Выставка «Берлин. Май 1945 года» открылась в Еврейском музее и центре толерантности накануне 75-летия победы в Великой Отечественной войне (будет открыта по 6 сентября 2020 года). В ее экспозицию вошли ранее неизвестные фотографии двух операторов: прошедшего фронт Ильи Аронса и студента ВГИКа Валерия Гинзбурга. Кураторы выставки режиссер-документалист Елена Якович и директор публичных программ музея Лия Чечик рассказали корреспонденту VTBRussia.ru предысторию создания этой выставки.
— Во время войны много немцев были не согласны с захватнической политикой Гитлера?
Лия Чечик: Есть замечательная книга «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха», она написана в 1939 году немецким журналистом и историком Себастьяном Хафнером, который успел к этому времени уже эмигрировать из нацистской Германии. Вот он блестяще описывает события, которые подготовили немцев к приходу к власти нацистов, а как следствие, и к их принятию.
Елена Якович: У меня есть фильм — «Немецкий кроссворд. Трудности перевода», в нем две женщины, одна из Восточной Германии, другая – из Западной, рассказывают свои истории. Моя героиня из ФРГ сказала, что, когда она училась в школе, то содержание учебников по истории заканчивалось тридцатыми годами. В 1968 году в Германии случился «бунт» детей, они начали спрашивать родителей: «Почему, почему вы были согласны с тем, что с вами происходило?» И родители им отвечали: «Гитлер строил такие автобаны». Она мне сказала: «Мы про эти автобаны от своих родителей уже слышать не могли». Я со многими немцами общалась на эту тему, они говорят: «Этот вопрос — что с нами случилось? — главный, он не дает нам покоя. Мы не знаем, как это могло с нами случиться. Как нас в эту воронку затянуло?»
— Во время штурма Берлина в городе оставалось много мирного населения?
Елена Якович: Точного ответа на этот вопрос у меня нет. Думаю, что много. Еще до штурма Берлин был разбомблен, как никакой другой город в ту войну. «Это второй Карфаген», — заявил Гарри Хопкинс, советник Франклина Рузвельта, пролетев над руинами города в мае 1945-го. Он так выглядел, таким предстал и на этих фотографиях. Потом начался штурм. В нем принимали участие танки, они просто врезались в дома, поскольку в них сидел берлинский гарнизон, который оказывал очень большое сопротивление. Людей погибло много.
— Интересно, как воспринимали берлинцы происходящее?
Елена Якович: Мне рассказывал сын Ильи Аронса, Владимир, хранитель его архива, что его отец 1 мая вошел в центр Берлина вместе с войсками 1-го Белорусского фронта, к которому был приписан как оператор. Он одним из первых устремляется к рейхсканцелярии. Забегает, и тут его настигает сильное операторское разочарование: внутри темно, света недостаточно, чтобы снимать. Он видит некое помещение, в котором сидят немецкие офицеры за столом. И тут какая-то вспышка — бах, — и они по очереди начинают падать. Они стрелялись, завидев русских… Следующая комната самая страшная: они видят в ней детей Геббельса, отравленных своими родителями. Своему сыну на память Аронс привез тетрадку одного из сыновей министра пропаганды с детскими рисунками и записью: «Майн либен фюрер»… Немцы боялись русских до смерти. Любая столица, которую берет противник, не рассчитывает на снисхождение. Особенно после четырех лет такой войны. Берлинцы думали, что их сметут с лица земли.
— Давайте поговорим о том, как развивались события в мае 1945 года. 16 апреля началась решающая последняя операция…
Елена Якович: Да, то, что в историографии называется штурмом Берлина.
Лия Чечик: А 29 апреля солдаты Красной армии прорвали все линии обороны и вошли в центр города.
Елена Якович: В полночь 2 мая радиостанциями 1-го Белорусского фронта было получено сообщение на русском языке: «Просим прекратить огонь. Высылаем парламентеров на Потсдамский мост». Прибывший в назначенное место немецкий офицер сообщил от имени командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга о готовности берлинского гарнизона прекратить сопротивление. В 6 часов утра Вейдлинг в сопровождении трех немецких генералов перешел линию фронта и сдался в плен.
— Вы сказали, что Илья Аронс был военным оператором. Расскажите об этом подробнее, что он снимал, для кого?
Лия Чечик: На разных участках фронта действовали прифронтовые киногруппы. Они снимали хронику, которая монтировалась в новостные сборники и оправлялась в Москву, в первую очередь на просмотр Сталину, а потом уже, после его одобрения, всей стране. Имя Аронса стоит в титрах многих фильмов военного времени. Сохранились его воспоминания о том, как проходили съемки. Несмотря на боевые действия, офицеры и солдаты поддерживали операторов, их работу уважали. Все понимали, как важно снимать хронику. Такие операторские группы существовали во всех войсках.
— Почему было важно снимать военную хронику?
Елена Якович: Эта мировая война была первой войной кинооператоров, до нее на фронтах «сражались» журналисты и фотокорреспонденты. Но с самого начала Второй мировой «к штыку» приравняли кинокамеру. Ценность кинохроники для поднятия собственного боевого духа, а также деморализации противника понимали все воюющие державы. В том числе немцы. Геббельс, министр пропаганды, создает «Вохеншау», еженедельное военное обозрение, которое было обязательно к просмотру перед сеансом каждого художественного фильма. 2000 копий каждую неделю отправляли со студии. Хронику «Вохеншау» показывали все время войны на всех оккупированных территориях. Это эффективное средство.
— Вы говорите, что Илья Аронс вошел в рейхсканцелярию одним из первых. Это означает, что он был на передовой?
Елена Якович: Конечно, он был все время на линии огня, снимал уличные бои в Берлине. У него с Кавказского фронта есть фотография реальной атаки, это большая редкость, мы ее представили на выставке.
— Фотографии были частью его работы или он их делал для себя?
Елена Якович: Его работа была операторской, фотографии он снимал на память, для личного архива. Берлинские фотографии Аронса — это не только съемки официальных мероприятий и «звездных» генералов (что очень ценно), но и, как бы мы сейчас сказали, селфи фронтовых операторов на фоне рейхсканцелярии, поверженного Рейхстага, Бранденбургских ворот… Часто в эти кадры попадают детали, по которым мы можем представить, что происходило в Берлине сразу после победы. У нас есть фото, на котором виден первый регулировщик немецкий, сменивший известных нам по хронике девушек-красноармейцев, первые открывающиеся кафе…
— Илья Аронс снял подписание капитуляции. Можно посмотреть на эти фотографии?
Елена Якович: Да, это произошло 8 мая, он ведет видеохронику подписания Акта о капитуляции в Карлсхорсте. Аронс запечатлел и еще одно важное мероприятие, оно сейчас менее известно, а тогда было очень значимо: подписание Декларации о поражении Германии, когда Третий рейх перестает существовать как государство и делится между союзниками. Это происходило на вилле, где располагался штаб Жукова. От США документ подписывал Эйзенхауэр, от Англии — Монтгомери, от СССР, соответственно, Жуков.
— Какого числа прежняя Германия перестала существовать?
Лия Чечик: Можно говорить о конце существования Третьего рейха с момента взятия Берлина и самоубийства Гитлера, но окончательное документальное фиксирование этого момента произошло, конечно, 5 июня, в момент подписания Декларации о поражении Германии.
— Какими были отношения между союзниками? Есть ли у вас общие фотографии?
Елена Якович: Это очень интересно. Впервые, как известно, они встретились на Эльбе. Здесь есть эти фотографии. Видно, как юные американские ребята с изумлением смотрят на советских, таких же молодых. А те, в свою очередь, смотрят на американцев. Они очень похожи, изучают друг друга с интересом, а потом уже более уверенно позируют. Любопытно, что у них одинаковая кинотехника. В 1941 году советские операторы снимали на камеры со штативом. Это было очень неудобно: пока ты штатив выставишь, тебя могли подстрелить. А потом начинается ленд-лиз, и советские операторы получили то же оборудование, технику «Эймо», на которую снимали американцы. Когда они встретились, то были удивлены, что прошли войну с одинаковой техникой, русские и американцы. Здесь много фотографий общения с союзниками.
Лия Чечик: Есть замечательные воспоминания американского офицера Уильяма Робертсона про встречу на Эльбе, о том, как это все происходило. По уговору между союзниками американцы должны были запустить при приближении зеленую ракету, и это должен был сделать как раз Робертсон. И вот они выехали в какой-то момент на разведку и неожиданно попали в лагерь русских военнопленных, а советская артиллерия уже била из-за реки. Они не ожидали, что советские войска уже так близко. Робертсон пишет, что чуть не расплакался от досады, потому что у него не было с собой этой зеленой ракеты. А он прекрасно отдавал себе отчет в исторической значимости этого момента.
— Как общались берлинцы с солдатами? Есть ли об этом воспоминания, фотографии?
Лия Чечик: Уже во время штурма Берлина комендантом города был назначен Берзарин, у которого, судя по источникам и воспоминаниям, сложилась положительная репутация среди жителей города. Тем не менее я не думаю, что все было так гладко. Была введена карточная система на продовольствие, почти сразу же первыми открылись кафе и кинотеатры, началась массированная советская пропаганда.
Елена Якович: Есть репортажная фотография у Валерия Гинзбурга, единственная, все другие — художественные, создающие уникальный образ поверженного Берлина. А на этой видно возвращающихся остербайтеров, угнанных немцами на работу в Германию. Рядом стоит берлинец, который на них смотрит с такой ненавистью. Я думаю, разное было, по-разному все реагировали.
— Давайте поговорим о моменте подписания Акта о капитуляции. Как это было?
Лия Чечик: Как известно, документ был подписан дважды. Первый в Реймсе, накануне 8 мая. Там были представители советских войск, но не представительские, не того значения.
Елена Якович: Сталину было важно, чтобы документ был подписан в Берлине, потому что столицу Германии брали советские солдаты. И это было символично.
Лия Чечик: Это происходило в здании бывшего инженерного училища в Карлсхорсте, в пригороде Берлина. В архиве Аронса сохранились фотографии и этого дня. Есть даже разрешение на присутствие Ильи в зале во время подписания акта. О том, как это происходило, есть воспоминания, во-первых, Романа Кармена, тоже фронтового кинооператора, а затем замечательного кинорежиссера, и Юлия Райзмана, режиссера-документалиста, который снимал фильм «Берлин». Все были в ажиотаже. Когда в зал вошел Жуков, толпа операторов, режиссеров освободила для него место. Сначала расселись союзнические силы, а потом ввели немецкую делегацию. Райзман в своих воспоминаниях очень живописно это описывает, как они входили в зал, потупив взгляды, как их все окружили в момент самого подписания — толпа операторов, режиссеров ринулась к ним, все хотели быть в первом ряду, заснять этот момент.
Елена Якович: И Кармен чуть не пришиб какого-то союзного генерала штативом, задел по голове. Но тот даже на него не обиделся, потому что все понимали, что происходит исторический момент.
Лия Чечик: Кинохроника этого дня вошла в нашу экспозицию благодаря Красногорскому киноархиву.
Елена Якович: Потом все операторы уехали, а Аронс остался еще на год в Берлине. Он был приписан к 1-му Белорусскому фронту, который вскоре станет группой советских оккупационных войск в Германии. Нужно сказать о подписании Декларации о поражении Германии 5 июня. Это тоже очень важный документ, немного забытый. Ценность фотографий Аронса как раз в том, что мы можем увидеть, как это было: тоже весьма торжественно, с прилетом в Берлин высокопоставленных союзников, боевых генералов.
— Давайте поговорим о Валерии Гинзбурге. Когда и как он оказался в Берлине?
Елена Якович: На конверте, в котором 75 лет пролежали пленки, написано: «Германия, июль 1945».
Лия Чечик: Он был студентом операторского факультета ВГИКа. После майских событий в Берлин направляют специальную группу из профессоров и студентов ВГИКа разбирать немецкую киностудию «Бабельсберг». Здесь хранились архив кинофильмов, как немецких, так и вражеских (советских, американских), киноаппаратура, реквизит, в том числе трофейный. Эта группа обнаружила там, например, богатства, вывезенные из ленинградских пригородов, из Павловска, Петергофа. Группа разбирала, описывала и готовила выбранное к отправке в Москву.
Елена Якович: Уточню, первокурсники отбирали объективы и монтажные столы — для советских кинематографистов.
— Много времени он провел в Берлине?
Елена Якович: «Бабельсберг» находился под Потсдамом, а ребята, студенты, ездили в Берлин в свободное время.
Лия Чечик: Они пробыли там примерно полтора месяца. Интересно вот что: мы показывали материалы и фотографии их архивов нескольким историкам — всех заинтересовал именно архив Аронса. Аронс — хроникер, он понимал значимость тех моментов, которые снимает. А все фотографы, операторы, художники, которые видели эти материалы и работали с нами над проектом, всегда завороженно смотрят на работы Гинзбурга.
Елена Якович: Это образ, у него художественная съемка. Они так потом и пошли. Один будет всю жизнь заниматься документальным кино, а другой — художественным.
— Расскажите, как вы нашли архивы?
Елена Якович: Все началось с того, что 8 месяцев назад я села в такси, чтобы ехать в аэропорт Тель-Авива. Мы разговорились с таксистом. Оказалось, что он младший сын фронтового оператора Ильи Аронса. Когда он отдавал багаж, сказал: «Будете что-то делать про войну, у меня кое-что от отца сохранилось». И там же, в аэропорту, я посмотрела в «Википедии», кто такой Аронс, увидела, что он прошел все фронты и снимал буквально все. И через некоторое время Алекс Аронс прислал мне несколько фотографий, сделанных его отцом в мае 1945-го. Они меня потрясли, это были неизвестные ранее фотографии Жукова, Романа Кармена, Симонова… Я сразу подумала про выставку. За год до того, когда делала фильм про Александра Галича, в семье потомков его младшего брата оператора Валерия Гинзбурга обратила внимание на удивительные фотографии разрушенного города. Мне сказали: «Это Берлин». — «А как он попал туда?» — «Был там в мае 45-го и снял». Вот так сложилась эта выставка.
Лия Чечик: Продолжу про стечение обстоятельств. Мы с Леной случайно пересеклись в ноябре прошлого года на приеме в посольстве Израиля, она рассказала про свои удивительные находки. Мне показалось это очень интересным. Но мы обе, как это бывает, на следующий день забыли об этом разговоре. Однако спустя пару месяцев мы с моими коллегами решили, что нужно в этом году обязательно сделать специальный проект к 9 Мая. И в тот момент, когда я села за компьютер с мыслью подумать на эту тему, я открыла почту, где было письмо от Лены с описанием архивов. И я тут же ей, конечно, ответила. Как раз в это время мое руководство обсуждало с ВТБ взаимодействие по мероприятиям к 9 Мая. Вот такие чудесные совпадения.
— Сложно делать выставку, связанную с войной?
Лия Чечик: Да. Первую выставку, затрагивающую события 40-х годов ХХ века, я делала два года назад — это была экспозиция про дипломатический кризис накануне Второй мировой войны, когда большинство стран мира закрыли свои границы и не пустили к себе еврейских беженцев, пытавшихся бежать из нацистской Германии. Я рыдала два месяца. Когда закончила, сказала, что больше никогда в жизни к такой теме не подойду. Прошло время, и я поняла, что, работая в Еврейском музее, темы войны нельзя избежать. В прошлом году я делала выставку про Праведников народов мира. Видимо, вырабатывается какой-то иммунитет. Мне стала ужасно интересна эта тема, интересен феномен этого зла, как это было все вообще возможно. Особенно холокост. Для меня это загадка.
— Пока я готовился, пока ждал нашей встречи, и дома, и здесь, в музее, у меня начался внутренний диалог о войне. Пока говорили с вами, появился еще десяток вопросов. Вы на большую часть вопросов про войну для себя ответили? Или они появляются бесконечно?
Лия Чечик: Они появляются постоянно. Исторические выставки очень сложно делать, каждое событие имеет несколько точек зрения. Многое до сих пор неизвестно или скрыто, многое слишком противоречиво. И я уверена, что к этой выставке тоже будут претензии. Поэтому очень важна интонация, с которой мы рассказываем о событиях. И я для себя решила, что важно просто демонстрировать факты, находить личные истории, рассказывать большую историю через частные истории. Так далекие события становятся понятнее и ближе. А зрители должны делать свои выводы.
Елена Якович: Кроме прочего, это еще и очень красивая выставка. Они делали эти фотографии неофициально, для себя. Оба наших героя евреи, они знают не только цену Победы для их страны, Советского Союза, но и страшную судьбу своего народа, предназначенного Гитлером для уничтожения. Они вошли в Берлин, о чем не могли мечтать долгие годы войны. И вот они видят этот город, столицу Третьего рейха, всемирной беды. Это два очень разных взгляда, но из них, как пазл, мы можем сложить образ поверженного Берлина, который только начнет восстанавливаться.
— Может быть, нам нужны такие выставки, чтобы мы задавали сами себе новые вопросы?
Лия Чечик: Ваш вопрос про отношения между русскими и немцами очень хороший. Я надеюсь, что именно такие вопросы и будут задавать себе посетители.
Выставка работает по 6 сентября 2020 года.
Еврейский музей и центр толерантности
Адрес: г. Москва, ул. Образцова, 11, стр. 1а
Время работы: воскресенье — четверг с 12:00 до 22:00,
пятница — с 10:00 до 15:00.