Сосны молчали. Сосны затихли в закатном мареве, а вареные облака давали на снег розоватый отсвет. Ныла намятая лыжным ботинком левая стопа, побаливал от избытка морозного ветра затылок, но ледяной воздух уже не сдирал горло при дыхании и даже в легкой курточке было изумительно уютно. В этом безветрии густой пар изо рта повисал в воздухе, лениво растворяясь на фоне женских рёбер, в которые складывались перистые облака.
Трасса пустовала. Но пару километров назад меня обогнал сумасшедший снегоход, безжалостно нарушив нежную тишину хвойного леса. Тактично быстро затихший вдали рокот его мотора снова сменился невесомостью вечерней загородной тишины. Я застыл на вершине холма посередине обширной поляны, опершись подбородком на лыжные палки, и легко согласился бы стоять здесь вечно. Времени я не замечал. Зимнее солнце - крошечное, беззащитное и улыбчивое, как младенец - давно сползло невесть куда в колючую чащу. Хотелось попробовать проторить туда лыжню и нагнать закат, чтобы полюбоваться им еще раз. Как полезно бывает вот так оказываться наедине с естественным и осознавать себя его частью, всего только каплей в море жизни. Такие размышления врачуют наивную привычку индивида считать себя покорившим природу.
Но вот кто-то начал убавлять яркость, и белое вокруг меня стало превращаться в серое, а розовое - в сиреневое. Стало холодно: я немного застоялся, а до базы было еще километра два. Глубоко вздохнув, я выпрямился и не спеша заскользил на восток.