Авторы статьи:
Irina Andryushchenko-Basquin, психолог, зоотерапевт;
Sarah Chelly, клинический психолог.
Psychothérapies 2017 ; 37 (2) : 71-79
Резюме С конца 20 века существуют четкие критерии отбора и сертификации животных-терапевтов. Предполагается, что животное, которое используют для работы с людьми с ограниченными возможностями, должно быть прежде всего контролируемо, надёжно, предсказуемо и в высшей степени социализировано. Таким образом процедура отбора даёт возможность сократить риски, связанные с выражением стресса у животных, особенно у собак, а именно: риск упасть, быть укушенным, поцарапанным или просто обойденным вниманием собаки-терапевта.
Случай Софии, пожилой женщины с врожденной интеллектуальной недостаточностью и психоэмоциональными нарушениями, выражающимися в частых приступах агрессии, показывает, как общение с собакой с проблемами поведения позволило изменить отношение пациентки к людям.
Введение Практика использования животных-компаньонов известна c конца 18-го века. Успех этого метода был таков, что к концу 19 века многочисленные психиатрические клиники в Англии, а также в других странах, держали животных-компаньонов. (Fine, 2010). Однако быстрое развитие научной медицины практически полностью вытеснило эту практику вплоть до второй половины 20 века. Именно благодаря Борису Майеру Левинсону, американскому клиническому психологу, который первым описал тот факт, что животные-компаньоны могут играть важную роль в терапевтическом процессе (Levinson, 1962, 1964), использование животных-терапевтов получило новое развитие.
Официальное франкоязычное название «Терапия с помощью животного» (TAA, Thérapie Assistée par l’Animal), или зоотерапия, пришло из английского «animal-assisted therapy», определение которой было опубликовано в 1996 году одной из самых крупных американских организаций по сертификации животных-терапевтов Delta Society. Оно выглядит следующим образом: «Вмешательство, направленное на определенную цель, в котором животное, отвечающее определенным критериям, составляет неотъемлемую часть терапевтического процесса. TAA (зоотерапия) проводится исключительно медицинским или социальным работником, имеющим соответствующую специализацию. TAA используется для улучшения физического, социального, эмоционального и умственного состояния у человека. Процесс должен быть задокументирован и проанализирован с точки зрения полученных результатов.» (Delta Society, 1996).
Несмотря на то, что на сегодняшний день исследовательские программы и практические применения TAA (зоотерапии) очень разнообразны с точки зрения методологии, видов используемых животных и типов профилей пациентов (Maurer et al., 2008), исследователи и специалисты-практики единодушно полагают, что поведение животного-терапевта должно отвечать определенным критериям: животное должно быть надёжно, предсказуемо и контролируемо. Эти три основных критерия в селекции и сертификации животных-терапевтов возникли в результате того, что в 90-х годах 20 века в США были созданы многочисленные некоммерческие организации, занимающиеся зоотерапией. В эти организации приходило много волонтёров со своими животными. Обстановка требовала принятия быстрых решений по их сертификации с целью обеспечить отсутствие риска покусов, царапин или падений пациентов. Таким образом, первые стандарты были приняты и опубликованы достаточно быстро (Fine, 2010). Они не менялись последующие 25 лет.
Требования к собакам-терапевтам были еще более конкретными: собаки должны доверять незнакомым людям в такой степени, чтобы не реагировать на случайные неприятные манипуляции, выдерживать неконтролируемую вокализацию (крики), быть сконцентрированными на людях, с которыми они работают (Fine, 2000). Что касается характера, собака-терапевт должна «держать себя в лапах», должна быть инициативной, не трусливой и не возбудимой (Chartier, 2014). Она должна также оставаться спокойной в незнакомой обстановке, не реагировать на шумы, быстро исполнять команды (Struk et Bradi, 1998), легко переносить стрессовую ситуацию (Barba, 1995). Собака-терапевт должна быть очень общительной, ценить взаимодействие с людьми, и, естественно, не демонстрировать никакой агрессии по отношению к людям (Arenstein, 2013). Несмотря на то, что эти «навыки» противоречат психологии и физиологии собаки, требуя от нее сверх-адаптации к высоко стрессовым ситуациям, такой «профиль» является единственным, принятым практиками и специалистами, сертифицирующими собак. С точки зрения методологии эти критерии являются оправданными, поскольку терапевтический «инструмент» должен в первую очередь быть надёжным. Но будет ли он эффективным? Цель данной статьи состоит в том, чтобы описать нетипичный опыт применения ТАА (зоотерапии): взаимодействие собаки-терапевта, не соответствующей критериям отбора, приведенным выше, с пациенткой из дома престарелых.
Описание случая Начиная с апреля 2014 года, Ассоциация «4 Pattes Tendresse», созданная в 1994 году гериатрической медсестрой Катрин Бартало, начала проводить сеансы зоотерапии в доме престарелых с медицинским уклоном «Zemgor» (дом престарелых для пациентов с деменцией). Ответственной за проект со стороны учреждения тала клинический психолог Сара Шелли. Системный психолог и зоотерапевт Ирина Андрющенко-Баскан подключилась к проекту со своей командой, состоящей из Брыси, кокер-спаниеля 9,5 лет, Ланы, голден-ретривера 5 лет, морской свинки и карликового кролика. Группы участников (максимум 8 человек) были сформированы Сарой Шелли с учетом потребностей и возможностей каждого пациента. Каждая группа участвовала в 4 сеансах с интервалом в 2 недели. Сеанс проводился в одном и том же помещении, оборудованном стульями и столом. Длительность сеанса составляла 1 час. Цель такого терапевтического подхода состояла в том, чтоб при помощи животных-медиаторов способствовать социализации пациентов, сделав акцент на вербальное и невербальное общение и слушание. В терапевтическом процессе особое место занимает возвращение пациенту уверенности в себе. В безопасном пространстве в контексте деятельности, доставляющей удовольствие, пациенты обретают уверенность в себе, в своих способностях, суждениях и мыслях, в то время как в повседневной жизни их могут одолевать сомнения в правильности своих действий и взаимодействия с окружающим миром.
Пациентка У 70-тилетней Софии2 врожденная задержка психического развития. Она поступила в дом престарелых в 2006 году после смерти ее тёти (с которой она жила после смерти родителей), и в течение двух лет она жила в отделении для самостоятельных пациентов. С 2008 года, в результате внутренней реорганизации дома престарелых, она проживает в отделении с пациентами с интеллектуальными и психическими нарушениями и неспособными обслуживать себя. В ее истории болезни отмечается, что и она сама, и ее семья (брат и сестры) плохо перенесли этот переезд. Сара Шелли познакомилась с Софией в январе 2014 года. К врачам и другому медицинскому персоналу София относилась с большим недоверием, которое, скорее всего, брало начало в ее тягостных детских воспоминаниях (она часто вспоминала лицо врача, сильно напугавшего её в младенческом возрасте). Психологи дома престарелых описывали Софию как личность, к которой нельзя было найти подход, не допускающую ни малейшего проникновения в личное пространство. Она отказывалась от обязательных встреч с психологами. Однако иногда ее переполняла такая тревога, что София сама просила о встрече, поскольку понимала, что психологи все же смогут ей помочь. Она страдала от постоянного чувства вторжения других, в частности, мужчин, которых она старалась максимально избегать. София и сама была «вторгающейся»: громкий пронзительный голос, шумный смех, широкие жесты, внезапное встревание в разговоры, быстрая походка, большая общая нервозность. Софию тянуло к животным с самого детства, и даже в старости она много времени проводила с ними: регулярно ездила верхом в конноспортивном центре недалеко от дома престарелых. Семья организовывала для нее каникулы на юге, где у нее была своя «собственная» лошадь. В доме престарелых София занималась кошками, овцами, курами и кроликами, жившими в саду. Она ухаживала за ними, приносила им корм и воду. София с большим трудом входила в контакт с другими обитателями дома престарелых, особенно с теми, кто имел выраженные нарушения в поведении и коммуникации. Она никогда не ела вместе с другими в столовой. Она проявляла вербальную агрессию по отношению к другим пациентам. Так, в 2015, она внезапно зациклилась на пациентке, которая много ходила по коридору («зацикленность» выражалась в агрессии и настойчивом преследовании пациентки). Медицинский персонал был вынужден неоднократно ставить Софию на место. После этих событий София захотела переехать, так как она воспринимала всех, кто делал ей замечания, как «злых». София очень легко приписывала плохие намерения в ее адрес не только другим пациентам, но также и медицинскому персоналу. Ее участие в сеансах зоотерапии было обговорено с двумя психологами дома престарелых. Преимуществами, которые могли ей принести занятия такого типа были следующие: радость от общения с животными доставила бы ей удовольствие, уменьшила тревогу, поддержала бы ее уважение к самой себе и облегчила бы общение с другими пациентами, присутствующими на сеансах. В апреле 2014 года психолог предложила Софии войти в состав первой группы зоотерапии, но она отказалась под предлогом, что у нее был урок верховой езды именно в тот день, когда начинались занятия. В ноябре 2014 года София решила оставить занятия конным спортом (в результате конфликта в конноспортивном центре) и пришла на первое занятие по зоотерапии.
Собака -терапевт Лана, которой в то время было 3 года, отличалась от других собак-терапевтов. В возрасте 4 месяцев Лана была отобрана для участия в проекте зоотерапии, она была взята из хорошего питомника. Сначала она была очень общительной и полной доверия к окружающим людям. Однако к 7 месяцам у нее внезапно развилась гиперчувствительность к сильным раздражителям (шум, движения) и социальные страхи (боязнь незнакомых людей). С этого возраста Лана отвергала любой контакт с мужчинами, но все же подходила к некоторым женщинам. Она была неспособна осваивать новые пространства, замирала и съеживалась, если не имела возможности спрятаться. Она никогда не подходила к людям, намерения которых были не очевидны очень редко смотрела в глаза, и было практически невозможно поймать ее взгляд. Она не хотела, чтобы ее трогали или гладили незнакомые люди. Между тем, когда Лана чувствовала себя уверенно, она могла дать очень много: необычайно внимательная, ласковая, веселая, невероятно нежная. Она ни к кому не проявляла агрессии. Однако многие профессионалы - специалисты по поведению, ветеринары, дрессировщики – говорили, что «она никогда сможет стать собакой-терапевтом, она на это не способна». Вторая собака, 6-летняя кокер-спаниель Брыся, оказалась весьма заинтересованной и способной к общению с людьми с особыми потребностями. Пациентов дома престарелых привлекали ее общительность, живость, озорной характер, а также абсолютная глухота. Благодаря Брысе, а также кролику и морской свинке, у нас была возможность предоставить Лане время необходимое для ее адаптации и развития. Таким образом сформированная команда начала свою деятельность в сентябре 2012 года.
Сначала Лану представляли как собаку-стажера. Чаще всего она проводила своё время под столом, с закрытыми глазами. Она подходила только к очень спокойным людям, но иногда отказывалась брать печенье у них из рук. Она не виляла хвостом. Лана стала своего рода призраком, присутствующей, но, в то же время, отсутствующей собакой, которую никто не мог потрогать. Она сама решала, к кому ей подойти. Это была собака-антитерапевт. Улучшение ее поведения и состояния происходило очень постепенно: взгляд, движение головы, движение хвоста. Если в ходе сеанса она сидела (а не лежала) под столом, то это был огромный прогресс. Если она была способна «поздороваться» с обитателями дома престарелых, то это была настоящая победа. Осенью 2014 года Лана только-только начала демонстрировать некоторые признаки уверенности в себе. Она могла залезть на стул, дать лапу, взять печенье. Она начала выражать свою радость и удовольствие от присутствия на сеансах. Между тем, если в зале находился слишком неуравновешенный пациент, то Лана снова пряталась под стол. Тогда мы объясняли поведение Ланы пациентам так: «Ей страшно. Она не такая, как все. С Ланой нужно много терпения». Брыся, всегда готовая на игру и ласку, обеспечивала динамичное течение сеансов.
Встреча В ту пятницу в ноябре 2014 года, прямо с порога Лану оглушил резкий голос Софии, доносившийся из помещения, в котором проводились сеансы. Как обычно, поджав хвост, она спряталась под стол. Пациенты расселись по кругу, все были спокойны, кроме Софии, которая сильно жестикулировала, наклонялась вперёд, раскачивалась, резко вставала. Ничего удивительного не было в том, что Лане удалось «поздороваться» со всеми пациентами, кроме Софии, которая то и дело громко подзывала собаку и тянулась к ней. Мы ничем не могли помочь Софии, хотя видели, до какой степени ей хотелось потрогать Лану и дать ей печенье. Собака напрочь отказывалась от какого-либо контакта с ней. С другими животными всё шло хорошо. София стремилась к близкому контакту с каждым из них. Она старалась коснуться их «нос к носу» или дотронуться до них лбом. Чрезвычайно шумная, она заполняла собой весь сеанс. Наконец, чтобы ограничить поток ее энергии, мы поручили ей Брысю, а Лана продолжила занятия с другими пациентами. Похоже, что Софию это задело. На следующем занятии она была более расслаблена и спокойна; казалось, что она поняла, что у Ланы возникают трудности, когда к ней слишком быстро приближаются или слишком громко говорят. София озвучила это в начале сеанса. Потом она протянула руку и дала возможность Лане приблизиться, разговаривая совсем тихо. Собака долго раздумывала прежде, чем подойти.
София сидела неподвижно и ждала. Приободренная нами, и, очевидно, довольная от удавшегося краткого контакта с Ланой, София продемонстрировала неожиданную социальную открытость: на коленях у нее сидел кролик, и она спросила соседку, не хочет ли та подержать его. Соседка согласилась, и София встала, чтобы отнести ей кролика. В ходе следующего сеанса София вдруг воскликнула: «Лана, она - как лошадь!». Похоже, она окончательно поняла, что с Ланой надо быть более сдержанной, более спокойной и вести себя так, как она вела себя с лошадьми на конюшне. В ответ поведение Ланы тоже стало меняться. Сначала она согласилась залезть на стул, стоящий перед Софией, дать ей лапу и взять печенье у нее из рук. Потом, немного посомневавшись, Лана согласилась поиграть с пациенткой: сначала в игры, в которых не было прямого взаимодействия (поиск печенья, спрятанного Софией в специальной коробке, стоящей на полу), а затем в игры, подразумевающие контакт (принести мяч, отдать его в руки). После 4-го – последнего - занятия этой группы психолог отметила отличные результаты Софии. «Она стала более расслабленной и спокойной и видит результаты изменения своего поведения в реакции Ланы, которая даже согласилась положить голову на колени Софии. Лана может более уверенно подходить и общаться с ней. На последнем сеансе София много смеялась. В конце сеанса София спросила Ирину, когда она сможет вернуться в группу. Ирина объяснила ей еще раз систему отбора в группы, и София, похоже, поняла и приняла то, что ей сказали». В этом учреждении была договоренность о том, что каждая группа зоотерапии будет «закрытой» и будет продолжаться 4 сеанса. Такая схема работы давала возможность хорошо поработать с каждым участником группы и не заставлять слишком долго ждать других пациентов своей очереди. Софию вновь пригласили в группу в марте 2015 года. По-видимому, она начала с того же места, на котором остановилась на предыдущей сессии. Она выглядела спокойной и безмятежной; похоже, она запомнила, что для общения с Ланой она должна быть доброжелательной и ненавязчивой. Постепенно она проявляла все больше инициативы и демонстрировала хорошо адаптированное социальное поведение, которое не было для неё характерно в доме престарелых до сегодняшнего дня. Например, сначала София предложила свою помощь в уборке в зале после сеансов. Эту помощь мы с радостью приняли. Потом она взяла на себя обязанность в начале каждого занятия наполнять собачью миску водой. Для этого она приносила свою собственную бутылку. Вновь приглашенная в группу в июле 2015 года, София взяла на себя миссию представлять животных новым участникам. Очень воодушевленная своей новой обязанностью, она повела себя так же, как на самом первом занятии. Она резко встала и вторглась в личное пространство Ланы, очень громко разговаривая. Лана тут же отреагировала, отдалившись от Софии. Мы проговорили ее действия, напомнив о том, как надо вести себя с Ланой. София тут же перестроилась. Она представила Лану, как умную, но стеснительную собаку. Она вспомнила свои первые встречи и прогресс, который Лана смогла сделать в их отношениях. Она подчеркнула, что не нужно разговаривать слишком громко. При этом она говорила, повернувшись к группе и глядя прямо на некоторых участников. На этом занятии София предложила воду участникам. На следующем занятии София очень хорошо и сдержанно представила всем кролика, дав каждому время его погладить, потом повторила эту же процедуру с морской свинкой. В марте 2016 года София проявляла себя гораздо более социальной и общительной, чем в начале занятий. У нее появились адекватные жесты, соответствующие слова, она подробно объясняла другим, как надо себя вести в присутствии животных. Она даже попробовала несколько раз поставить на место некоторых пациентов, которые, по ее мнению, не были достаточно внимательны к животным. В июне 2016 года психолог отметила: «Поведение Софии действительно изменилось с момента начала участия в сеансах. Она успешно социализируется. София может выносить других пациентов и гораздо лучше адаптируется к контакту с другими людьми. Она стала более спокойной, меньше кричит. Кроме того, она проявляет благожелательность и эмпатию по отношению к животным: «Брыся устала», «Лана не хочет делать это упражнение», а также к некоторым пациентам: «Не нужно его заставлять, если он не хочет оставаться», «Брыся слишком тяжелая для нее, пусть спустит ее на пол» (Брыся на коленях у соседки). София с большой радостью согласилась встретиться с нами, чтобы поговорить о Лане. Сначала она описала своё отношение к животным в целом: «Если животное пугают, то оно потом будет бояться всю жизнь. Животные более чувствительны, чем мы».
Ирина: - Вы помните, какой была Лана, когда Вы пришли на занятия в первый раз? София : - Да! Я помню. Она была очень пугливой. Но она изменилась в лучшую сторону. Ирина: - Как именно она изменилась? София : - Она больше не боится, она стала лучше приносить предметы, она больше не прячется, всё гораздо лучше, чем раньше.
Ирина: - А Вы? Как Вы изменили своё поведение с Ланой? София : - Когда ей что-то не нравится, я это больше не делаю. Я слежу за её поведением, и если она отказывается, то я не делаю. Если она не отказывается, то я потихоньку продолжаю.
Результаты На сегодняшний день София приняла участие в 32 сеансах зоотерапии. В отличие от других пациентов, мы предложили ей участвовать в 8 сессиях, поскольку, помимо того, что она сама очень этого хотела, мы быстро отметили значительный терапевтический эффект. Кроме того, нарушения в ее поведении в тот период были серьезными (приступы сильнейшей тревоги и агрессивное поведение), и это оказывало негативное влияние на ее повседневную жизнь. Мы заметили, что после сеансов она расслаблялась. Она более доступна в общении, даже если её реальность берет временами верх. Начиная с апреля 2016 года, София решила принять участие в занятиях «лёгкой гимнастики» один раз в неделю, несмотря на то что их проводит мужчина. Похоже, что эти занятия тоже доставляют ей удовольствие, как и сеансы зоотерапии. Она часто доброжелательна и заботлива по отношению к «этим человеческим существам» (выражение Софии) которые раньше вызывали у неё только тревогу, выражавшуюся в предубеждениях и навязчивом бреде. Мы также отметили ее более расслабленные отношения с пациентами, которые, в другом контексте, вызвали бы гораздо более жестокое поведение с ее стороны. Вербальная агрессия исчезла не полностью, но перестала быть навязчивой. София стала, в прямом смысле, производить гораздо меньше шума на территории дома престарелых. Группа зоотерапии стала для нее местом, где она чувствует себя компетентной, уважаемой, и где она делится своими знаниями с другими. Если Лана отказывается от контакта с кем-то, то София вмешивается в процесс: «Лана пуглива и застенчива. Со мной было то же самое. Я не могла до неё дотронуться. Теперь всё изменилось. Ей нужно время». С позиции психологов-терапевтов мы всё время вербально поощряли Софию. Как при личном общении, так и в группе, мы полностью поддерживали все её инициативы, что также имело благотворное влияние.
Обсуждение В настоящее время научные результаты использования животных в терапевтических целях широко обсуждаются, и, в большинстве своём, определённо указывают на появление поведенческих улучшений у пациентов (Maurer at al., 2008, Bouchard, 1995).
В области психиатрии, с исторической точки зрения, упомянем эксперименты Анжа Кондорета, французского ветеринара, который опубликовал в конце 1970-х годов несколько работ, связанных с изменениями поведения у детей с психотическими расстройствами в присутствии животных (Кондорет, 1978, 1979), или американских психиатров Сэмюэла и Элизабет Корсон, которые использовали в 1974 году животное как "посредника взаимодействия и отношений" в группе подростков с психическими расстройствами и устойчивостью к любой другой форме терапии (Corson et al., 1977) С тех пор были опубликованы многие работы, констатирующие благотворный эффект зоотерапии в психиатрии, даже если их результаты были очень вариативны, а их методики не всегда соблюдали необходимую для научного исследования строгость (Servais, 2007). Сегодня исследователи и практики разделяют мнение о необходимости использования в зоотерапии исключительно общительных, инициативных, послушных, контролируемых и предсказуемых животных (Kovacset al., 2006, Bankset al., 2005), особенно, если речь идёт о собаках. То есть, мы го ворим о собаках, с поведенческой точки зрения исключительно устойчивых к стрессу и испытывающим абсолютное доверие к людям. В случае агрессивного или беспокойного поведения пациента, общительная и послушная собака-медиатор сначала вернется к своему хозяину (терапевту), чтобы затем (по команде или без нее) возобновить взаимодействие с пациентом. Терапевтическое взаимодействие, которое в рамках зоотерапии должно быть триадным, здесь будет заблокировано на вербальном обмене между терапевтом и пациентом. Оно будет лишь изредка открываться к настоящему взаимодействию между пациентом и животным, поскольку, во-первых, терапевтическая работа с возбужденными пациентами, по определению, ведётся тем, кто вербализирует, и, во-вторых, потому что собака-терапевт априори не должна бояться резких движений.
Но взаимодействие между человеком и животным, предусмотренное в терапии, могло бы быть гораздо более содержательным, если бы собакам-медиаторам (животным, наиболее часто используемым в этой области) давали возможность быть не такими «успешными» с точки зрения их адаптации к любому взаимодействию. Естественно, отсутствие агрессии, как основной параметр отбора должен быть сохранен. Упомянем здесь Веронику Сервэ (Véronique Servais, 2007), психолога, исследователя и преподавателя в области антропологии коммуникаций : «... я хотела бы настоять на факте, что в любом терапевтическом «использовании» (какое гадкое слово!) животных не должно происходить отрыва животного ни от его собственной «природы», ни от связей, которые соединяют животное и нас самих с миром природы в целом. Иначе животное станет только простым орудием и потеряет большую часть благотворного потенциала, который оно могло бы привнести (в общение)». Насколько мы знаем, единственное животное-терапевт, которое еще «имеет право», общаясь с пациентами страдающими психическими расстройствами, вести себя натурально, это лошадь. MacNamara и Butler (в Fine, 2010) предполагают, что психотический пациент сможет непосредственно увидеть результаты своего поведения в реакции лошади (животное отойдёт), и он сможет изменить своё поведение, приспосабливаясь к лошади: говорить тише, двигаться медленнее, минимизировать свою жестикуляцию. Необходимым условием является предварительная вербализация необходимых действий терапевтом. Эта гипотеза была подтверждена недавним исследованием о пригодности использования различных видов животных (собак или лошадей в сравнении с программами ухода за больными без животных) в терапевтической работе с психотическими пациентами, склонными к агрессии. Nurenberg и al. доказали, что лошадь является максимально приспособленным животным для работы с подобными пациентами. Они объясняют свои результаты тем, что эти животные не только самые внушительные (рост, вес) , но и тем, что их коммуникация с людьми имеет скорее «эффект зеркала» (коммуникация «хищник–жертва »), чем «прямой ответ» (человек и собака, «хищник-хищник»,). Таким образом, по мнению авторов, эффект зеркала может моделировать неагрессивные стратегии поведения у психотических пациентов, в отличие от более прямых коммуникаций, расцениваемых пациентами, как «провоцирующие». В том, что касается морских свинок, кроликов и других мелких животных, используемых в зоотерапии, то терапевты, ведущие занятия, скорее склонны их защищать и оберегать, чем заниматься терапевтическими аспектами коммуникации между ними и пациентами, так эти животные очень хрупки, и самым лучшим решением в случае резких манипуляций и агрессивных жестов пациентов, будет их убрать. Однако, присутствие гиперчувствительной, пугливой и застенчивой собаки позволило нам получить поведенческие и психологические улучшения, которые оказались не только быстрыми, но также длительными и переносимыми пациенткой в другие контексты. Мотивация «приручить» Лану, постепенное изменение роли от «пациентки» до «врача», улучшение отношения к самой себе через призму доверия, которое Лана понемногу начала к ней испытывать, помогли Софии полностью войти в терапевтический процесс. Цель, которую София себе поставила, помогла ей не только достаточно быстро достичь прогресса в отношениях с Ланой, но также увидеть себя как компетентную, сильную и терпеливую. Несмотря на то, что София с большим трудом переносила фрустрацию и была, скорее, эгоцентрична в повседневной жизни, желание взаимодействовать с Ланой позволило ей продвинуться вперёд.
Действительно, в так называемом, нормальном психо-аффективном развитии ребёнок перерабатывает опыт фрустрации. В своем психическом развитии София не прошла через этот этап. Однако, мы смогли увидеть в ходе занятий значительную эволюцию с её стороны. С одной стороны, она согласилась работать над своим поведением, поскольку поняла, что это было очень важно для общения с Ланой, а во-вторых, она стала постепенно проявлять эмпатию, осознавая те трудности, которые Другой мог испытывать в общении с ней. Осознание желаний и душевного состояния Другого, а также адаптация своего собственного поведения в целях создать аутентичные взаимоотношения, стали одновременно и мощным двигателем перемен, и базой для научения социально адаптированному поведению. Этот опыт дал нам новое понимание роли животного-медиатора в терапевтическом процессе. С самого начала термин «пугливая», в применении к собаке, был трансформирован нами, терапевтами, в «нежелающая устанавливать контакт», превратившись из оценки «качества» собаки в открытие новых возможностей для пациентки. Постоянная вербализация, которая последовала за этим рекадрированием, позволила ей изменить свое собственное поведение. В том, что касается Ланы, её выбор создать отношения с Софией был основан на поведенческой эволюции последней, и аутентичность этого выбора (со стороны собаки) не может подвергаться сомнению. Конечно, было множество взаимных корректировок, но постоянная динамика улучшений их отношений абсолютно бесспорна. В ходе занятий зоотерапией у Софии развилось чувство ответственности, которое она распространила на людей. Сейчас она заботится о благополучии пациентов также и вне сеансов. Она помогает расставлять и собирать стулья, приносит печенье участникам, обращает внимание на их привычки и чувства (проверяет, что мы, терапевты, тоже это делаем!), предлагает свою помощь, чтобы проводить некоторых пациентов в столовую после сеанса. Опираясь на все эти элементы, мы также можем задать себе вопрос о роли идентификации во встрече этих двух существ. В действительности мы очень быстро отметили особенный интерес, который София испытывала к Лане. Она часто проговаривала те черты характера, которые можно было обнаружить в ней самой. Можно предположить, что эта встреча, в терапевтическом смысле, позволила Софии вернуться к общению с людьми, больше им доверять в новом социальном контексте. Эта гипотеза может стать предметом более углубленного исследования в дальнейшем. Таким образом, присутствие животного-медиатора, имеющего сложности с адаптацией, но участвующего в терапевтическом процессе, может быть в конечном итоге весьма благотворным для людей, страдающих серьезными нарушениями социального поведения: невозможностью создать близкие отношения, доверять и принимать Другого.
Библиография: 1. Arenstein, G.-H. (2013), Zoothérapie. Quand l’animal devient assistant-thérapeute. Québec : Editions Marcel Broquet.
2. Banks M.R., Banks W.A., (2005). The effects of group and individual animal-assisted therapy on loneliness in residents of longterm care facilities. Anthtozoos, 18 (4), 396-408.
3. Barba, B.E. (1995). The positive influence of animals: Animal-assisted therapy in acute care. Clinical Nurse Specialist, 9 (4), 199-202.
4. Bouchard C., Delbourg C. (1995). Les effets bénéfiques des animaux sur notre santé. Paris, Albin Michel.
5. Chartier, A. (2014). Chien médiateur ou de thérapie. Le choisir et l'accompagner tout au long de sa vie. France, Edilivre.
6. Condoret A. (1978). Une nouvelle méthode relationnelle au service de l’enfant: l’intervention animale modulée précoce (I.A.M.P.). Bulletin de l'AcadémieVétérinaire de France, 51, 471-474.
7. Condoret A. (1979). A propos d’un cas d’autisme amélioré par l’intérêt porté à une tourterelle, en classe maternelle. Bulletin de l'Académie Vétérinaire de France, 52, 153-157.
8. Corson S.A., Corson E.O., Gwynne P.H., Arnold L.E. (1977). Pet dogs as nonverbal communication links in hospital psychiatry. Comprehensive Psychiatry, 18, 61–72.
9. Delta Society (1996). Standards of Practice for Animal-Assisted Activities and Animal-Assisted Therapy. Delta Society, Renton, USA.
10.Fine A. (2010). Handbook on Animal-Assisted Therapy, 4th Edition, Foundations and Guidelines for Animal-Assisted Interventions, 3rd edition. Academic Press, USA.
11.Kovacs Z., Bulucz J., Kis R., Simon L., (2006). An exploratory study of the effect of animal-assisted therapy on nonverbal communication in three schizophrenic patients. Anthrozoos, 19 (4) : 353-364.
12.Lehotkay R., Orihuela-Flores M., Deriaz N., Galli Carminati G. (2012). La thérapie assistée par l’animal, description d’un cas clinique. Médecine et Hygiène, «Psychothérapies », 32, 115-123
13.Levinson, Boris (1962). The dog as a co-therapist. Mental hygiene, vol. 46, p. 59-65
14.Levinson, Boris (1964). Pets: a special technique in psychotherapy. Mental hygiene, vol. 48, p.242-248.
15.Maurer M., Delfour F., Adrien J.-L. (2008). Analyse de dix recherches sur la thérapie assistée par l’animal : quelle méthodologie pour quels effets ? Journal de réadaptation médicale, 28, 153-159
16.Nurenberg, J. R., Schleifer, S. J., Shaffer, T. M., Yellin, M., Desai, P. J., Amin, R., & Montalvo, C. (2015). Animal-assisted therapy with chronic psychiatric inpatients: Equine-assisted psychotherapy and aggressive behavior. Psychiatric Services, 66, 80-86.
17.Servais V. (1989). L’animal familier : médecin malgré lui ? Cahiers d’Ethologie appliquée, 9, 375-406.
18.Servais V. (2007). La relation homme-animal. La relation à l'animal peut-elle devenir significative, donc thérapeutique, dans le traitement des maladies psychiques. Enfances & Psy, n° 2 (35), 46-57.
19.Struk, C. et Brady, M. (1998). Fur therapy: A home visitation program for children. Caring Magazine, May, 40-43.