Мне рассказывали, что мой дед, работавший в торгпредстве СССР в фашистской Германии перед войной, вернувшись на Родину, иногда становился грустным и задумчивым. В такие минуты он тихо говорил, что мы никогда не будем жить так, как немцы. Он, конечно, имел в виду положительные стороны организованной и развитой Германии. Но в фашистской державе были, по его словам, и дикие, страшные стороны, недостойные цивилизованных людей. Несколько слов об этом во втором рассказе.
История вторая. Еврейский вопрос.
Недалеко от здания торгпредства был небольшой сквер, который мы с приятелем облюбовали, когда выходили подышать воздухом во время перерыва. В середине сквера журчал маленький фонтанчик, а с трех сторон этот зеленый оазис был окружен кирпичными стенами. Две из них были глухими стенами домов, без окон, а с третьей стороны был просто каменный забор. Возле этих стен среди деревьев стояли скамейки, и в солнечную погоду стены давали тень, которая треугольником ложилась на половину скверика. А другая половина, как нарочно, почти весь день оставалась солнечной. Летом в Берлине бывало жарко и душно, и в теневом треугольнике было очень приятно посидеть.
Скверик этот приглянулся нам сразу, как только мы прибыли на место службы, сиживали мы там частенько, но только через несколько дней мой товарищ заметил, что на скамейке на солнечной, не прикрытой тенью стороне нарисован небольшой аккуратный желтый Магиндовид. Мы, в общем- то, не придали этому значения, еще и потому, что в место это было не людное, а в середине дня в скверике обычно и вовсе никого не было. И вот как-то раз мы обнаружили, что солнечная скамейка со звездой Давида занята. На ней сидела пара пожилых людей: опрятные и благообразные старичок и пожилая женщина.
Солнце в тот день палило немилосердно, и было видно, что семейной чете жарко и неуютно. Остальные шесть или семь скамеек были пустыми, в сквере вообще никого не было, как и на небольшой улице, на которую он выходил своей единственной неогороженной стороной. Мы присели в тень, но разговор не клеился. Мы все смотрели на пожилых людей и не могли понять, что заставляет их сидеть на солнце.
-Пошли, подойдем, - наконец сказал мой спутник, и мы поднялись со скамейки. При нашем приближении пара явно напряглась, но мой товарищ, более решительный, чем я, обратился к ним с приветствием, и сказал, что мы из СССР и предложил им пройти в тенек и поговорить, потому что нам в самом деле было интересно и необычно в чужой стране. Мы уже не чувствовали себя совсем дикарями, но еще и не освоились, поэтому общение нас всегда интересовало, хоть нас и предупреждали о возможных провокациях.
–Что вы, что вы, нам нельзя! Мы евреи... - стал отмахиваться двумя руками старичок, показывая на узкую желтую ленту на рукаве. Они быстро поднялись и засобирались уходить. Пара еще немного потопталась около границы заманчивой тени, но даже не переступила ее. Вот так мы в первый раз столкнулись с фашистским взглядом на еврейский вопрос.
Уже потом мы стали обращать больше внимания на то, что на оживленных улицах Берлина, частенько встречались надписи на дверях магазинов и разных присутственных мест: «Jude Zutritt verboten», т.е. евреям вход воспрещен. Евреи должны были носить повязку с желтой звездой Давида или просто желтую, хотя они делали это видимо не все и не всегда. Вообще, в Германии многие носили повязки, значки и знаки, все служащие носили различную форму, в этом проглядывалась просто болезненная потребность немцев к порядку, многократно приумноженная тоталитарным фашистским государством.
Те гражданские, кто верно служил этому порядку, тоже демонстрировали свое верноподданство. Многие активные члены нацистской партии носили особую одежду, как носят баварские охотники: крепкие массивные ботинки, с торчащими из них высокими носками, короткие темные брюки, не прикрывающие лодыжки, иногда эти штаны держались на подтяжках, коричневые рубашки с короткими рукавами и тирольские шляпы, без полей, но жестким торчащим козырьком. На шляпах под лентой обязательно торчали три дубовых листочка. Ну и, конечно, на руке была повязка, обычно красная и со свастикой в белом кружке. Такое молодчики вели себя развязано и нагло, нарочито демонстрируя свою причастность к вершителям германской судьбы, поэтому инструкция предписывала стараться не входить с ними в контакт.
Как -то раз, мы медленно шли втроем по одной из центральных берлинских улиц, я, мой коллега и приданная нам переводчица из местных. Нам вообще запрещали ходить поодиночке, особенно в первое время пребывания. Широкий тротуар был довольно плотно заполнен спешащими берлинцами, но мы, не торопясь, разговаривали, поэтому прохожие обгоняли нас. Взгляд задержался на молодой, опрятно одетой красивой женщине, которая, как и другие обогнала нас, и теперь мы видели ее стройную спешащую фигуру со спины. Навстречу нам метрах в десяти шел средних лет мужчина, одетый, как подобает нацистам. И штаны, и рубашка, и шляпа, и повязка, все было в лучшем и самом броском виде.
Женщина прошла рядом с ним, но только она миновала наци, как тот, развернувшись, с размаху пнул ее своим тяжелым ботинком по ногам. Женщина свалилась, как подкошенная, а фашист неторопливо встал рядом, и, спокойно, как следует, размахнувшись, ударил ее ногой еще раз, а потом, когда ее тело выгнулось в конвульсиях, еще и еще. Картина была настолько страшная и не вписывающаяся в деловое мирное городское движение, что мы в первые мгновения просто опешили. Вокруг побоища тут же стала собираться толпа, но все стояли спокойно и не вмешивались, никто не кричал и не звал полицию. Отойдя от оцепенения, мы с товарищем бросились вперед, расталкивая народ.
- Стойте, нет!!! – переводчица буквально повисла у нас на руках, - Нет!!! Не надо! Мы уже добрались до центра событий. Истерзанная женщина лежала на тротуаре, как сломанная кукла. Мерзавец, как-то гордо улыбаясь, отходил прочь. Если бы мы добрались до него парой секунд раньше, когда он еще бил несчастную, то набросились бы несмотря на висящую и кричащую переводчицу. Теперь, когда все кончилось, мы, все-таки смогли сдержаться. Люди стали спокойно расходиться по своим делам, а наша попутчица, видя, что мы остановились, опустила наши руки, дернув за них, чтобы мы развернулись к ней.
- Не надо, все правильно, все по закону, - повторяла она. И, видя наши вытянутые лица, пояснила, - эта женщина сама виновата. Она – еврейка, а он член – национал-социалистической партии. Видите повязку!? По закону еврейка, увидев члена нашей партии, должна была перейти на другую сторону улицы, или отойти к стене, чтобы не приближаться к нему ближе, чем на пять метров. А она, - переводчица махнула на лежащую, - Не только не перешла улицу, а прошла рядом, и даже коснулась его рукавом!!