Моё любимое открытие Гегеля это понимание того, что теории и идеи не просто болтаются в абстрактном пространстве, а напрямую зависят от целеполагания познающего субъекта. Эта мысль становится понятна Гегелю благодаря Канту. Чего хочет добиться Кант в “Критике чистого разума”? Понять на что способен “объективный” “научный” субъект, субъект, который не ставит себе никаких целей. Ни на что, он способен только достаточно произвольным образом сочетать свои восприятия. Это вполне понятно для любого, кто пытался медитировать: вы скорее словите глюки, чем что-то познаете (что не отменяет положительного влияния медитации на психику).
Гегель понимает, что для объективного познания нужна “объективная” цель и ставит её: цель — это сама истина, а истина для него есть ни что иное как познающий истину субъект. Попытка, несомненно, находчивая, но обладающая определённым люфтом: у этой рекурсивной формы нет единственного решения, более того пространство решений непрерывно и зажато между безжизненным развитием логических форм и бесконечным психоделическим разнообразием перетекающих друг в друга воображаемых миров. Сам же Гегель, будучи глубоко эрудированным человеком, старается подогнать решение под известную ему реальность.
Маркс осознавал и вклад Гегеля в науку о познании, и ограниченность его подхода. Он предложил нам элегантное решение гегелевско проблемы: выбрать в качестве регулирующей цели построение коммунистического общества. Мир, в котором исчезнут антагонистические противоречия в обществе, в котором все цели постепенно встраиваются в непротиворечивую систему целей, открывает возможность неограниченного объективного познания. Ориентируясь на эту цель, мы, в свою очередь, сможем поддерживать объективность и современного знания об обществе, ведь, по сути, наша цель не противоречит целям коммунистического общества, а пространство идей может быть продолжено от нас и в будущее. На самом деле и тут остаётся пространство для люфта, но он устраним углублением наших знаний и самим ходом исторического процесса.