"Талифа куми!"
Вспомним сюжет о воскрешении дочери одного из начальников синагоги – Иаира. Господь пришел к нему в дом и воскресил его дочь. Все знают слова, которые Христос сказал девушке перед тем, как она ожила: «Талифа куми!» («Встань и иди!»).
Все Евангелие – не просто рассказ о том, что было две тысячи лет назад. Это про здесь и сейчас, про нас с Вами. Но для того, чтобы в него вжиться, надо хотя бы в малой мере испытать на себе то, что испытывали те люди, о которых мы читаем. В моей жизни был случай, когда я понял, что такое доверить Богу самое дорогое, самое любимое, что у тебя есть. У меня родился сын – это был первенец после двух дочек, радости не было предела. Но в возрасте одного месяца он вдруг заболел воспалением легких.
Естественно, его положили в больницу, но пикантности ситуации добавило то, что он был не крещен. Я не мог его крестить, потому что сам связал себя обязательством по отношению к близкому другу. Этот друг – грек, живет в Греции. Он сказал: «Я приеду, но не раньше мая месяца». А на дворе у нас середина февраля.
Представьте себе ситуацию: ребенок находится в больнице. Я в ужасе, страхе и трепете иду к батюшке-духовнику и задаю вопрос: «Может быть, его покрестить?» На что он с улыбкой говорит: «В жизни и смерти Бог волен. Чего ты волнуешься?» Ты же веришь в Бога? Ты веришь Богу? Веришь, что Господь Бог подлостей человеку не делает? Он в игрушки дурные и неправильные с нами не играет. Значит, надо, чтоб ребенок поболел. Ну, умрет – так умрет. И я вдруг абсолютно успокоился!
Мы дождались, когда приедет друг. К этому времени мой Феофан благополучно поправился и был замечательным, здоровым мальчишкой.
Любой кризис – он для чего-то происходит. Мы смотрим с чисто человеческой стороны. А ведь правильнее посмотреть, а зачем Господь Бог эти ситуации создает. Даже если бы это происходило исключительно по нашей глупости, бестолковости и всем прочим негативным сторонам, все равно над этим – Бог. Наша глупость, - и все равно в ней продолжает действовать Господь Бог, который любую чушь, любой бред, любые наши ошибки своим удивительным мудрейшим промыслом обращает всем во благо. Но только при одном условии – если мы сами этого хотим, если мы Ему даем возможность, если мы Ему даем простор действовать, тогда это работает. Когда мы утверждаем, что лучше понимаем ситуацию, и как из нее выйти, тем самым мы говорим – только не словами, а фактами: «Господи, Ты, конечно, велик и крут, но пока дай-ка мы без Тебя сами здесь поразбираемся». И чем острее эта ситуация, тем, скорее всего, требуется большая сила для того, чтобы выйти, точнее, вытолкнуть человека на какой-то другой уровень.
Для меня это действительно был острейший кризис. Вы представьте себе, когда у священника в семье умирает некрещеный ребенок.
В любом кризисе надо стараться понять, как эту ситуацию можно развернуть, чтобы нас вытолкнуло наверх к Богу. И то, что мы читаем про исцеление дочери Иаира – это абсолютно такой же кризис. Вы представьте себе, через какие шаблоны, через какие препятствия пришлось ему переступить для того, чтобы обратиться к Иисусу. Мы знаем, что к этому времени между Спасителем и иудейской знатью уже было сильное напряжение. Он для них – лжемесссия, Он для них – самозванец, Он для них – какой-то неадекватный харизматик, который собирает толпы народа, за которым идут, который проповедует вещи, с их точки зрения, абсолютно деструктивные, разрушительные для той религиозной системы, в которой они находятся. И к нему вынужден обратиться начальник синагоги, потому что его жизнь рушится. Вы представляете, какой внутренний прорыв – с огромными рисками для себя – он должен сделать? И он делает.
Помните, когда наступает последняя седмица, суд, звучит вопрос: «В чем Вы можете меня упрекнуть?» Любой священник может очень много за что упрекнуть и шамана, и колдуна, и гадалку, и кого угодно. Спасителя им было не за что упрекнуть, Он был безупречен. Но то, что Он говорил, в какой тональности, и о чем Он говорил - совсем о иное, чем привыкли слушать в синагоге, и о чем говорили еврейские учителя.
Христа не воспринимали как колдуна – Его воспринимали как благочестивого правоверного иудея, но который в пространстве иудаизма нырнул настолько глубоко, что у всех вызвал глубокий восторг. Помните, Христос проповедует в синагоге, люди выходят со словами: «Слушайте, мы никогда не слышали, чтобы человек так говорил!» Такие слова слышали уже тысячу раз. Но то, как он говорил и что! Он говорил, как власть имущий, с полным пониманием. Слова – это всего лишь оболочка энергии, энергетики какой-то глубинной, внутренней, силы, которая есть у каждого человека тем или иным образом. Слушающие понимали, что через эти слова пробивается к ним что-то, с чем они никогда не сталкивались.
О доверии. Готовность заклания
Мы читаем Библию, Ветхий Завет, «Книгу Бытия». Мы прекрасно помним, с чего начинается конкретная история человеческого спасения – когда праотец Авраам берет своего единственного сына, тащит его на вершину горы для того, чтобы там принести его в жертву. Зарезать! Потому что так ему сказал Бог.
Он шел туда не с тайной мыслью, «а может быть, все-таки чудо произойдет – может быть, Господь Бог со мной так играет... Я-то знаю, что Он, конечно, ничего не сделает». Он спокойно тащил его туда, наверх, с полной уверенностью, что пойдет обратно один, что сына принесет в жертву, и все. Но, как апостол Павел говорит, Авраам верил в то, что тот Бог, который даровал ему сына, может его и воскресить. То есть это ситуация, в которой ставки поднимаются до предела.
В те времена логика была не такая, как сейчас, проще. Бог сказал – я Ему верю, мы с Ним находимся в общении, это надо сделать. А что там дальше будет – это Его дело. И это - принципиально другая позиция в жизни. У нас чаще всего позиция такая: есть я, есть весь окружающий меня мир, который вращается вокруг меня, который должен тем или иным образом меня обслуживать, мне помогать, меня утешать, меня развлекать и так далее. И вот в этом огромном пространстве, в том числе, есть место для Бога – выделенное.
У Авраама система совершенно другая. У него в центре – Бог, а сам он где-то там на периферии. И он не может со своей точки зрения проникнуть внутрь того, о чем думает Бог, что от него хочет Бог, какой план у Бога есть по отношению к нему самому. Он как ребенок Ему доверяется. Еврейское слово «эмуно» - «вера» - это, прежде всего, не принятие за истину существования чего-то, для чего нет достаточных логических оснований. И это даже не доверие, как некое отношение (Вы доверяете тому, кого не очень хорошо знаете), это гораздо глубже. Это то, что правильнее сравнить с вверенностью материала в руки мастера. Что мастер захочет сделать? То ли он прекрасную вазу, то ли ночной горшок. Но для материала это абсолютно безразлично. Потому что мастер его любит, а значит, сделает то, что надо. И он будет в этом ночном горшке обретать свою полноту жизни и понимать, «какой я прекрасный, самый лучший в мире ночной горшок и нет в мире лучшего ночного горошка, чем я». Он не будет рефлексировать по поводу того, «а мне так хотелось стать замечательной вазочкой или цветком». Так это гордыня!
Когда человек оказывается в критической ситуации, когда жареный петух клюет в голову, у нас почему-то вся шелуха отпадает и человек становится лицом к лицу с реальностью. Потому что чаще всего мы живем в пене, которую сами взбиваем, и окружающие нас взбивают. И в состоянии такой замыленности глаза, чувств, сознания мы не можем видеть реальность так, как она есть на самом деле.
Иаир
Когда мы оказываемся в состоянии острого кризиса, когда стоит вопрос жизни и смерти, то все вторичное отваливается. Иаир увидел Христа. Он прекрасно знал, что есть некий Иисус, Который из Назарета, Который ходит, проповедует, совершает чудеса и так далее. Между ними не было связи. А в состоянии острого кризиса он ищет выход, он видит Христа, он, наконец-то, Его увидел. Все наслоения правоверного иудея отпали.
Для евангелистов гораздо важнее было показать именно этот эпизод. Что было дальше мы не знаем. Как дальше вели себя те, кто были исцелены Христом от проказы, мы не знаем, что происходило со слепцами, которые также были исцелены Христом.
Всякий раз, когда читаешь Евангелие, не перестаешь удивляться. Апостолы-евангелисты, когда записывали то, что с ними происходило, имели свое ощущение, что вот это надо записать, а вот это, хоть, может быть, тоже очень интересно и важно, можно, в общем-то, и опустить. Почему апостол-евангелист Иоанн Богослов говорит, что далеко не все записано, что было, иначе всему миру не вместить этих книг.
Каждый евангельский эпизод – это огромный колодец, куда можно очень долго опускаться, все ниже, ниже и глубже. И открывать какие-то совершенно новые, неожиданные, невероятные пласты, которые раньше не видел.
Как-то я готовил комментарий к Евангелию для радио Вера и абсолютно неожиданно для себя увидел Спасителя с такой стороны, которая меня чуть ли не до слез пробила. Отрывок, когда апостолы возвращаются ко Христу, будучи посланы на проповедь. Они рассказывают, у них высокий уровень адреналина в крови: чудеса, исцеления, бесы убегают. Народу много, тысячные толпы ждут исцелений, наставлений, даже поесть некогда. И Он им говорит: «Садимся в лодку, поплыли на другой берег». Какой смысл? Совершенно понятный: все устали. Все просто измотаны, всем надо отдохнуть.
Они приплывают на другой берег, вылазят из лодки – а там знакомые все лица! Те, кто остался, поняли, что происходит, и по бережочку быстренько переправляются, не такое большое расстояние. И все начинается по новой! Насыщение пятью хлебами пяти тысяч. Понятно, все еще больше устали. И вот маленький эпизод. Христос говорит апостолам: «Вы одни садитесь в лодку и плывите на другую сторону к Вифсаиде. А Я останусь здесь». Там написано: «Я их удержу», точнее, «Я их отпущу». Но смысл был простой: «чтобы они за Вами опять не побежали». То есть, несмотря на многосоставную сложность эпизодов, Спаситель не забыл, что его ближайшие ученики измотаны, устали и им надо дать передышку.
Об этом в Евангелии не сказано нигде. И это - настоящее внимание, настоящая любовь близких, про которых мы можем настолько легко забыть, когда находимся в эйфории, когда нас слушают тысячи людей, перед нами трепещут. А остальные - потерпят, в конце концов, не помрут, потерпят! Но нет, мы понимаем, что Спаситель про «остальных» помнит. Меня это как-то сильно задело. Обычные житейские, совершенно понятные потребности мы порой, вовсе не собираемся приносить в жертву собственному величию.
Мир Божий и наше самоуправство
Мир Божий – это не мой мир, это не матрица, которой я управляю и являюсь главным ее манипулятором. Это Его мир, Он в нем хозяйничает. И я должен научиться относиться к этому миру с внимательностью и спокойствием. С одной стороны, ничего не навязывать, с другой стороны – не хлопать ушами там, когда явным образом что-то начинает происходить. Мы чаще всего, когда к нам какая-то мысль придет, упираемся в нее целиком, фокусируемся и начинаем ее любыми способами пытаться реализовать.
Противоположная ситуация – она точно такая же. Мы находимся где-то в своих мечтаниях, и те возможности, то, что у нас лежит под ногами, не видим. Нормальное адекватное состояние – когда мы полностью включены в ту реальность, в которой находимся. А как мы включены? Мы доверяем Богу. Мы даем Ему возможность нас лепить.
Как человек может понять, есть у него эта сонастроенность или нет, слышит он Бога или слышит он кого-то другого? Священное Писание, у нас есть Евангелие. Вот если мы сравним тональность Евангелия с тональностью любой другой книги, сразу же, в этом контражуре увидим, что Книга совершенно исключительная. Если мы прикладываем то, о чем говорится в Евангелии, к своей жизни, получаем ответ. В свое время я, еще будучи совсем юным студентом семинарии, подошел к отцу Кириллу Павлову и задал ему такой вопрос – меня он в то время терзал: «Батюшка, а вот как бы понять, какой я есть на самом деле?» Тот сразу, не задумываясь, сказал: «Посмотрите Евангелие. Евангелие – это зеркало. Вот через это зеркало ты можешь понять, что в тебе настоящее, а что в тебе наносное, ложное, искусственное».
Евангелие является неким слепком с Христа-Спасителя. Этот слепок зафиксирован в словах. Вот точно так же, как мы смотрим на икону, мы воспринимаем некий образ. Точно так же, читая Евангелие, мы воспринимаем некий образ. То, что согласуется с этим образом, оно на самом деле настоящее. То, что входит в диссонанс, то, что явно выбивается из этого, то характеризует людей, не соответствующих евангельскому идеалу. Понятно, что все мы в процессе, понятно, что мы не можем до последнего момента земной жизни сами себе поставить окончательный диагноз.
Как-то, у меня была лекция в Академии «Современные вызовы христианской вере», и неожиданно для себя открылся такой момент. Мы зачастую думаем, что наша близость к Богу прямо пропорциональна высоте нашей нравственности. Человек, который соблюдает заповеди, который все предписания церковные соблюдает, он гарантированно близок к Богу. Студентам я нарисовал такую картинку: вот представьте, вот жизненный путь человека. Он же никогда не бывает ровным. Вот подъем, потом – бац! – свалился человек в какой-то грех, в какое-то нерадение. Потом – раз! – опять подъем. Он может быть сильнее предыдущего, а может быть слабее предыдущего. Все эти подъемы и падения, даже если мы попытаемся выстроить некую меридиану посерединке, она может идти вверх, может вниз. И мы думаем, что если она точно идет вверх, этот человек гарантированно приближается к Богу, а если вниз, деградирует и уходит от Бога. На самом деле есть еще другое измерение. Если бы в эту доску ввести третье измерение, оно пройдет как бы перпендикулярно. Вот в нем-то и происходит настоящее приближение к Богу.
Для человека, который оказался в состоянии греха, в состоянии сознательного выбора зла и своего рода бунта по отношению к Богу, личный опыт может оказаться ступенькой в его отношениях к Богу. Причем, он, с нашей точки зрения, сейчас абсолютно безнравственный, где-то в самом низу. Классический пример – это покаявшийся разбойник на Кресте. Понятно, что он не за благочестивую жизнь на Кресте оказался. Но для него вся сложная, плохая его жизнь, как ни парадоксально, была способом продвижения к Богу.
Христианство – за пределами религии
Религию ни в коем случае нельзя сводить исключительно к нравственному кодексу.
Христианство – это не религия, это за пределами религии. Вера во Христа –экзистенциальна, она бытийственна. Когда человек приближается к Богу, у него может быть единственный маркер, единственный показатель того, что он приближается к Богу, - это острая в Нем потребность, острая нужда.
То есть человек уходит от доверия самому себе, человек перестает быть самодостаточным. Он именно, как мытарь – как мытарь! - бросается к Богу, и хочет Бога, ищет Бога. Он во всем ищет Бога, не только когда находится в храме. Где бы ни был, для него Бог становится такой же потребностью, как дыхание. В такой ситуации – да, можно сказать, что идет положительный процесс приближения человека к Богу. На самих себя посмотрите. Что, мы все время однозначно ведем себя правильно, нравственно и так далее? Увы.
Христианин – это тот человек, через которого Бог может действовать. Это абсолютно не безупречный человек! Это человек, у которого есть дверка, через которую не он своими добрыми делами людям светит – он разрешает Богу хозяйничать в своей жизни, и через это Бог делает его представителем, своего рода дипломатом, делегатом на этой земле.
Любовь Божия
Любовь Божия. Мы ее не видим, а она разлита абсолютно везде. Почему главное таинство Православной церкви – это таинство благодарения. Это не то, что мы придумываем: «За что бы нам Тебя, Господи, поблагодарить?» Перед нами в какой-то момент начинает приоткрываться реальность. Да мы просто купаемся в океане божественной милости, божественной любви к нам, которая проявляется абсолютно во всем, даже в тех мелочах, которые мы считаем своей собственностью. Человек, который пренебрежительно относится к тому, что находится здесь, в нашей жизни, - и врачи, и различная помощь от других людей, которую мы иногда требуем или ожидаем, отношения людей друг с другом, не понимает, что все это и есть живое проявление действия Бога в мире.
Один из очень показательных духовных вывихов именно нашего русского религиозного сознания – это бесконечная любовь к обрядам. Причем, эта любовь иногда становится патологической. Она подменяет веру в Бога.
Мы совершенно забываем о том, что весь внешний антураж, все, что связано со святой водой, с теми или иными святыньками, это всего лишь инструменты. На самом деле, ведь есть специальный инструментарий для тяжелых случаев – это таинство соборования. Что такое таинство соборования? Это то таинство, которое совершают в ситуации, когда она действительно острая. Едва ли стоит прибегать к таинству соборования при простейшем ОРВИ. Таинство соборования совершается, прежде всего, во оставление грехов – тех, которые сам человек по тем или иным причинам мог забыть, мог не видеть. То есть это призвание особое, покрывающее все божественной благодатью. Нельзя сказать, что у Церкви никаких инструментов для болезни нет. Мы причащаемся во оставление грехов и во здравие души и тела. И это тоже инструмент. Но всему свое место. Не надо подменять одно другим.
Есть связь между телом и душою, и мы, безусловно, верим: когда душа становится ближе к Богу, то с телом происходит то, что должно произойти. Если уже пора умирать, человек благополучно умрет. Если ему хорошо бы еще пожить, и будет от этого польза и ему, и окружающим, скорее всего, он поправится. Но есть принципиальное правило, базовое – все, что не по любви, это грех.
Сотвори молчание
Не помню, кому принадлежит фраза, кому-то из писателей-философов ХХ века: «Если бы мне задали вопрос, что бы Вы посоветовали сделать самое главное нашему современнику, я бы ему посоветовал сотворить молчание». И я бы тоже посоветовал вслед за этой мудрой мыслью научиться выделять время в суете будней, когда мы остаемся одни с Богом или просто остаемся одни и, как некоторые психологи говорят, просто «тупим», ничего не делаем. Мы не молимся, не решаем глобальные вопросы – мы просто «бываем». Просто научиться «бывать» тихо с самим собой – это на самом деле базовый навык, без которого нам очень трудно научиться давать Богу простор действовать в нашей жизни. Мы постоянно находимся в состоянии предельного напряжения, постоянно бежим. «Упразднитеся и разумейте, яко Аз Есмь Бог». Этого мне хочется пожелать – чтобы у нас появлялся навык упразднения, разрешения Богу действовать так, как Он считает нужным.
