Милый мой Читатель, скажи так ли невероятны все описанные выше события или они банальны до скрежета зубов?
От механической асфиксии в результате попадания инородного предмета в год гибнет 3800 человек. Количество растленных детей исчисляется совсем иными цифрами. И какая я нравлюсь тебе больше? Какое прошлое ты готов мне простить, а с каким не примешь никогда?
Надеюсь, тебе всё-таки интересно читать про мою жизнь. Тем более, с помощью этой книги я и пытаюсь отделить реальное от вымышленного. Случившееся от неслучившегося.
Понять для себя, что такое дружба и почему Бог допускает преступления против детей. Быть может у Бога свое понятие зла и добра, которое никаким образом не вяжется с нашим, человеческим восприятием?
Может глупая смерть для него не зло, чего не скажешь о матери так глупо погибшего ребенка? Или смерть Вадима? Кстати, не жди дальше ответа на вопрос как он погиб. Я и сама не знаю. Просто случилось всё именно так, как я и предполагала. Я до сих пор бьюсь над этим вопросом: “Это Бог меня слышит и исполняет мои желания или я просто умею немного заглядывать в будущее?” Но и вполне допускаю, то это просто случайность. Впрочем, дальше таких случайностей будет всё больше и больше. Ведь с самого детства меня преследует этот черный след: смерть людей, которые причиняли боль мне или тем, кто мне близок.
Я пытаюсь научиться мыслить о справедливости не как об антониме зла и синониме добра. Она является в разных обличьях и возможно, что всё что с нами происходит - справедливо. Хотя, нам может видеться что жизнь порой перегибает палку, стараясь нас научить или наказать. Есть те законы, которые человечество ещё не открыло, не пережило и не уяснило для себя.
Нравственные законы, в период безнравственности постигаются наиболее трудным путем. А мы не всегда способны объективно оценивать себя, свои мысли и поступки. Наше Эго любит выгораживать себя в наших же глазах. Да и вполне возможно, что наши страдания действительно искупление будущих или прошлых грехов.
Стоит ли продолжать в красках расписывать весь тот период, который я училась в школе при секте? Стоит ли упоминать о том, что Пастор не один раз пытался меня причастить, но я всегда находила аргументы этого не делать. Несмотря на то, что в классе я была самая младшая - грудь у меня уже порядком выделялась. Ещё немного и можно будет носить лифчик.
На самом деле он был ещё совсем молодой. Ему было примерно лет 30 и когда я стала постарше и смотрела на его фото, то нашла его довольно симпатичным. Красивая улыбка, темные волосы, родинка над губой. Пожалуй, будь я постарше тогда, когда он пыиался совершить “обряд причастия” я бы даже могла в него влюбиться. Но увы для него и для меня, мне было 13 лет. Чего не скажешь о Юле. Она по уши влюбилась в него и стала шантажировать этого извращенца. Спустя примерно год, как я посещала школу Юля решила открыть мне свой секрет. С сестрой она боялась поделиться, так как в глубине души она понимала что всё что творит с нею Пастор - это не хорошо, но ей это нравилось.
- Мари-Анна, а если я тебе расскажу кое-что, ты обещаешь никому не выдавать меня?
- Да, конечно - ответил я. Не то чтобы я действительно считала что никому её не выдам, просто мне было очень любопытно.
- Знаешь, когда Пастор вызывает к себе в кабинет мы там, ну… - она запнулась подбирая слова. Мы там с ним… он меня просит раздеться и..
- Что?! И тебя тоже?!
- Что значит “и тебя тоже”? Он и с тобой?! Нет, не может этого быть. Не верю. Ты врешь всё!
- Но он сказал никому не рассказывать! Иначе Бог... он будет злиться и…
- Да нет никакого Бога, дура!, - в глазах Юли полыхало пламя ненависти. Она готова была наброситься на меня, и стояла сжимая и разжимая кулаки.
- Как же, но.. Пастор говорил...
- Пастор говорил, - передразнивала она меня. Много что он говорит и ничего не происходит. Он обещал, что я вернусь к маме если буду молиться, но я уже два года молюсь, а папа так ни разу и не отпустил меня к ней.
Всё что говорила Юля было для меня неприятным открытием. Но я ей поверила. Она какое-то время молчала, а потом заговорила. В её словах проскальзывала грусть и надежда.
И было видно, что она очень его боится.
- Знаешь, я его люблю. Я хочу выйти за него замуж и я сказала, что если он не разрешит мне стать его женой, то я расскажу папе о всех обрядах. Он очень кричал на меня…но я правда его люблю.
Я не знала что ей ответить, но вдруг до меня дошло что и я люблю, но только не Пастора, а Илью. Это было словно удар по голове. Я впервые в жизни услышала про любовь к мужчине и что-то во мне встрепенулось. Я увидела перед собой смеющегося друга и мне захотелось немедленно рассказать ему про то, что происходит в моей школе.
- И...и что ты будешь делать? -
- Я расскажу папе. Я сомневалась, но теперь я точно знаю, что он проводит обряды не только со мной и с тобой, но со всеми девочками из нашей школы. Либо я, либо никто.
- А ты не боишься? Вдруг тебе не поверят?
- Поверят, если ты тоже расскажешь.
- Кому? - у меня округлились глаза. Вот ещё. Не буду я никому рассказывать, то что он делает - это нехорошо, но вдруг он нас накажет как-то и вдруг Бог и правда есть и с нами что-нибудь случится!
- А тебе что, не нравилось?
Я попыталась вспомнить мог ли мне понравиться пастор без штанов, но меня затошнило. Несмотря на юный возраст различать что такое хорошо и плохо мне всё же удавалось. И тем не менее я решила всё рассказать Илье. Этим же вечером.
- Мне пора идти Юль. Ты подумай ещё раз, может не стоит никому говорить?
- Может и не стоит.
Позже окажется, что все кто входил в эту чертову секту были в курсе о проделках Пастора. Родители сами подкладывали под него своих детей в надежде, что их “Бог” ниспошлет им блага. Можно только удивляться величине человеческой глупости, подлости и грязи. Спустя время всё выплыло наружу. Я рассказала всё Илье, он тут же сообщил об этом своим родителям. Мама Ильи на тот момент часто созванивалась с моей и когда моя Мама прилетела в промозглый ноябрь в Москву, она еле удержала себя в руках чтобы не накинуться на Тётю.
Юлю допрашивали снова и снова, заставляли рассказывать что и как он делал, приглашали психологов и психиатров. Чуть меньше года длилось разбирательство и вскрывались всё новые подробности. Средства массовой информации словно с цепи сорвались и буквально выслеживали “жертв” Пастора. Мама всё это время была рядом. Мы снимали квартиру по соседству с моей школой и Ильей. Постепенно стало ясно, что возвращаться в Харьков Мама не планирует. Она во всем винила моего Отца. Ещё через полгода они развелись. Я ничего не почувствовала, узнав об этом, ведь Папы не существовало для меня ровно с того момента, когда он сообщил мне что я переезжаю в Москву, хочу я этого или нет.
Всё происходящее казалось мне какой-то игрой. Единственное настоящее, что я чувствовала - это заботу Ильи. Практически каждый вечер мы разговаривали и он не переставал сокрушаться тому, каким скотом оказался человек, рассказывающий про Бога. В итоге Пастора осудили на 10 лет. Остальным участникам секты тоже пришлось не сладко - их имена попали в газеты и на ТВ. А их “библию” с голыми персонажами принародно сожгли. Наталью Андреевну нашли с перерезанными венами, а Юля повесилась. Как стало понятно из прощальной записки, она винит во всём себя, ведь она просто его любила… потому и рассказала всё своему папе. Она хотела за него замуж. Замуж за извращенца Пастора.
Когда всё окончилось, я поняла что в Бога я не верю. Зато верю в то, что кроме Ильи и Мамы у меня в этой жизни никого больше нет.
Я продолжала учиться в средней школе и больше ничего особенно интересного не происходило. Я общалась только с Ильей. Училась средне. Пока мне не исполнилось 15 лет. Я пришла домой с прогулки. В кухне сидел какой-то мужчина. Мама слегка покрасневшая, в фартуке вышла меня встречать.
- Мари-Анна, познакомься… это ...это Влад… Владислав Георгиевич. Мы с ним.. мы…
- Дружим, - посмеиваясь вставил мамин “друг”
- Ага, ну здорово.