Книга А. Лебедева и К. Кобрина посвящена одной песне Н. Янга: «Наступили новые времена: коротких песен, коротких волос, коротких мыслей об удовольствии и длинных кокаиновых дорожек. А мы всё доигрываем чужие мертвые песни…»
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
Песня. У каждого есть Песня. И у меня, да. Ты правда хочешь знать какая? Да, даже несколько.
«Show Must Go On» источенного СПИДом до пудренной белизны Фредди на MTV в восьмом классе, когда в новостях шла его смерть — слёзы старшеклассницы Нади на перемене и концерт памяти на Уэмбли.
«With Or Without You» U2, что я, всегда медвежьим слухом обладая, смог петь в японских караоке — пошлый имидж, но душевно там, где маленькие комнатушки, из пневматических дверей которых рвётся звук и пьяные клерки, у нас даже карточка постоянных посетителей была, Тони ещё с Мари, и кампари-оранж по скидке, если сразу по два и всем.
Потом натренировался так, что караоке-аппарат выдал как-то «94% соответствия оригиналу». Или вот…
Пласт
Или вот «Helpless» Нила Янга, его «Беспомощный». О ней эта книга в 125 страниц. Книга двух авторов — книга-дуэт, книга-трибьют.
Когда песня была записана и исполнена, но и когда была услышана, за сколько обменяли тот пласт и куда он завалился в крошках печенья «Мадлен» и бегстве по континентам?
И это второе, про «пласт», конечно, важнее. Сейчас. Когда рок-н-ролл умер, но его воскресили и набальзамировали, как Ленина, а на лето любви по all included — туру и в глянце крема от загара.
Особенно сейчас.
Сейчас, когда «Серый исчез куда-то, а вот, с семьдесят восьмыми роллингами, служит в банке, этого не помню, с этим не знаю что, а вот тип — здесь худющий и весёлый — обрюзг, хмурый такой, морда матовая: сегодня видел. В зеркало«.
Матовый, глянцевый…
Это не благородная патина прошлого и грусти, не ваби и саби, а, скорее, едкое васаби. Или попсовый «Васаби» с Ж. Рено по тому же MTV.
Его, как пыль с тех пластов в вельветовых 80-х на барахолке в Горьком, не свести ацетоном. Можно вспомнить, можно забыть, ведь всё это одна туфта и ложь.
«Вы беспомощны потому, что ничего этого уже нет и уже не случится с вами никогда, но не в этом дело. Важно, что этого никогда и не было. Не было ни матери, ни солдатиков, ни закатов. Вы придумали всё, потому что сейчас у вас тоже нет ничего. Нет ни офиса, ни шопинг-центра, ни даже любимого кофе. Есть только ощущение жизни, сновидчески мягко и бесшумно уходящей под уклон безо всякого вашего участия, вы ускоряетесь с каждым прожитым днём, оставаясь при этом на месте…«
Like a rolling stone? Или как Shelter Skelter. Чарльз Мэнсон, убив жену Романа Полански, вывел на стене «Shelter Skelter». А Марк Чепмен, расстреляв Леннона, уселся рядом перечитывать «Над пропастью во ржи».
Вот поэтому и заводит Янг своё простенькое, дует в свою фолк-гармошку: «With dream comfort memory to spare, / And in my mind I still need a place to go, / All my changes where there».
Винил памяти
А под рукой авторов, как старый винил в потёртом конверте, много рецептов борьбы со всем этим безобразием времени.
Тут и подробная библиография (альбомов, песен, городов, друзей), и любимые списки А. Лебедева как приём (переслушай, то есть, тьфу, см. его виртуозного «Скупщика непрожитого»), не менее нежно мемуары К. Кобрина («Где-то в Европе» или «Письма в Кейптаун о русской поэзии и другие эссе»), и стёб (Соединённое Королевство Хиджаба и Бурки в Ливане, Йокнапатофа в Ирландии), и указание вина, выпитого за каждым отрывком, как «current music» под каждой записью в ЖЖ…
Ведь «там — наступили новые времена: коротких песен, коротких гитарных проигрышей, коротких волос, коротких мыслей об удовольствии и длинных кокаиновых дорожек.
А мы всё доигрываем чужие мёртвые песни, пока наконец и нам не пришёл конец — вместе со страной, в которой жили. Так вот, сей час пробил для нас дважды.
Потом ещё и ещё раз; потеряв чужое, стали терять своё — города, друзей, книги, годы. И вот, осев чёрт знает где, в чужих странах, в чужих городах, среди чужих драм, среди просто чужих, сами себе чужие, беспощадные без надежды на помощь, истеричные и циничные, как поздний Георгий Иванов («…никто нам не поможет // И не надо помогать»!), взялись сочинять книжку о последнем, что осталось у нас, — о памяти».
Такое вот, из их Парижа (А. Лебедев) и Праги (К. Кобрин), они формулируют кредо беспомощности.
И больше тут, кажется, ни о чём говорить не стоит.
Автор: Александр Чанцев, "Частный корреспондент".