Автор текста:
Забытый советский писатель Фабиан Гарин привлек наше внимание тем, что описал в неопубликованных мемуарах 1970-х – 1980-х годов свою встречу с американской танцовщицейАйседорой Дункан. Встреча состоялась в Киеве в 1924, накануне окончательного отъезда Дункан за границу.
Фабиан Абрамович Гарин (1895–1990) –сотрудник газеты «Гудок», автор девяти книг, в основном документальных и исторических повестей, член Союза писателей СССР с 1957, был участником Гражданской и Великой Отечественной войн, дважды награжден орденом Красной Звезды, медалями. Гарин написал биографии В.Блюхера, С.Лазо, Наполеона, одна из его книг посвящена завоеванию Северного полюса, опубликованы его военные мемуары. Первая книга Фабиана Абрамовича «На полюс» вышла в 1937 году, последняя – «Я любил их больше всего», о военных журналистах, – в 1973. Книгу о Наполеоне открывает предисловие академика Е.В. Тарле. Гарин интересовался и искусством танца – одна из его статей посвящена советской балерине Ольге Лепешинской.
В «Новом мире» в 1973 была опубликована рецензия на повесть Гарина, написанная Николаем Равичем. В РГАЛИ хранятся и другие отзывы о произведениях Ф.А.Гарина, написанных в 1924–1983 годы: В.Я.Кирпотина, П.А.Мезенцева, Л.В.Никулина, Д.И.Смирнова, Г.П.Шторма и др.
Его мемуары, озаглавленные «Наедине с прошлым», написанные в 1970-е, заинтересовали нас исключительно потому, что в них описана встреча с Дункан, творчество которой мы исследуем, поэтому сразу оговоримся, что полный анализ мемуаров не входит в задачи данной статьи.
Итак, в 1924 двадцатидевятилетний выпускник Киевского политехнического института встречает мировую знаменитость. Память об этой встрече он хранит несколько десятилетий, обратившись к ее описанию только на склоне лет. Объяснение этому факту есть – Дункан, по идеологическим соображениям, была на долгие годы выброшена из советской культуры, хотя довольно плодотворно работала на страну Советов с 1921 по 1924 в своей московской школе танца. Отголоски советского отношения к танцовщице мы можем найти и в этих воспоминаниях.
Трудно сказать, писал ли Гарин по памяти (в таком случае она у него была феноменальной, ведь он воспроизводит огромное количество имен разных деятелей культуры, о которых упоминала в разговорах Дункан) либо опирался на какие-то свои записи. Но в целом его описания выглядят достаточно реалистично.
В жизни Дункан это был довольно тяжелый период: несмотря на то, что советское государство обещало ее школе поддержку, именно в это время оно полностью отказалось от своих обязательств, которые и раньше выполняло лишь частично. Поэтому танцовщица собиралась на Запад, чтобы зарабатывать на содержание школы.
Что касается ее личной жизни, то 1924 год – это время после окончательного разрыва с Есениным. Внутренне она все еще была привязана к молодому русскому поэту и никак не могла избавиться от горьких раздумий об их недолгой, но прошумевшей на весь мир совместной жизни. Отражение этих мыслей мы опять же находим в мемуарах Гарина, который был ровесником Есенина (оба родились в 1895).
Предыстория гастролей Дункан в Киеве такова. Организатором их выступил киевский музыкант Зиновьев, знакомый Гарина. По свидетельству мемуаристов Ирмы Дункан и Аллана Росса Макдугалла, Зиновьев приехал в Москву, в школу на Пречистенке, в самом начале 1924 и предложил организовать гастроли Дункан на Украине. Дункан согласилась, поскольку он уже проехал по украинским городам и договорился о концертах. Но в январе умер Ленин, и из-за государственного траура гастроли были перенесены, так чтоДункан оказалась в Киеве в феврале 1924 года.
Зиновьев и Гарин встретились случайно. Музыкант сообщил писателю, что Айседора «живет одна в гостинице и скучает» (Л. 107), и попросил составить компанию знаменитости. Предложение несколько шокировало Гарина, но отступать он и не думал, хотя сразу же представил, как невыигрышно он будет выглядеть на фоне Гордона Крэга и Есенина.
Реакция молодого человека была вполне объяснима:
Айседора Дункан! Звучало как два точных выстрела. Мировая танцовщица, которую приглашали к себе все коронованные особы Европы. Теперь она у нас. Ее имя часто склоняли с именем Сергея Есенина, говорили, что он чуть ли не женат на ней, а мне казалось, что ее муж известный английский режиссер Гордон Крэг<…>Вечером я надел костюм, сшитый из английской шинели, вывязал какой-то тоненький галстук и отправился в гости. Как я буду выглядеть после Крэга или златоглавого красавца Есенина?(Л. 107.)
Но, как оказалось, «конкуренцию» он вполне выдержал.
Общение Гарина и Дункан продолжалось несколько дней, так как по воле случая будущий писатель оказался единственным человеком, способным сопровождать танцовщицу (он говорил по-немецки). За эти несколько дней он выслушал весьма яркие и трагические монологи, в том числе и о скандальных зарубежных путешествиях с Есениным, которые и воспроизвел в мемуарах.
Вероятно, даже во время написания воспоминаний Гарин был не очень осведомлен о творчестве Дункан. Знал не больше, чем любой обыватель. Поэтому в его рассказах – непосредственность и свежесть восприятия. Кроме того, он бывает не очень деликатен в своих описаниях – например, говоря о возрасте танцовщицы. Он утверждает, что Айседоре «чуть ли не» 48 лет (Л. 108), называет ее «пожилой женщиной» (Л. 125), а еще возмущается, как мог Есенин увлечься «старой» женщиной (Л. 135; не будем забывать, что Гарин был ровесником поэта и воспринимал ситуацию достаточно личностно). Хотя настоящая дата рождения танцовщицы и по сей день остается неустановленной, предположительно ей было немногим больше 45, да и сам писатель проговаривается, что выглядела она моложе своего возраста (Л. 108).
Описание первой встречи прекрасно создает образ танцовщицы, содержит достаточно точные детали и настроение:
На мягком диване, поджав ноги, сидела в бордовом платье, отороченном скунсом, Дункан с копной каштаново-медных волос. Лицо маленькое, носик маленький, вся она казалась маленькой, но уютной. Первое впечатление – возможно, обманчивое – бывшая кинозвезда американского боевика… Она протянула тонкую руку, белую, бескровную, с голубыми прожилками. На пальцах ни одного кольца…(Л. 107–108.)
Разговор зашел о том, что Дункан «заимствует для своих танцев рисунки из этрусской живописи»:
– Вы знаете, где была Этруция [написание Гарина. – Е.Ю.]?
– Я не школьник, товарищ Дункан.Это современная Тоскана на северо-западе Италии. Будете экзаменовать дальше?
Она улыбнулась.
– Вы чудесный юноша! Он этого не знал (я понял, кто это он). Готова вас полюбить только за то, что вы назвали меня товарищем, а не госпожой. Насчет же моих подражаний этрусским танцам, то вы не совсем правы, но на эту тему мы еще поговорим. А теперь пойдем в кино.(Л.108–109).
Таким образом, разговор о Есенине зашел практически с первых минут общения. И Гарин оказался прав – его действительно стали сравнивать со «златоглавым красавцем». Но, как ни странно, сравнение неожиданно оказалось в пользу киевлянина.
Гарин сопровождал знаменитость в прогулках по городу, которые очень нравились Дункан. Она говорила:
Я испытываю большое удовольствие от того, что хожу по городу, как все товарищи (ей очень нравилось это слово), что никто не обращает на меня внимания. Как я устала от безалаберной жизни в Москве, но в этом я сама виновата.(Л.109).
Ирма Дункан и Макдугалл, однако, утверждают, что внимания было даже чересчур много,– успех в Киеве оказался просто головокружительным, и за Дункан по улице ходили толпы поклонников, в том числе и нищих, для которых она набивала монетами целую сумку, – впрочем, оба этих автора сами в гастролях не участвовали.
Гарин все отчетливее понимал, что Дункан«все еще угнетает разрыв с Есениным, которого она продолжала безответно любить» (Л. 111).
А также: https://morebook.ru/tema/segodnja/item/1598298381533