В эксклюзивном интервью Роберт Плант рассказывает Classic Rock о своих взаимоотношениях с Джимми Пейджем, о будущем Led Zeppelin, если таковое возможно, и о своём новом сольном альбоме, который включает в себя разнообразные каверы и - впервые за последние четыре года - оригинальный материал.
Для Золотого Бога его появление было удивительно неброским: освещаемый неярким утренним солнцем, Роберт неторопливо подходил к Momo's, марокканскому кафе, расположенному в одном из лондонских подвальчиков, которое он избрал в качестве места нашей встречи. Загорелый, улыбающийся, любопытный, с высоко поднятой головой. Он только вчера вернулся из Нью-Йорка, поэтому глаза у него ещё слегка красные, но всё в нем говорит о неистощимой энергии, о драйве. Одетый в обычную футболку и джинсы, с сумкой через плечо, он всем своим видом демонстрирует энтузиазм и отменное жизнелюбие.
Он раскован и дружелюбен. Как истинный рокер-джентльмен, Роберт Плант любезен и привлекателен. К тому же, он так умело управляет всеми этими Я классный парень, ты классный парень, и мы можем болтать о чем душе угодно, что только потом уже, прослушивая диктофонную запись, ты осознаешь, что говорили вы с ним о том, о чем хотелось ему. Его энтузиазм, его образованность, его коммуникабельность, то, как умело он создает вокруг себя атмосферу непринужденности, словно дружеская поддержка, помогают тебе обрести уверенность в себе. А потом он указывает тебе, какого направления следует придерживаться: иди, сынок, туда-то и выброси из головы всё, о чем только что думал. И нередко он оказывается прав.
Всё утро мы только и делаем, что снимаем и записываем интервью для промо-акций, которые его записывающая компания проведет в тех уголках земного шара, куда сам Роберт во время промо-тура в поддержку своего нового сольного альбома не приедет. А местечек таких очень много. Спускаясь в подвальчик, мы обнаруживаем, что там полным-полно телевизионщиков, гримеров и представителей рекорд-лейбла.
Не мешкая ни минуты, он приветствует каждого, распространяя вокруг флюиды хорошего настроения, словно продавец экстази на молодежной вечеринке. Он продолжает говорить, даже когда две молоденьких гримерши пытаются заставить его сидеть неподвижно, чтобы нанести грим. Он продолжает говорить, потому что по своему опыту знает, что, если вдруг остановится, наступит неловкая тишина. Таково воздействие Золотого Бога на окружающих его людей, пусть даже он уверяет, что уж 20 лет как забросил эту роль.
Эй, послушайте-ка вот это, - говорит он, пока одна из девушек возится с его волосами, всё же слишком длинными, чтобы сказать о них до плеч. Он размахивает компакт-диском, и кто-то ставит его на проигрыватель. Всё начинается с меланхолической гитары, которую невозможно не узнать, хотя, конечно, это не оригинал... Это Долли Партон, - поясняет он. Так вот она, её версия Stairway То Heaven, с соревнующимися банджо, церковным хором и голосом самой Долли, такой трогательной в своей старомодной искренности, что кажется почти сюрреалистичной. Но, чтобы впечатление было уж совсем сюрреалистичным, нужно слушать её утром, в 11, в темном лондонском подвале, сидя напротив Роберта Планта.
Ну, и как тебе? - спрашивает он по окончании композиции.
Блестяще, - отвечаю я.
Да, - улыбается он. - Замечательно, правда? Не то чтобы это одна из моих любимых песен, но мне нравится то, что с ней сделала Долли.
Я гляжу на него, но он уже занят чем-то другим. Я мысленно отмечаю происшедшее, чтобы вернуться к этому позднее, когда буду брать интервью для Classic Rock.
По окончании съемок мы остаемся в подвальчике, куда нам очень своевременно присылают ланч. Вынужденные просидеть неподвижно два часа, теперь все едят стоя, радуясь возможности размять ноги и свободно поболтать. Откусывая лаваш, Роберт спрашивает меня, давно ли у меня появился его новый альбом. С неделю или около того, - отвечаю я.
Значит, недавно, - говорит он.
Да нет же, достаточно давно, - возражаю я. Он смотрит на меня с сомнением. И он прав. На то, чтобы впитать в себя всё эзотерическое очарование Dreamland, первого сольного альбома Роберта Планта за последние семь лет, недели ничтожно мало.
Записанный на лондонской студии RAK в период между ноябрем 2001 и февралем 2002, это первый альбом, созданный с его новой группой Strange Sensations, которую он собрал прошлым летом, чтобы выступить на нескольких фестивалях. Из одиннадцати треков восемь - каверы, восходящие к середине или концу 60-х, когда юный Плант, будучи участником команды Band Of Joy (в которой также играл ударник Джон Бонэм), формировался как певец. Сей факт можно расценивать как попытку вернуться к своим корням - знаменитые музыканты вроде бывшего вокалиста Zeppelin к подобному склонны. (Лучшей из таких попыток можно назвать веселый, но довольно слабый Rock And Roll Джона Леннона, худшей - чудовищный The Spaghetti Incident Guns N' Roses.)
Но, как только вы начинаете слушать его новую запись, все эти мысли рассеиваются как дым. Мы имеем дело с альбомом Планта, преимущественно состоящим из чужого материала. Но эти версии нельзя отнести к обычным каверам. Лучше назвать их интерпретациями, будь то своеобразное исполнение непростого старого блюза Fixin' То Die Bukka White, или призрачное прикосновение к гипнотической балладе Song For The Siren Тима Бакли, или абсолютно переиначенная Неу Joe, которую можно было бы принять за совершенно другую песню, если бы в финале гитарные партии намеренно не напоминали классическую версию Хендрикса.
Я должен был немного выйти за рамки конкретики, - говорит Плант. - Раз уж я взялся за эти песни, нужно было придумать нечто совершенно иное, свежее. Да, это имеет отношение ко всему тому, чем я занимался с 1967 года. Разница лишь в том, что преимущества этой музыки предстают под совершенно иным углом.
Кроме того, в альбоме есть три оригинальные песни. Все они неплохие, одна - вообще первоклассная, написаны они Робертом Плантом и его группой. Той самой группой, с которой он появился на благотворительных концертах, проводимых The Who и их Фондом помощи подросткам, больным раком в лондонском Альберт-Холле в феврале. В её состав входят гитарист Порл Томпсон (экс-Cure и Page & Plant), с которым Роберт работает с 1995 года; этно-гитарист Джастин Адамc, у которого есть собственная группа The Wayward Sheikhs; басист Чарли Джонс, зять Планта, играющий с ним с начала 90-х; Клив Димер, который играл на ударных практически у всех - начиная с Рони Сайза и Portishead и заканчивая Джеффом Беком и Dr John; клавишник и аранжировщик Джон Бэгготт, автор саундтреков, награжденный премией Emmy, работавший также с Portishead, Томом Джонсом и Massive Attack.
Вместе им удалось новаторски интерпретировать ряд классических композиций, многие из которых ранее считались неприкосновенными, превратив их в гремучую смесь - пьянящий коктейль из фолка и психоделии, азиатских и африканских ритмов, рока, попса и ещё кое-чего, связанного с пространством и временем.
И всё же могу поспорить, что своим созданием Dreamland отчасти обязан прежней группе Планта, с причудливым названием Priory Of Brion - намеренно сессионному образованию, в центре которого стояли Плант и бывший гитарист Band Of Joy Кевин Гаммонд. Такие песни из Dreamland, как MorningDew и ...Siren, были основными концертными номерами Priory.
Однако Роберту всё видится в несколько ином свете. Незамедлительно признав ту роль, которую сыграли скитания Priory по клубам и пабам Западного Побережья в создании необходимой атмосферы, он заявил, что носил эти песни в своем сердце более тридцати лет: Я годами мечтал о том, как выберу песни, которые действительно на меня повлияли, и пропущу их через некий механизм, откуда они выдут совершенно преобразившимися.
Слушая альбом, убеждаешься в том, что он действительно очень гармонирует со всем, чем когда-либо занимался Роберт Плант. Morning Dew, выпущенную в Британии первым синглом, он пел ещё в 1967 вместе с Band Of Joy. Многие музыкальные веяния из тех, что он использует ныне, впервые всплыли на поверхность ещё в Zeppelin, которые опробовали всё на свете - от азиатских мотивов в Kashmir до фолка Gallows Pole в стиле любовь и смерть. Слышатся и более эзотерические отголоски его последних сольных альбомов Fate Of Nations (1995) и Manie Nirvana (1993), не говоря уже об афро-азиатском влиянии тандема Page & Plant, особенно их альбома No Quarter, так чудесно украшенного присутствием египетских и марокканских певцов и музыкантов.
И если сопоставить пылкую новую команду и сознательно экспрессионистские интерпретации плюс три оригинальных композиции, написанных в том же стиле и основанных на идеалистических впечатлениях юного Роберта, и взглянуть на альбом Dreamland с этой точки зрения, понимаешь, что он - не столько отклонение, сколько завершение полного цикла. Во многих отношениях для Планта именно с этого всё и начиналось...
Покончив с ланчем, в течение следующего получаса он позирует для фотографа. И даже после этого сохраняет спокойствие и хорошее настроение. Наконец-то кафе опустело, и мы усаживаемся для беседы, которая, по решению Роберта, в этом году будет его единственным интервью британской музыкальной прессе. Он всегда был привередливым, а теперь, похоже, совсем спятил.
Начинаем мы с альбома, что довольно естественно. Один из особенно понравившихся мне моментов (и я говорю об этом Роберту) - это возрождение давно забытой роком традиции интерпретации. Конец 60-х славился выдающимися интерпретаторами - от Джими Хендрикса, исполнившего All Along The Watchtower так, что даже сам Дилан признался, что предпочитает его версию оригиналу, до Джо Кокера, Рода Стюарта, Дженис Джоплин и многих других. Все они умели писать песни, но порой ещё сильнее впечатляли, исполняя чужой материал.
Да, это верно. В конце 60-х происходил своего рода обмен. Бывало, люди пели совершенно не в своей манере. Такие разные артисты, как Мама Кэсс, Нейл Даймонд, Нильсон, все эти представители пост-хиппового мейнстрима... В те времена музыка была формой выражения своей общественной позиции.
Это настроение он ярко передает в таких песнях, как хрупкая Skip's Song Moby Grape - группы, которую Плант всегда упоминает как наиболее повлиявшую на него в те времена. И пусть слова песни написал не он, это не значит, что они не исходят из его сердца.
Чтобы решиться спеть песню Дилана, чтобы хотя бы прикоснуться к песне Тима Бакли, нужно быть очень уверенным в себе. Для этого я должен был сотворить их сам, а не сымитировать. Я не пытаюсь изобразить прочтение авторов, я выражаю себя и свою точку зрения. Я хочу сказать: да, сначала это слегка пугало. Но я справился, я уверен в себе. Я верю в то, чем занимаюсь. Многие вокалисты считают, что к этому нельзя прикасаться, но на самом деле прикасаться можно ко всему. Ты можешь всё. Просто возьмись и сделай. И всё будет хорошо.
Более старые номера также получают совершенно новое развитие. Как, например, блюзовая If I Ever Get Lucky Артура Крадапа, превратившаяся в легкое облако запоминающихся припевов, или Darkness, Darkness, лишенная беспечности оригинала Youngbloods, сменившейся мрачными, меланхоличными полутонами.
Честно говоря, я не могу писать такие песни, как... как... У этих песен столько особенностей. Они заключают в себе все мои ощущения, при том что сам я и не пытался создать что-нибудь похожее, ведь у меня могло бы выйти хуже или менее выразительно. Думаю, пробовать сотворить что-нибудь такое мне уже слишком поздно - конкретно в этом направлении. Все эти крохотные виньетки и прочее...
На мой взгляд, вы можете праздновать победу, ведь вам действительно удалось заставить эти старые песни звучать по-новому, дав им собственную трактовку.
Да, верно, но в очень широком смысле... Много лет назад, когда мы играли то, что ты мог бы назвать голубоглазым блюзом, вместе с Zeppelin или ещё до них, это были именно те каверы, с которых следовало начинать. И всё же это были наши собственные, глубоко индивидуальные интерпретации, благодаря которым мы в конце концов начали писать собственные песни.
А здесь - то же, но без блюза. Или же с блюзом, но в совершенно иной форме. И когда ты называешь некоторые из них угрюмыми или мрачными - это просто другая грусть. Начиная с 1972, когда мы с Джимми поехали в Индию и сделали запись с Бомбейским симфоническим оркестром, и до записи в Марокко в середине 70-х, когда мы таскали с собой записывающее оборудование по пустыне, я очень непринужденно перемещался в мире музыки.
Вспомни, чем я занимался потом, с Джимми или без него, или всю эту историю с Afro Celt Sound System, или тот материал, что я записывал для Real World (лейбл Питера Гейбриэла). Вот они - шаги, которые привели к нынешнему альбому. А сегодня вечером я собираюсь поиграть на губной гармошке с Primal Scream, - он сияет, словно самый бессовестный хвастунишка, который похваляется знакомствами со знаменитостями. - В конце концов, начинается всё почти всегда похоже. Всегда есть какой-то континуум. Может быть, у этой записи немного другие краски. Но никогда ещё сборник песен не приносил мне такого удовлетворения, и я давненько не ощущал подобной искренности действа.
Из всех восьми каверов Неу Joe - наверно, самый амбициозный выбор. Эту песню записывали и Love, и The Byrds, но всем нам запомнилась именно хитовая версия Хендрикса, сделанная в 1967 году. Данная трактовка заметно не похожа на неё - это мощный психоделический водоворот, в котором ураганный вихрь сменяется картинами опустевшего города.
История Неу Joe похожа на историю Фрэнки и Джонни, - говорит Роберт. - Или на историю Gallows Pole. Известная с незапамятных времен история о предательстве и возмездии - в той или иной форме. Версия Хендрикса - это четыре замечательных, очень образных минуты совершенного рок-н-ролльного великолепия.
Я взглянул на эту песню как на фолк. Лирическая динамика такова, что вы должны слышать, что и как происходит. Мои музыканты словно обложили меня перекрестным огнем! И плюс ко всему - клавишные Джона Бэгготта, эти портисхедовские закрученные петли... В какой-то момент возникает мысль: К чему они клонят, черт возьми? Это приключение, а если его рассматривают как нечто иное - меня это не беспокоит.
Очень важно, что все эти песни были и остаются очень красивыми песнями. Они рождены в разное время в разных головах. Но мне как вокалисту они дают возможность петь, петь по-настоящему. Всё дело в основной мелодии и том мелодическом узоре, который её окружает. В притягательности и соблазнительности музыки, в сопереживании.
Восприняв всё это как в некотором роде путешествие, мы смогли найти свой собственный стиль, и это здорово. Мы творили, ограниченные временными рамками - на крошечном отрезке музыкальной истории и опыта. Strange Sensationss - действительно уникальное сочетание взаимоотношений и мастерства. На сегодняшний день это довольно теплая компания.
Первые новые песни Планта после второго (и последнего) альбома Page & Plant Walking То Clarksdale (1998) подобны предкам амфибий, переселившимся из воды на сушу, - и те и другие являются продуктом длительного эволюционного процесса. В данном случае процесс этот начался с джемов, которые на репетициях команда чередовала со старым материалом.
И вот результат: пожалуй, самое впечатляющее в Last Time I Saw Her, первой из новых песен альбома, то, что, втиснувшись между One More Cup Of Coffee Боба Дилана и ...Siren Тима Бакли, благодаря сочетанию крадущихся, футуристических гитар и клавишных, холодного ретро-вокала в стиле 50-х и рельефных ударных, она чувствует себя там как дома. То же можно сказать и о Red Dress, второй новой песне - унылом ритм-энд-блюзе, изобилующим слайдовыми гитарами и едким вокалом. Такую вещь мог бы написать Роберт Джонсон, родись он на 50 лет позже.
Я рад, что ты так считаешь, - говорит Плант. - Естественно, так и было задумано. Будь то что-нибудь, к чему мы пришли все вместе, или что-то из прошлого, мы ко всему относимся одинаково, как к совершенно новой вещи. Это связано с глобальным представлением о том, как должна звучать группа. На самом деле альбом - это лишь верхушка айсберга, потому что все фишки рождались на концертах.
Последняя из трех новых песен, Dirt In A Hole, завершающая альбом, - совсем иного рода. Хищническая, мудрая, красиво сыгранная (особенно великолепна гитара Порла Томпсона), с удивительной недосказанностью (не последнюю роль тут играет и грандиозный вокал), это самая откровенная вещь в альбоме, разве что слегка перегруженная смыслом.
Текст Dirt In The Hole написан совсем по-другому. Он настолько далек от вещей вроде Last Time I Saw Her, насколько я вообще могу себе это представить. Очень нелегко за четыре минуты выразить такие сильные ощущения. Однако Dirt In The Hole - это размышление о тщетности войн: сколько ещё мы будем забрасывать ямы землей? Пока не зароем самих себя? Это песня о тщетности, о том, как напрасно проходит жизнь, и вообще о войнах и расплате за них.
Я спрашиваю, не 11 ли сентября вдохновило его на написание этой песни. Его реакция неожиданна.
Нет, - он отрицательно качает головой. - Она написана не после чего-то такого. Я не собираюсь говорить об 11 сентября, не могу... Нельзя использовать это, как...
Просто эта песня вполне соответствует событиям, - говорю я.
Что ж, она может соответствовать каким-то нынешним событиям, но неделю назад она соответствовала тому, что происходило где-то ещё, - говорит он. Возникает пауза, и вдруг я вспоминаю, где я нахожусь и с кем говорю. Это действительно очень печально, - пожимает плечами Плант. - Человечество способно сотворить грандиозные вещи, оно так далеко ушло вперед, и всё же остается так много проблем. Так много сомнений и неверия...
В последний раз, когда Роберт беседовал с Classic Rock - a то интервью запомнилось главным образом по его категорическому отказу обсуждать так называемый вопрос о Led Zeppelin - самым шокирующим его откровением было признание в том, что он утратил интерес к сочинительству. Он даже отказался написать пару строф для трека, который собирался спеть для Afro Celt Sound System.
Те, кто достиг... хм... определенного возраста, знают, что порой действительно кажется, что всё уже сказано. И всё-таки мне немного грустно оттого, что Плант - птица высокого полета - даже не может заставить себя написать песню.
Дело в том, - говорит он, - что я не написал ни слова после Heart In Your Hand из Walking Into Clarksdale - на мой взгляд, действительно волшебной песни. В том альбоме нам иногда удавалось передать эту магию, а иногда... - нет. Вот так. А потом, по его словам, он отложил карандаш.
И сделал он это как метафорически, так и - к ужасу Джимми Пейджа - буквально, отказавшись участвовать в заключительном этапе турне Page & Plant в начале 1999 года и тем самым незамедлительно положив конец их сотрудничеству. Я всегда носил с собой небольшую сумку из-под микрофона - в ней были два-три карандаша, точилка, ластик, портативный магнитофон и славный маленький блокнот с такой классной бумагой от Смита, на ней здорово было писать карандашом. И я просто забросил всё это. Я сказал: Черт возьми, с меня хватит. Я вышел из этой игры.
Почему? Потому что не хотел больше этим заниматься. С меня было достаточно, я был сыт всем этим по горло! - он делает паузу и качает головой. - Это было в феврале. Наступала весна. Мы собрались ехать в Японию и Австралию и возвращаться через Гавайи. И я подумал: Сколько весен ты ещё встретишь? В финале фильма The Sheltering Sky один из героев смотрит на небо и говорит: Сколько раз ещё ты взглянешь на эту звезду и на эти небеса? Время не остановить. И я решил, что лучше остановиться, поразмыслить обо всём этом, а потом уже сказать Эй, как бы то ни было...
А потом, конечно, я однажды проснулся, распахнул глаза, как какой-нибудь персонаж мультфильма Бемби и понял: пора. Пришло время петь, потому что мне захотелось петь. Это произошло два года спустя. Сумка из-под микрофона так и валялась в том углу, куда я её забросил. До тех пор не было смысла разыскивать её, потому что мне нечего было сказать, кроме того что весна была чудесной...
Мне нужно было на какое-то время выйти из игры, понимаешь? Бывают времена, когда ты просто сгораешь от нетерпения высказаться, а бывают и такие, когда тебе нечего сказать. Но, когда мы работали над этой записью, никаких мучительных препятствий преодолевать не пришлось. Было весело.
Пока Джимми, объединившись с The Black Crowes, записывал один из лучших альбомов миллениума Live At The Greek, Плант вновь облачился в одежды скитальца и бодро отправился в путь вместе с Priory Of Brion. Что это было - попытка смотреть на вещи просто?
Определенно, да. Без сомнения. Нет ничего постыдного в том, чтобы сказать успеху до свидания. Не стоит вкушать его плоды день за днем, год за годом. Их следует смаковать и ценить, но не превращать в смысл жизни. Понимание этого приходит с годами. Да и тот успех, которого я уже достиг, позволяет мне придерживаться такого мнения.
И ведь подобная ситуация - полной свободы действий - складывается впервые со времен Led Zeppelin?
Да, в том смысле, что результат определяется вкладом каждого участника. Но... Сейчас другие времена, вот и всё. Со смертью Джона Бонэма не стало и Led Zeppelin, и не важно, кто там и что подумывал о его замене. Мы с ним играли вместе с 15 лет. Я не мог пойти погулять, погрустить, а потом оглядеться по сторонам в поисках когото другого. Это был бы не выход. Да и смысла не было. К чему было это делать?
И поэтому, начав работать сольно, всякий раз, когда я работал над альбомом, мне хотелось его переделать. И всякая перемена вызывала во мне чувство удовлетворения. Но я определенно пытался сказать себе, что, наверно, тот Плант, который существовал до 1980 года, исчерпал себя. Что с исчезновением группы пропал и Роберт...
А если бы Джон остался жив и Zeppelin продолжили свое существование, стали бы вы заниматься в 80-х сольными проектами, или нет?
Не знаю. Не так-то просто понять, что нужно делать, когда все вы живете в мире утопий, - он мрачно усмехается. - Координировать что бы то ни было в те времена было очень сложно. Но я не думаю, что возникла бы необходимость в сольных альбомах, потому что в Led Zep ты мог идти в любом направлении. В In Through The Out Door (последнем альбоме Zeppelin) Джон Пол Джонс гораздо ярче выделился на сочинительском фронте, и это сказалось на альбоме в целом. Но не думаю, - добавляет он, почти размышляя вслух, - что всё это доставляло мне такое же удовольствие, как и раньше...
Вы жаждали чего-то иного?
Я правда не знаю, что это было. Думаю, просто обстоятельства изменились. Я стал на десять лет старше, очень многое произошло в моей личной жизни - ты ведь знаешь, с этими проблемами так или иначе приходится сталкиваться. И, конечно, всё это превратило меня в другого человека. У меня был роман с наркотиками, и закончился он в 1977 очень болезненно. Я стал смотреть на жизнь под другим углом - действительно трезвым взглядом.
Поэтому, когда ты спрашиваешь, стала ли моя новая группа самой свободной формой самовыражения со времен Zeppelin, я отвечаю: Наверно, да. Но возьми, например, Pictures Of Eleven 1982 года и послушай композицию Slow Dancer, в которой я использовал каирский оркестровый рифф. В своих сольных альбомах я всегда экспериментировал с новой музыкой, даже с техно.
Плант теперь шутит, что единственный сознательный шаг, предпринятый им для обустройства его пост-зепплиновской карьеры, - это когда в начале 80-х ребята из моей группы решили, что мне следует обрезать волосы, потому что им было немного неловко заходить в панк-клубы, где Джонни Роттен, лежа на полу, исходил слюной.
Должно быть, как артист вы чувствовали себя тогда уязвимым: всётаки новое десятилетие, пост-панк, пост-Zeppelin...
Да, но... Пришло время учиться - познавать, впитывать, поглощать. Я впервые взялся изучать секреты студийного мастерства. Я узнал о вещах, которые раньше считал некоей данностью, потому что звукоинженеры, работавшие с Zeppelin, были действительно лучшими из лучших. Вся команда, окружавшая Led Zeppelin, сама по себе была удивительным средством для создания музыки, потому что значение каждого из этих людей было огромным. И вот я оказался перед необходимостью взяться за всё это самому. В моих руках уже не было того могущества и гипнотической силы Led Zeppelin, которые завораживали и пленяли миллионы людей. И в этом был какой-то плюс.
Это развязывало вам руки?
Да, верно. То были следующие восемь лет, когда появились The Cult и группы вроде The Mission. И на обложке NME снова красовалась майка с изображением Led Zeppelin. Я сказал Пейджу: Что происходит? Словно мы вернулись! Ха!
Вас это удивило? Казалось, что Zeppelin остались где-то далеко позади, в начале 80-х, и никогда не вернутся?
Я только что записал альбом, в котором не было ни одного гитарного соло. Питер Гейбриэл выпустил альбом, где не было цимбал. Пришло время прыгать выше головы. И вдруг появляются Иан Эстбери и ребята из The Cult, и Led Zep перестают быть врагом общества №1. Вновь наступило время длинных волос...
Он допивает свой ароматный марокканский чай. Так что... Игра есть игра. Она просто поддерживает круговорот. И знаешь, что? На улицах Лондона снова в моде куртки с бахромой, ковбойские сапоги и длинные волосы. Тенденции сменяют одна другую по кругу. Всё, что я делаю, - это встаю и приседаю в своей маленькой бумажной лодке. Нет смысла делать вид, что это бог весть какое откровение...
Он говорит, что вспоминает теперь о проекте Page & Plant как о главным образом замечательном. Но вдруг оказалось, что наше откровенно скромное начинание обладает огромной инерцией, и я... И он пустился наутек.
На самом деле всё началось, когда мы с Джимми обрабатывали североафриканские мелодии, которые Мартин Мейссонньер прислал нам из Парижа, и написали Wonderful One и Yallah. Вышла одна статья, в которой расписывали, как замечательно, что такие песни могут появиться в ротации, ведь напиши их кто-нибудь другой, они едва ли разошлись бы тиражом в 50 экземпляров. Мол, они такие непонятные, так в чем же дело? А дело в том, что когда-нибудь следует порадовать и самого себя.
В Нью-Йорке мне рассказали замечательную историю, - подмигивает Плант. - Когда у Ван Моррисона была фотосессия, он вышел на мостовую и сказал: Я считаю до 20. Как только скажу 20 - сессии конец. Вот так и следует подходить ко всему. Это фантастика, и я снимаю перед ним шляпу. А можно всё делать и подругому - как мы теперь и поступаем, выпуская песни и давая им немного обжиться, потому что местами это просто шедевры.
Но он понимает и то, что, чем бы он ни занимался - пусть даже у него потрясающая группа, - всегда будет слышаться едва уловимое неодобрение, как в той серии Маппет шоу: Эй, засуньте-ка подальше эти свои свирели; как насчет воссоединения Zep?
Вчера вечером я прилетел из Нью-Йорка, там я давал интервью для телевидения, радио и прессы. И, представь себе, впервые не прозвучало ни одного из подобных вопросов!
В Америке, где Zeppelin по популярности до сих пор превосходят Beatles и Stones?
Да, в Америке, - подтверждает он, как будто и сам до конца не может в это поверить. - Может быть, они просто сдались? Ведь обычно редактор говорит: Сделай-ка мне материал о Роберте Планте на тысячу слов. И журналисты начинают заполнять пространство всё теми же старыми словами, даже не послушав мою новую запись. Но на этот раз всё было замечательно.
И дело в том, - говорит он, словно меняясь со мной ролями, - что всё возможно в любое время, если к этому стремятся все участники. В любое время. Вопрос в том, насколько реальна работа в тех или иных условиях. А это окружение (имеется в виду его новая группа) абсолютно работоспособно и, я надеюсь, просуществует ещё долго.
Так, значит, именно с этим составом вы запишете ещё по крайней мере один альбом, такой же разнородный, сочетающий в себе старое и новое?
Да. Но нельзя работать слишком много, потому что так можно выбиться из сил, и тогда всё погибнет. Знаешь, это одно из безумств. Ты можешь всё погубить, и всё же существует огромный соблазн сделать именно это. В СМИ считается, что главное - успех. А чтобы добиться успеха, нужно репетировать. И вот, ты привлекаешь СМИ на свою сторону, раскручиваешь рекорд-лейбл на кучу денег... И можешь погрязнуть в долгах. Люди порой так зацикливаются на конкретных лейблах, что оно того не стоит. Успех приходит к тем, кто созидает и репетирует. Поначалу ты выступаешь в каком-нибудь лондонском пабе, а со временем добираешься и до Уэмбли. Я хочу сказать - это необычная игра.
Но у меня получилось. В 1966 я был счастлив играть в одном из лестерских клубов, а потом мне довелось несколько раз выступать на Уэмбли. Каждый, кто хоть что-то из себя представляет, хочет, чтобы его... узнавали на улицах. Не любви или богатства - не думаю, что кого-нибудь побудили петь подобные факторы. Чем дальше - тем больше удовольствия получаешь от выступлений как таковых, и постепенно превращаешься совсем в другого зверя, будто сбрасываешь старую кожу...
Когда вы поставили нам сегодня Stairway То Heaven в исполнении Долли Партон, вы упомянули, что теперь это не самая любимая ваша песня. Не потому ли, что, по вашему мнению, она не соответствует образу нынешнего Роберта Планта, и людям следует говорить не о ней, а о вашем новом альбоме?
О, нет. Нет, нет. Я уже сталкивался с этим несколько лет назад. Нет, это великая песня, но дело в том, что мне она не подходит. В моей голове для неё нет места. А 99% остального материала Zep живут там и по сей день.
До сих пор?
Да! То есть сейчас я на концертах исполняю изумительную версию Celebration Day, это потрясающая песня. И Four Sticks, но совершенно иначе, чем мы делали это с Джимми. Ещё мы играем версию In The Light - легкую и дымчатую.
Но не Stairway...?
Нет! Не её!
Не с этой группой? Или вообще эту песню - никогда?
Нет, нет... Дело не в конструкции песни, её конструкция действительно очень удачная, особенно если учесть, что тогда представляла собой звукозапись.
Дело в том, чем эта песня стала в сознании многих людей?
Отчасти. В том, чем была, и во что превратилась. Иногда что-то хорошее заходит так далеко, что предстает уже в ином свете, нежели поначалу. И в следующем своем воплощении не срабатывает. То есть я не думаю, что Джимми переживает относительно своего вклада в творчество группы - или Джонси, или Бонзо - потому что они её играют. Но некоторые тексты... - Плант строит гримасу. - Я имею в виду, я написал её, когда был ещё очень молод, понимаешь? То были иные времена. И устремления были действительно хорошими. Такие песни, как Going То California, перекликались с драйвом Нейла Янга. Я жил в мире, где ответом на все вопросы была гармония. Мы стремились к гармонии и всеобщему единению, - говорит он с легкой, понимающей улыбкой.
Плант рассказывает, что его менеджер Билл Кербишли, который является также менеджером The Who и Джимми Пейджа, называет его Маньяком. Без паники, Маньяк! - кричит он, - Роберт смеётся. - Отсюда и произошло название Manie Nirvana. Он сообщает мне всё это, пытаясь объяснить, какой безграничный энтузиазм охватывает его сейчас, когда он, по его собственному выражению, знает, куда ветер дует.
Я считаю, что абсолютно всё возможно и достижимо. Я беспристрастно оцениваю все эти свои милые маленькие происшествия. И не переживаю из-за того, что время уходит, или чего-то подобного. Ни к чему это. Недавно я был у врача, так он сказал мне: Даже если с вами что-то случится, это неважно: вы пожили за троих. Он сказал: Вам о болезнях даже думать не стоит - удивительно, что вы вообще ещё живы! И я ответил: Что вы, это был не я, я-то всегда рано ложился спать...
Славные были денечки, верно?
Он смеётся и дергает себя за волосы. Да, но мне не хочется об этом говорить, потому что всё это теперь неважно, несущественно. Тебе стоит писать не об этом, а о том, что вышел хороший новый альбом. Это действительно хороший альбом, и он может вывести меня и мою группу на другой уровень. Он получился очень занятным.
Этим летом Роберт Плант даст много концертов в Америке, так как он и его Strange Sensations - специальные гости предстоящего турне The Who, которое включает в себя четыре выступления в нью-йоркском Madison Square Garden в июне - ровно через 25 лет после того, как в 1977 Zeppelin отыграли там шесть концертов своего последнего турне.
Живые выступления - моя сильная сторона, поэтому все эти британские и американские фестивали и выступление с The Who для меня всё равно что приключение. Меня действительно радует то, что сегодня я могу играть на огромном стадионе, а завтра - в клубе в Милуоки. И так продолжается последние три или четыре года. Я выступал в Arctic Circle, вместе с Kool & The Gang играл на балтийском побережье, в стране белых ночей; я выступал и на джазовых фестивалях вместе с оркестром Каунта Бейси, и на фолк-фестивалях вместе с The Chieftains...
Я хочу многого... не столько даже экспериментов, сколько приключений. И жизненная составляющая моего существования как певца... Это может быть другой город или другое выступление, но я знаю, где я, и понимаю, к чему стремлюсь. И я знаю, что случается, когда бездействуешь...
Мик Уолл
журнал Classic Rock #13 июль/август 2002