ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Это первая книга, посвященная столь детальному рассмотрению средневековой культуры и искусства севера в широком смысле (и Швеции в узком) в контексте восточно-христианского мира, Византии.
Интерес к стране-носителю и распространителю христианства на востоке и западе — Византии — уже давно наблюдается в северных странах.
Можно вспомнить и финский журнал «Byzantium and the North», одноименный симпозиум, состоявшийся в 1981 году, целый ряд конференций, посвященных связям севера и востока (Byzantium and Islam in Scandinavia 1998), двухтомник, посвященный отношениям северных стран с Римом и Византией (Rom und Byzanz im Norden 1997).
Поэтому сюжет книги никак нельзя назвать исключительно новым.
Тем не менее, тот угол зрения, под которым автор смотрит на связи севера и востока, заслуживают всяческого внимания и уважения.
Относительно небольшой остров Готланд рассматривается как объект византийского влияния, и влияние это различается автором в различных формах искусства — монументальных, живописи и скульптуре. Сразу отметим, что автор рассматривает два пути проникновения византийского влияния на Готланд: это, во-первых, непосредственно с Востока, а во-вторых, опосредованно, через Италию и Германию.
Конечно, такое разделение механизмов византийского воздействия на материальную культуру Готланда справедливо и имеет право на существование, но к такому пониманию самого определения «византийский» мы еще вернемся.
Книга состоит из предисловия (с. 9—10), введения (с. 11—21), двух частей (с. 22—153), разбитых на главы, каталога памятников (с. 154—181), примечаний (с. 182—186), списка литературы (с. 187—191) и обширного англоязычного резюме (с. 192—205).
Во введении автор знакомит читателя с тем кругом объектов, которые он собирается рассмотреть в своей книге. Это живопись готландских церквей в Далхеме, Гарде, Эке, Сундре, которая условно именуется живописью в «русско-византийском» стиле.
Следующая категория памятников — это каменная скульптура малых форм, резные каменные (песчаниковые) крещальные купели и рельефы фасадов зданий, приписываемые неизвестному мастеру, которого с легкой руки Дж. Русвала (1879—1965) (Roosval 1916; о нем: Stenstrom 1977: 7—26) стали называть «Византиец».
Э. Лагерлоф не сомневается, что раннехристианское искусство Готланда (росписи деревянных частей церквей, фрески Гарды, Калунге и Мастербю, рельефы Византийца) восходит к восточным провинциям византийского мира. Этот тезис вполне справедлив.
Но вызывает некоторые возражения положение автора: о том, что влияние это было транслировано через Русь, через Киев и Новгород.
Во-первых, мы ничего не знаем о декоративном и живописном убранстве древнерусских деревянных церквей; как архитектурных сооружений их известно всего не более 30, сохранность их почти не допускает реконструкции (Иоаннисян 1996: 4—46), и по объективным причинам древнерусские памятники выпадают из цепочки трансляции византийского влияния.
Сохранившиеся деревянные детали с живописью из церквей Эке, Сундре, Далхем, датирующиеся началом XII века (хранящиеся ныне в Историческом музее в Стокгольме и Готландском историческом музее) — уникальны, поэтому найти им прямые аналогии не представляется возможным.
Тем не менее, как считал Г. М. Штендер (Штендер 1988: 189—207; Штендер 1989: 119), существовала связь между готландскими росписями по дереву (Сундре и Эке) и известнейшей композицией, изображающей Константина и Елену, в Св. Софии новгородской и эта связь проявлялась не только в стилистике, но и, что самое существенное, в техническом подходе к нанесению изображения: если в готландских постройках изображение наносилось на дерево без подготовки поверхности, то и новгородская роспись была нанесена прямо на каменную кладку стены. Отметим здесь со слов И.П. Шаскольского (Шаскольский 1991: 143) любопытный факт, что Э.С. Смирнова, побывав на острове не усмотрела в готландских фресках явных новгородских черт.
Далее, нам неизвестны среди древнерусского материала крещальные купели. С каменной резьбой фасадов зданий все обстоит гораздо сложнее: в качестве возможного региона аналогий каменной резьбе Готланда можно назвать Владимиро-Суздальскую землю.
О сходстве каменного декоративного убранства готландских церквей с Владимиро - Суздальскими памятниками (в частности, Дмитриевский собор) русский исследователь С.В. Арсеньев писал еще в 1890 году (см.: РА ИИМК РАН, Ф. 3, д. № 458; Ф.З, д. № 132, л. 182—182 об.) Что же касается так называемой фресковой живописи «русско-византийского» происхождения, в частности изображений двух святых по сторонам сводов арки, ведущей в колокольню церкви в Гарде, то здесь мы можем только согласиться с поразительным стилистическим и колористическим сходством с новгородской живописью, однако дальнейшие выводы также представляются затруднительными.
Далее в книге Э. Лагерлофа следует историографическая часть, посвященная характеристике и обсуждению основных работ по рассматриваемой проблеме, принадлежащих шведским (Дж. Русваль, Т. Арне, М. Флорине, В. Петтерссон, Э. Лундберг, Н. Тидмарк, Г. Свенстром, А. Тулсе, Б. Валленберг, Э. Пилтц и др.) и американскому ученому (Э. Катлер).
Стоит отметить, что, несмотря на значительный библиографический список, выборка литературы оказывается не совсем полной: остается неучтенным ряд работ XVIII—XIX века.
13 (25) октября 1890 года в заседании Императорского Русского Археологического общества под председательством А. Ф. Бычкова (РА ИИМК РАН. Протоколы заседаний ИРАО. Фонд 3, 1890 год, д. № 400, лл. 92—95, ос. 95) было читано сообщение действительного члена Императорского Русского Археологического Общества С.В. Арсеньева, называвшееся «Древности острова Готланд».
Сохранился текст доклада, написанный Арсеньевым (РА ИИМК РАН. Фонд 3, дело № 458, лл. 1 — 8), а также публикация в Записках Русского Археологического Общества за 1892 год (Арсеньев 1892: 230—235).
Арсеньев, рассматривая в том числе вопрос о русских церквах в Висбю, привлекает ряд шведских источников: К.-Г. Бруниус (Brunius 1864—66; о нем: Grandien 1974), Й. Шумахер (Schoumacher 1716), Й. Валлин (Wallin 1747, 1972) неучтенные Лагерлофом. Досадно, что шведские источники, доступные русскому ученому в конце XIX века, были почти обойдены вниманием шведского ученого конца XX.
Следующая часть книги имеет общее название «Восточные влияния» и открывается обзором исторической обстановки, на фоне которой развивались отношения Готланда и Византии.
Здесь мы и остановимся на вопросе понимания термина «Византия», «византийский» и пр.
Дело в том, что следует строго различать прямое (непосредственное) влияние Византии в том или ином художественном, культурном и прочем проявлении (к примеру, строительство Десятинной церкви византийскими мастерами, специально для этого привезенными, или участие мастеров из Византии в строительстве Мадинат аль-Захра в Испании X века и т. д. (Etting- hausen, Grabar 1987: 137—40).
Такое влияние находит отражение (как правило, но не всегда) в письменных источниках, а также в технических и технологических особенностях памятника или произведения искусства. Эстетические и художественные достоинства памятника в такой ситуации менее надежное основание для выяснения его происхождения.
Второй механизм трансляции влияния — опосредованный, без непосредственного участия носителей влияния (то есть византийцев).
Этот механизм работает тогда и только тогда, когда или заказчик, или мастер знаком с византийским образцом, которому необходимо следовать. И, скорее всего, именно мастер, строитель, исполнитель заказа должен быть знаком в тонкостях с особенностями того произведения, которое ему наказано повторить. Заказчик может представлять модель лишь в общих чертах, а если и достаточно подробно, то неизвестно каким языком он мог объяснить исполнителю то, что он хочет получить. В результате действия этих механизмов мы получаем определенный пласт памятников и объектов, носящих на себе отпечаток своеобразия византийских прототипов.
Подобные механизмы существуют и в других областях культуры, а их действие позволяет определить культурный феномен «византийского влияния» и выделить целый ряд стран, испытавших на себе это влияние, то есть то пространство, которое Дмитрий Оболенский в 1971 году назвал «Византийским содружеством» (Obolensky 1971).
Такой подход во многом упрощает задачи исследования, становится ясно, почему в рамки понятия «Византия», заявленного в заголовке книги, попадают и Русь, и Германия, и Италия. Однако это нигде не было оговорено.
В целом первая часть первой главы посвящена истории проникновения христианства на территории к северу от Византии.
Сперва рассматривается история крещения Руси Владимиром, расцвет городов и торговли при Ярославе. Небольшой параграф посвящен средствам передвижения по морю, и их изображениям на каменных стелах. Среди археологических находок, свидетельствующих о распространении христианства в среде викингов, автор упоминает обнаруженные в южной части Готланда (Альва, Фрояль, Роне) глазурованные керамические пасхальные яйца.
Крестики, кресты-энколпионы из драгоценных металлов составляют уже обычный инвентарь для погребений на Готланде с XI века.
Свидетельством о распространении христианских обычаев в погребальном обряде Е. Лагерлоф считает увеличение числа захоронений с ориентацией по линии восток-запад, которые, судя по погребальному инвентарю, можно датировать XI веком.
Большинство таких кладбищ расположено опять же в южной части острова, в приходах Гарды, Этелхем, Станга, Бурс, Фардхем и Хавдхем. В юго-восточной части острова они встречаются в приходах Хейде, Эскельхем и Фрояль, в центральной части острова — в Далхеме и Каллунге.
Уникальная находка была сделана в XIX веке в приходе Каллунге: тут была найдена стеатитовая пластина с изображением в высоком рельефе: Распятие с предстоящими Марией и Иоанном и ангелом в верхней части плиты. Все изображения подписаны греческими буквами.
Резьба очень хорошего качества, выполнена в уверенной технике, хотя и с несколько упрощенной трактовкой фигур и одежд. Композиция и пропорции фигур оставляют ощущение некоторой архаичности этого произведения (среди «архаизмов» можно назвать истонченные кисти рук). Автор считает возможным датировать эту вещь XI веком и не сомневается в ее византийском происхождении.
Византийские образцы резьбы по камню этого времени отличаются большей техничностью и детальностью проработки изображения (см., например, образцы столичного происхождения: Glory of Byzantium 1997: 45—46, № 11, 12)
. Также весьма необычен материал для этой территории, из которого изготовлена доска, — стеатит: дело в том, что стеатит очень высоко ценился, и изделия из него, по всей видимости, производились исключительно для элиты (Kalavrezou-Maxeiner 1985: 67). Материал иконы, таким образом, может говорить о ее столичном происхождении. Автор совершенно прав, когда говорит, что было бы чистой спекуляцией предполагать, что фрагмент плиты происходит из несохранившейся деревянной церкви, предшествовавшей нынешней каменной, и предназначенной для греческого обряда богослужения, однако констатировать уникальность этой находки, ее элитарное предназначение и может быть византийское столичное происхождение мы можем.
К сожалению, икона опубликована без масштаба, и судить о ее размерах (что очень важно) невозможно. В период христианизации Швеции Готланд имел больше западных связей, связей с материком, Германией и Англией, о чем свидетельствуют и монетные находки XI века.
Следующая тема, рассматриваемая Лагерлофом, — архитектура так называемой «Русской церкви» и церкви Св. Ларса (Лаврентия) в Висби. Эти две постройки, согласно сложившейся в шведской науке традиции, считаются теми церквами русских купцов в Висби, которые упоминаются в поздних источниках. Первая церковь, именующаяся «Ryska kyrkan», была локализована еще в середине XVIII века Й. Валлином (Wallin 1747; Арсеньев 1890), который помещал ее почти рядом с кафедральным собором Св. Марии к югу от него.
С. В. Арсеньеву в 80-х годах XIX века удалось разыскать в Архиве Военного министерства в Стокгольме старинный план Висби, составленный военными инженерами по распоряжению шведского правительства в 1646 году. На нем близ церкви Св. Марии к югу стоит надпись Ryska куrkаn. Укрепил Арсеньева в мысли, что это местоположение легендарной русской церкви тот факт, что указанное на плане место выходит на существовавшую в XIX веке (и существующую до сих пор) Ryska gatan — Русскую улицу (Арсеньев 1890).
Тем не менее, следы постройки обнаружены не были. Самый ранний источник, свидетельствующий о топографии русской церкви, найденный шведскими учеными, — план города 1684 года, обнаруженный в Земельном архиве Висби. Церковь была раскопана в 1971 году (Falck 1971) в квартале Мункен, что значит «Монах», в подвале частного дома, расположенном как раз там, где и предполагал ее найти Арсеньев.
Церковь ныне законсервирована и открыта для доступа и осмотра. В 1971 году были вскрыты часть южной стены постройки, почти целиком полукружие апсиды, небольшой участок западной стены, два восточных подкупольных квадрата и основание алтарного камня. Стены сохранились на высоту 6—7 рядов известняковых плит, уложенных на известково¬песчаном растворе. Под южной стеной церкви были обнаружены несколько захоронений, по всей видимости, совершенные после строительства церкви, о чем свидетельствует их ориентация вдоль стен постройки. Сама постройка имеет небольшие, можно сказать, крохотные для архитектуры Висби размеры—длина интерьера 7.7 м, ширина 7.2 м.
Типологически эта церковь относится к небольшим четырехстолпным одноапсидным храмам и реконструируется в виде, очень напоминающем небольшие псковские храмы начала XIII века. Остается согласиться с автором, что никаких специфически византийских черт эта постройка не несет, но то, что она не имеет аналога в плане и некоторых конструктивных особенностях среди готландских церквей, очевидно.
Логично, что Лагерлоф предположил «русский след» в этой постройке.
Другая церковь, посвященная Св. Ларсу (Лаврентию), конструктивно гораздо более сложная. Как считал, веря традиции, С.В. Арсеньев (Арсеньев 1890; 1892), она входила в комплекс из двух так называемых «Сестриных» церквей (Systerkyrkan), одна из которых была посвящена Св. Духу, другая — Св. Ларсу. Согласно преданию, их построили две сестры, настолько ненавидевшие друг друга, что не хотели молиться в стенах одной церкви.
Как бы то ни было, церковь Св. Ларса-Лаврентия имеет сложную строительную историю: ее алтарная часть более ранняя (конец XII века), чем остальной массив стен (около 1230- х гг.). Обе части здания необычны сами по себе: апсида отличается чрезвычайной вытянутостью по оси восток-запад, то есть алтарная часть перекрыта длинной вимой, форма полукружия апсиды — подковообразная, что для византийской архитектуры в принципе является архаическим признаком, но может указывать и на более раннее время (X—XI вв.), чем принятая датировка апсиды Св. Ларса; необычен также перспективный портал, прорубленный в южной стене алтарной части. Основной объем стен образует в плане, как справедливо отмечает автор, форму греческого креста. Такого нет в одновременной архитектуре острова, но нет и в византийской архитектуре этого времени. Именно эта форма породила несколько версий относительно вероятного происхождения такой формы. Всех удивляет сходство плана Св. Ларса с планом церкви Св. Параскевы Пятницы на Торгу (Раппопорт 1982: 69), построенной, как известно, «заморскими купцами» в 1207 году. ...
А. А. Липатов. Россия. Санкт-Петербург. Библиотека Академии наук РАН. Отдел при НИМ К РАН. Археологические вести. 2001, № 8
#Русь_археология_история_источники