Так получается, что август у меня — месяц для немецких писателей, да притом для произведений немалого объёма. В прошлом году был великолепный роман «Успех» Лиона Фейхтвангера, а в этом — Томас Манн и его «Будденброки» (впрочем, для Фейхтвангера я бы выделила не только август; нет, я бы собрала всё семикнижие его трудов, что стоят на наших полках, заперлась бы в комнате без времени и пространства и сидела бы за чтением... но сейчас, увы, не о нём речь).
А речь о Томасе Манне, его романе, который превратился для своего создателя в Нобелевскую премию, и — немного — об истории его собственной семьи.
11 частей, 4 поколения семьи, 1 фирма отцов и сыновей и годы с 1835 по 1877 — о чём всё это? Об успехе? О покорении? О становлении? Увы, нет. Кажется, что всё это время, все эти жизни, объединённые гербом торговой фирмы "Иоганн Будденброк", посвящены преуспеянию, приращению и славе; на деле — и все члены семьи удивительно хорошо обманываются в этом — посвящены служению тетради "с золотым тиснением и пожелтевшими листами". Там собраны успехи былого, так чернилами запечатлены истоки, и каждый следующий сын смотрит не вперёд, а часто-часто оглядывается на эту тетрадь, которой и он должен послужить, в которую и он должен занести запись о своей выгодной женитьбе, рождении здоровых детей, нажитом капитале. В этом и есть роковая ошибка: Будденброки служат прошлому, а не будущему. И их засыпает пеплом этого прошлого.
Тони — всегда "дитя моё".
Том — маска предприимчивости, которая не срослась с кожей.
Христиан — склонный к драме юноша, который никем не стал.
Они не смогли спасти семейство, которому верно, исправно служили. Потому что во спасении использовали хоть проверенные, но уже мёртвые способы прошлого.
И мне особенно хочется порассуждать о "проверенном" способе внести вклад в процветание семьи, который выпал на долю Тони, женщины. Если в истории пойдёт речь о девушке, само собой появится и рассказ о мужчинах, что добиваются её руки, или тела, или души. У нашей героини таковых мужчин двое, и они для неё не просто два кавалера; нет, они превращаются в две разных судьбы. Тони с Грюнлихом, важным и видным женихом-бюргером, — ещё одна запись в старой тетрадке с жёлтыми листами и не больше. Тони с Мортеном, юноши другого сословия и большой души, — история становления заново, перевоспитания, двух сплетённых рук. Но у Тони большая семья, которая обступила её, приветствует, заключает в объятия и шепчет на ухо: покориться, согласиться, быт членом семьи, быть благоразумной...
Можно ли вообще рассчитывать на право быть собой, или нам остаётся только долг быть продолжателем традиции, «звеном единой цепи»?
В те времена помощь семейному делу, которую могла оказать женщина, заключалась в одной простой задаче: найти себе хозяина поприличнее, посолиднее, позажиточнее. Честно, это... совсем не впечатляюще и смешно.
Так снова я утверждаюсь в мысли о том, что брак по сути своей — это вклад в семью, это жизненный уклад, это договоренность о приданом, это земля, которая станет шире, и дом, который станет выше, но не любовь, нет. А благо для семьи — это не только наращение капитала.
Жизнь, настоящая жизнь, не вертится вокруг семейного архива.