Здравствуйте, мои дорогие подписчики и читатели!
По многочисленным просьбам, я написала эту настоящую мистическую историю из моей жизни два месяца назад и почему-то думала, что я её разместила.
Листая вчера свои публикации, эту я не обнаружила. Видимо, собиралась опубликовать, но разместила что-то другое.
Зато сейчас, когда писать из-за болезни рук трудно, она придётся кстати.
История эта произошла в далёком 1973 году, то ли в середине мая, то ли в его конце.
Мне в то время было шесть лет.
Май – пора дивная! Особенно, если ты юна, любопытна и всегда готова на разные «подвиги», стараясь утереть мальчишкам носы.
И мне это всегда удавалось.
С девчонками я не дружила. Меня не интересовали куклы и сюсюканье с соседскими младенцами.
Куда завлекательнее было с мальчишками.
Мы играли в «Казаки-разбойники», бегали по крышам гаражей, исследовали по субботам и воскресеньем, когда никого нет, нашу местную «Бетономешалку» (небольшой заводик ЖБИ), замирали от сладкого ужаса, заглядывая в занавешенные окна морга, катались по прудику у дома на авиационных шинах и плотах, запускали по весне кораблики и ловили на лесной опушке майских жуков.
Вот и в тот май мы каждый вечер бегали на опушку леса, на охоту за большими пышноусыми насекомыми.
Родители за нас не беспокоились. Раньше нас было видно с балконов, выходящих в сторону взлётной полосы. В ту пору двор больницы ещё не затеняли пышными кронами липы, берёзы и клёны. Тогда деревца едва ли превышали уровень первого этажа.
Нас было семеро – шесть мальчишек и я. Я – самая младшая, мальчишкам же было по 8-12 лет.
В тот вечер мы увлеклись, и ушли за болото, куда нам строго-настрого запрещалось ходить. Уже темнело, но, увлечённые беготнёй, мы яростно размахивали сачками, когда раздавалось громкое гудение приближающегося жука и не замечали, что сумерки всё гуще и гуще, свет полной Луны всё ярче, а мы всё дальше от дома.
Спохватились мы, когда стало совсем темно.
И пошли в обратный путь, маршируя и распевая во всё горло балладу о Щорсе, ну ту самую: «….шел под Красным знаменем командир полка…».
С громкой песней было как-то спокойнее в ночном лесу.
Нам ещё предстояло преодолеть болото, балансируя на узкой «недогати» из тонких древесных стволов, уложенных не поперёк, как на нормальной гати, а вдоль – по два-три деревца.
Хорошо, что сияние Луны освещало дорогу не хуже фонарей.
До болота было ещё минут десять ходьбы, когда мы услышали за спинами странный звук. Низкий и приглушённый, словно пробивающийся из земли, он отдавался в грудной клетке и во всех костях, не на шутку нас испугав. Мы встали на тропинке и озирались по сторонам, в поисках источника гула. И все разом почему-то перешли на шёпот.
И тут, сквозь стволы берёз и низкий кустарник со стороны чащи, разлился свет. Яркий, но в то же время непостижимым образом тёмный – сине-голубой и холодный. А на ответвлении от центральной тропинки и на самой тропке, вдалеке показались чёрные силуэты на фоне этого света.
Фигур было пять. Четыре – похожие на людей, только очень высокие и неимоверно стройные. Пятая фигура напоминала человека, одетого в длинный, до земли, плащ с капюшоном. Они были хорошо видны, и не шевелились.
Мы застыли, не в силах ни думать, ни бежать. Что-то в этой группе было настолько странным, и эта странность была настолько очевидной, что лишила нас возможности двигаться.
Не могу сказать, что мне было очень страшно. Я с детства не боялась ни темноты, ни леса, ни привидений. И, хотя холодок то и дело пробегал по спине, мне было страшно интересно. Но всеобщее напряжение сильно действовало на нервы.
И вдруг, фигура в капюшоне сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее начала приближаться к нашей компашке. И она не шла, она плыла, летела над высокой травой. и одеяние, словно цеплялось за стебли травы и ветки кустов, и отрывалось клочьями. А клочья эти таяли в ночной тьме.
И из-под капюшона, на месте, где должно быть лицо, блестело тёмно-голубое размытое пятно, словно оно отражало странный свет, что был за его спиной.
Кто-то из мальчишек завизжал, разрушив наше оцепенение, и мы рванули со всех ног к болоту.
Я помню, как, едва касаясь ногами «недогати», я молча неслась к далёким спасительным огням наших ближайших к лесу домов. А рядом, так же молча, бежали ребята.
И тут я поскользнулась, взбираясь по небольшой горке, окаймлявшей болото с востока, скатилась вниз и ударилась головой о пенёк. Виском. В глазах от пронзительной боли на мгновение померкло, а затем надо мной склонилась фигура в плаще.
Лица я так и не увидела. Или не запомнила.
Последнее, что я помню – страх и боль исчезли, и по телу разлилось какое-то уютное радостное тепло.
Так я себя чувствовала только один раз в жизни – зимой того же года, когда миновал кризис двустороннего воспаления лёгких. Я тогда я провалялась в бреду неделю, видя ужасные картины падающих на меня стен и лезущих из них серых щупалец, мучаясь от жара и не узнавая близких.
Потом, когда пришла в себя, я лежала в большой комнате на диване, укрытая тёплым одеялом, рядом посапывали наш карликовый пинчер Тотошка и кот-сибиряк Потап, по новому цветному телевизору показывали фильм про индейцев с Гойко Митичем, а мама варила вкуснейшую рисовую кашу на молоке со сливочным маслом.
Как мне тогда было хорошо!
Вот так же мне было хорошо и в ту ночь в лесу, на краю болота.
Очнулась я на рассвете вовсе не у кромки болота, а собственной кровати, правда не в ночной рубашке, а в шортиках и маечке, в которых ловила вчера жуков. Голова не болела, руки-ноги – чистые, хотя я должна была изгваздаться при падении изрядно.
Тотошка, лежавший в ногах, радостно повизгивая, облизал мне лицо. Я прижала пёсика к себе, осознав, как хорошо, что я никогда не брала его с собой на наши, не всегда безопасные, вылазки с мальчишками.
Как я оказалась дома, я не помнила.
В большой комнате почему-то вполголоса разговаривали мама с папой. Это было странно – в воскресенье они так рано не вставали.
Я встала и, с опаской, вышла к ним, не вызвав никакого удивления с их стороны.
На журнальном столике, изливая терпкий аромат, курились чашки с кофе. Мама была слегка накрашена и причёсана и одета в самое красивое летнее платье из апельсинового крепдешина. Папа, в наглаженных брюках и рубашке сидел в кресле, вытянув ноги, и беззаботно дымил трубкой, почёсывая вальяжно развалившегося на коленях Потапа.
Мама сказала, что они собрались к тете Наде и дяде Лёне Волковым – у них свадебный юбилей, и те скоро должны за нами заехать. Мне было предложено собраться в темпе вальса.
Вот ещё. Мне вовсе не улыбалась перспектива «быть паинькой» целый ясный майский день и общаться с девочками – дочерьми четы Волковых.
Да и с мальчишками не терпелось поговорить насчёт вчерашнего.
Так что ехать я отказалась.
Тогда дом «оставался на меня» до вечера, и от меня потребовали обещание, что я поем, как следует и вынесу мусор.
Я вообще была жутко самостоятельной с четырёх лет. Меня даже в Тулу одну отправляли. Мама сажала меня в электричку на Каланчёвке или в поезд на Курском, я доезжала до Тулы и, с вокзала сама добиралась до дома бабушки или крёстной на трамвае.
Я ничего не понимала. Допустим, родители нашли меня на болоте и принесли домой. Тогда они должны ругаться и взывать к моей недоразвитой совести. Но они были веселы и, как видно, читать мне нотации не собирались.
На мой вопрос, как я вчера попала домой, они удивлённо и уже встревожено переглянулись.
Мама пощупала мою голову, папа расспрашивал, болит ли у меня то-то, и неужели я ничего не помню.
А я действительно не помнила!
И они мне рассказало вот что:
Оказалось, что вчера, все родители уже собирались идти к лесу, звать нас домой, когда ватага мальчишек ворвалась во двор, задыхаясь и наперебой крича, что за ними гналось привидение. Пока выясняли, что к чему, и где ребята потеряли меня, я, как ни в чём не бывало, появилась из-за густых кустов жёлтой акации, из-за угла дома – в одной руке сачок, в другой жестяная банка из-под цейлонского чая с майскими жуками. Спокойная, ни тени того, что я тоже неслась со всех ног.
Я подошла ко всем, вежливо поздоровалась и заявила, что устала и хочу домой.
На выкрики: «Танька, ну скажи им! Мы же все видели привидение!», я подтвердила, просто кивнув. А мальчишки дружно описывали и тот низкий гул, и чёрные силуэты на фоне пронзительно-яркой голубизны лесного сияния, и фигуру в плаще с капюшоном, как она летела за нами над травой.
И как они бежали, боясь оглянуться, не зная, что я осталась на болоте.
Но, похоже, взрослые не приняли всерьёз все эти «сказочки», и развели всех нас по домам, снисходительно соглашаясь с любыми поворотами «закрученного» сюжета коллективного детского воображения.
Поднимаясь на третий этаж, мои мама и папа тоже пытались выяснить, что же произошло на самом деле. Но я им сказала, что толком ничего не видела, так как шла обратно впереди всех, а напугавшие нас тени были сзади. Вряд ли это были люди. Кто в полночь пойдёт в лес? А что свет – так это Луна так ярко светила. В общем, мы просто испугались…
По словам папы с мамой, я зашла в ванную, тщательно вымыла руки и почистила зубы. Поесть отказалась и вышла на балкон. Открыла коробку и выпустила жуков.
Когда меня спросили, что я делаю, я ответила, что больше не буду ловить жуков. Они тоже хотят жить, у них тоже есть дом, где их ждут другие жуки. И ушла в спальню.
Минут через пять родители зашли в комнату, а я уже крепко спала, разметавшись по кровати, так и не раздевшись.
Ещё раз удостоверившись, что я в порядке, родители облегчённо начали собираться. Для них было очевидно, вчера я либо устала, либо испугалась так сильно, что не помню, как вернулась домой.
Хорошо, что во сне не ходила, балансируя на перилах балкона. А ведь в лет до двенадцати меня вылавливали то тут, то там чуть ли не каждую ночь!
Да, я была конченым лунатиком!
Так что особо не переживая, мама с папой уехали в соседнюю деревню к Волковым, праздновать юбилей свадьбы.
Это наш городок образца 60х-70-х. На переднем плане ДК «Авиатор» Сзади него по торцу – школа №3 прямо за ней «второй» из наших домов, где жили сотрудники Почтово-Грузового сектора аэропорта. «Третий» дом – левее, а вот мой, «первый» – правее. Его, увы, не сфотографировали.
За «вторым» домом – территория больницы. За ней – то самое поле и те лесные опушки, где мы ловили майских жуков.
У самого дальнего, третьего уступа леса и есть то самое болото. Там, где красная точка, тропинка, по которой мы бежали, выходит к болоту, к «недогати» .
Раньше этот лес тянулся до самого заповедника. Чащи там были непролазные.
Погуляв с Тотошкой, я ждала, когда мальчишки выспятся, и мы сможем обсудить, что же произошло в лесу.
Сидя на диване и жуя бутерброд с колбасой под сладкий чай, я прокручивала в голове погоню и своё падение. Я пыталась понять, почему всё было таким страшным издали, но оказалось таким близким, даже родным и понятным вблизи. Но что я поняла? Вот этого-то и не помню.
Закрыв глаза и представив чёрные силуэты, я вдруг осознала, что чёрные силуэты в лесу были либо раздеты, либо одеты во что-то облегающее, как трико. А то, что мы приняли за плащ с капюшоном на одном из них, было скорее, чем-то вроде размытого пятна (или, как сейчас бы сказали – ауры) темнее ночи.
Дальше моё воображение просто отказывалось комментировать произошедшее.
Как я ни ломала голову, объяснить даже самой себе, что же всё-таки это было, я была не в состоянии.
Каково же было моё удивление, когда, встретившись во дворе с Тимуром и Славкой, я поняла, что они ничего не помнят! И остальные, что вышли к нам позже тоже ничего не помнили!
Просто как отрезало. Ребята не могли вспомнить ни фигуры на фоне тёмного света, ни низкий будоражащий звук, ни как бежали, сломя голову через болото по лесу, ни как орали на весь двор, примчавшись к родному дому.
Я была в такой растерянности, что начала думала, что мальчишки сговорились против меня. Ведь вчера я их не поддержала перед родителями, и вела себя по возвращении странно. А может, они специально делают вид, что не помнят – ведь нам могло влететь по первое число от взрослых, если бы они узнали, что мы ходили за болото!
Но, нет! Сколько я ни рассказывала им про то, что мы все видели, они только смеялись.
Видя, что ребята упорствуют в своих заблуждениях, мне надоело их в чём-то убеждать, и, то ли обижаясь, то ли злясь, я ушла гулять одна.
Я не понимала, что происходит, только чувствовала, что всё это связано с фигурами в лесу и моим собственным провалом в памяти.
Постепенно происшествие с призраками остывало, укладываясь в моём юном, очень восприимчивом сознании на полку с другим необъяснимым, что уже было в моей маленькой жизни.
С того вечера у меня навсегда пропала охота ловить майских жуков и выманивать из норок полевых мышей. И к своей компании мальчишек я как-то охладела. Я больше не играла с ними. Вернее, играла против них, перейдя во враждебный лагерь двух соседних домов.
Мы часто ходили в лес за грибами с мамой и приезжавшей к нам летом бабушкой Пашей (мамой мамы), но никогда не ходили в ту сторону – за болото.
Зато сейчас я часто хожу через него за грибами. Сейчас оно практически высохло. И с тем местом, где была «недогать» теперь граничит частная территория последнего по улице коттеджа.
Чащу, из которой появились «привидения» теперь пересекает объездная автотрасса. А за ней – мой любимый «верхний» ельник, взлётная полоса аэропорта и заповедник.
И, проходя по самодельному мостку через исток нашей речки Гнилуши, я каждый раз вспоминаю ту ночь.
Я уже не могу представить себе отчётливо те фигуры в «трико» и ту, что меня догнала.
Но тёмный яркий синий свет остался со мной навсегда.
Он вспыхивает в голове, когда меня посещает очередное озарение. Он вспыхивает и тогда, когда я в серьёзной опасности.
Может быть поэтому, не смотря на десятки, а то и сотни раз, когда я была на волосок от смерти, я до сих пор жива?
А вот мальчишкам не повезло. Никто из них шестерых не пережил даже школу.
Мне бы в голову не пришло связывать этот факт с таинственным происшествием на болоте, если бы не старшая сестра Славы Родина.
Когда, после двадцати с лишним лет, прожитых в Москве, я вернулась в Городок в родительский дом, мы с ней как-то вместе были на похоронах нашей престарелой соседки.
Мы курили на балконе, когда она вдруг спросила:
- Помнишь, вы в детстве с ребятами привидение в лесу видели?
Я даже не сразу поняла, о чём она спрашивает. Потом дошло, что это о той майской ночи.
- Так вот, Славка, в больнице… он сильно бредил перед смертью… всё повторял, что за им призрак в плаще гонится… а в последнюю минуту что-то про синий свет бормотал. Мы тогда не придали значения… но потом, когда Юра Жаров, Царство ему Небесное, уходил, он тоже говорил что-то про привидение в лесу и про свет…Может ты скажешь, что это было тогда, в детстве?
Я отмахнулась, мол, не помню уже толком.
А потом, уже дома, сопоставила следующее:
Колька, самый младший из нашей ватаги, месяц спустя, после ночного забега от призраков, играл вместе с мальчишками в прятки на свалке. И залез в большой старый холодильник с дверцей с автоматически захлопывающимся замком. Открыть такую дверцу можно было только снаружи.
Ребята искали-искали Колю, подумали, что ушёл домой и забыли.
Взрослые нашли его только вечером. Он задохнулся.
Второго, Аркашу, годом позже сбила машина то ли в Клайпеде, то ли в Каунасе – уже не помню. Они в Прибалтику каждый год к родственникам отдыхать ездили.
Третий, Тимур, гонял с ребятами мяч на лесном пруду, на весенних каникулах в пятом классе. Он выбежал за мячом на лёд. Был уже март, лёд не выдержал, и Тимка ушёл под воду. А на пруду даже рыбаков не было. Пока мальчишки сами пытались его спасти, и бегали к ближайшему дому за помощью, Тимур утонул.
А это наш пруд в то же время – 60-ые-70-ые. Может, и я тут есть :)
Сейчас вокруг пруда растут огромные роскошные липы, саженцы которых видны вдали. А сразу за ними проходит новая объездная автортрасса, уничтожившая мои любимые грибные места.
На горизонте – здание службы АТБ аэропорта. И между прудом и аэропортовскими службами – взлётно-посадочная полоса. И ещё там была старая деревня. Люди там уже не жили, но огороды сохраняли до 2016-го, когда построили трассу.
Четвёртый мальчик из нашей компании, Ромка, когда ему было пятнадцать, зимой, после школы, отправился покататься на лыжах в овраг в дальний лес, сломал ногу и замёрз.
Это был будний день – в овраге мало кого встретишь, разве что подростков. А Ромка и не сказал никому, что собирается в овраг. Да и кто бы мог подумать, что его туда понесёт – метель мела уже дня три.
Нашли его только в выходные, когда погода успокоилась, и к нам, как обычно, прибыл «Поезд Здоровья» из столицы.
Эта электричка была специальная. Ранним утром субботы и воскресенья она привозила москвичей, работавших на заводе ЗИЛ, желающих зимой – покататься на лыжах, летом – пособирать грибы или пожарить шашлыков на природе, а вечером – забирала и возвращала в Москву.
Вот эти зиловские «туристы» и нашли Рому.
Пятый, тот самый Славка Родин, простудился этой же зимой. Врачи что-то напутали с диагнозом и, вместо крупозного воспаления лёгких, лечили от бронхита. А когда спохватились, время было упущено.
А вот Юрка Жаров, о котором упомянула сестра Славы, погиб от перитонита следующим летом – разорвался аппендикс. Он уже перешёл в десятый класс и на каникулы отправился в деревню. Там случился приступ аппендицита, и пока везли в райцентр… в общем, спасти не удалось.
Честно – я до сих пор не знаю, что и думать. Хотя чувствую – всё это последствия майской ночи 1973-го.
Может быть, у кого-то из вас есть соображения по этому поводу?
Ведь кто-то создаёт вот такое:
Я нашла это изображение, когда подбирала иллюстрации к этой истории. И аж задохнулась на мгновение. Я только осветлила место, где должно быть лицо – и картинка стала полной!
Комментируйте, ставьте лайки и подписывайтесь на канал!