Первые детские воспоминания. Новый год. Огромная, просто гигантская елка под потолок второго этажа. Зеленая елка, красный костюм Деда мороза, голубой костюм Снегурочки, сверкающий дождик и мишура, нарядные дети, золотисто желтые покрытые лаком деревянные стены. Много-много зелени - самых разных больших и маленьких с резными, узорчатыми толстыми листьями. Тот новый год проводился на Станции юного натуралиста. Когда я стала постарше, я ходила туда заботиться о морских свинках, хомячках, белых крысах. Мы брали их в руки, нам рассказывали какой зверек как называется, чем питается. Такие прикольные были. Еще там был зоологический зал, еще что-то. И мне всегда нравились обшитые лакированными дощечками стены, широкие лестницы с гладкими перилами, поднимающиеся по обе стороны просторного зала для праздников.
Вокруг Станции росли высоченные тополя. Рядом был парк культуры и отдыха с танцплощадкой. А в этом парке был памятник погибшим шахтерам. Дальше - горный техникум - самое "крутое" по тем временам заведение города.
Раньше. ДО перестройки. ДО приватизации.
Приватизировали не всё. Только то, что должно приносить прибыль. Видимо, богатых не нашлось, или станция юнатов оказалась нерентабельна. Спустя 30 лет тут пустырь. Уже много лет, как станцию юнатов разобрали на дрова. Тополя тоже спили. Танцплощадка и пустырь заросли сначала кустами, потом деревья пробились сквозь асфальт. Ходить там стало страшно. Пусто. Тихо. Забыто. Стране, пытающейся разобраться, где она оказалась, и что же такое капитализм, было не до культурных зон. А потом восстанавливать уже было нечего. Где-то там тот памятник погибшим шахтерам? Сейчас там роща. А среди рощи - развалины арок, памятников, аллей. Центр города сместился ближе к базарам. От трехэтажного самого крутого в городе техникума остался обрубок стены и куча ломаных кирпичей. От парка с арками и танцплощадкой - труха. От моста через реку - ничего, мост провалился, и дорогу через этот участок города закрыли. От четырехэтажного здания машиносчетной, куда я ходила платить за музыкалку - тоже только груда кирпичей.
Но больше всего мне жалко станцию юнатов. От нее даже фундамента не осталось. Только память. О том, как было. И горечь. О том, как стало.