август, предвестник осени. Комбайны проехали по золотым полям и огромные стога вырастали тут и там на потемневших просторах. Девочки теперь часто сидели на стогах. Осень чувствовалась и в их мыслях. Всё чаще они думали о чём-то грустном, обсуждали, как им казалось, взрослые темы: мальчиков из школы, косметику, изменения в теле и в поведении. С недавних пор у них в селе появилась новая девочка, Шура, родители которой купили один из домов. Шура сразу настроилась агрессивно к подругам, оскорбляла их каждый раз, когда видела, но девочки молчали. В один пасмурный день Шура с братом пришли к стогу и начали привычно обижать подруг, после грубых слов странная парочка пришлых начала толкаться и кидаться яблоками. Шура схватила Аню за волосы. Девочки не знали, как поступать, они не умели драться. В это время по дороге проезжал Женя, внук деда Мити, и его друг Сергей. Ребята остановили мопеды и заступились за знакомых. Шура и её брат оказались на земле, вытаскивая солому из одежды и волос. Молодые люди предложили отвезти девушек по домам. Аня поехала с Сергеем, а Ира с Женей. Они ехали молча и около калиток просто сказали своим спутникам:
- Пока!
И скрылись в пожелтевшей листве садов. Вскоре каникулы закончились, молодые люди вернулись к привычной жизни в Москве...
2.
Больше всего в жизни Ирина избегала бывать в дальнем подмосковном селе Антоново. Несколько раз в год ей приходилось ездить в знакомые незнакомые места. От платформы она ехала на маленьком неудобном автобусе, остановку которого организовали у самого храма, так родного ей. Церковь восстановили, ярко раскрасили, снесли полуразрушенную церковно-приходскую школу красного кирпича. Всё село было изрезано асфальтовыми дорогами. Негде было косить траву да и не кому. В селе не осталось ни одного коренного жителя, ни одной козы, коровы или кролика. Не ездила автолавка, её заменил маленький магазинчик с резиново-безвкусными полуфабрикатами, соответствующими напитками и чёрствым хлебом, не было и лавки, где каждый четверг её детства собирались ради новостей и консервов женщины села. Завалился на один бок дом давно умершего бойкого дяди Мити. Не стало давно и его жены. Внук Женя, с которым дружила Ира, умер на холодной улице Москвы, когда никто не подошёл к молодому парню на тротуаре, приняв гипогликемическую кому за алкогольное опьянение. А разве пьяный достоин спасения... Не было на этом свете и поклонника Анюты, Сергея, взорванного в машине в беспокойные российские годы. Аня вышла замуж и не приезжала в село, довольствовалась богатым трёхэтажным особняком в ближнем Подмосковье. Ира приезжала по-прежнему навещать бабушку. Теперь они виделись на сельском кладбище, где и упокоилась хлебосольная баба Оля, умершая в студёный зимний день, не бросившая козочек и хозяйство, отказавшись наотрез переезжать в Москву к дочерям и внукам. Та дорога, по которой любили гулять девочки среди колосьев и ярких полевых цветов, была началом пути на кладбище. Ира шла по колдобинам из асфальта и ёжилась от заросших полей. Вместо изумруда или золота колосьев, высоких стогов и невиданных многие годы полевых цветов, её обступало сорное поле, которое злобно шуршало на ветру. Не монотонные голоса доилок нарушал тишину, а гул ветра, беспрепятственно гуляющего в полуразрушенных коровниках. Посетив скромную могилу, поблагодарив бабушку за добро и счастье, за жизнь в потерянной навсегда их маленькой Вселенной, Ирина засобиралась обратно в Москву. Решила не ждать автобуса и пойти до электрички пешком.Горько ей было смотреть по сторонам дороги... Кругом было столпотворение маленьких стандартных и безликих домиков. Не нужны их хозяевам резные наличники и уютные крыльца, которыми гордились их бабушки, подкрашивая каждую весну деревянные цветы и листья, сметая с них пыль и паутину. Каждую свободную сотку в из селе, все поля распродали под дачи. Раскидистые дубы и островерхие резные ёлочки-башенки остались только на пейзажах юной художницы Анюты - вырубили леса на многие гектары в округе. Даже болота осушили и не справился с напастью блудь, наставивший на путь исправления молодого дядю Митю. Лес пытался возродиться и между борщевиком и чертополохом виднелись тонкие побеги берёз и дубков. Постоянно убыстряя шаг, Ира добралась до полутёмной станции и села в холодную электричку. Вспомнилась тёплая печка и бесхитростная бабушкина стряпня. Сколько ни старалась Ира, сколько не пыталась, ни разу не получалось у неё повторить вкус каши, томлённой в печи, и яичницы на сале. Не помогали ни современные мультиварки, ни чудо-сковородки.
Вскоре леса за окном вагона сменились привычными высокими домами, в голове Иры замелькали другие мысли. Незаметно для себя она приосанилась, левая бровь в задумчивости поползла вверх... Она достала из сумки тонкие золотистые очки и ноутбук. Быстро просматривала присланную документацию, за которую на утреннем совещании надо вынести мозги всем подчинённым. А перед этим не забыть отвезти дочку к своей маме. Пусть бабушка займётся внучкой и сварит ей самую вкусную кашу в её жизни на обычной плите московской квартиры. Ирина Семёновна снова была в своей Вселенной. И только полная луна летела и летела за поездом и неизменно смотрела вниз.