Отечественная литература и всё наше общество понесли тяжёлую утрату – скончался Владислав Крапивин. Он считался детским писателем, но, по-моему, это не совсем так. Крапивин, действительно, писал про детей и для детей, но его произведениями зачитываются миллионы взрослых читателей, потому что на самом деле Крапивин писатель на все возраста. Мне кажется, что его произведения будут востребованы очень долго и войдут в фонд классической литературы.
Я не буду останавливаться на деталях его биографии или перечислять вышедшие из-под его пера произведения – это сделают и сделали другие лучше меня. Общеизвестно, что, помимо писательской деятельности Владислав Крапивин внёс огромный вклад в педагогическую деятельность, создав пионерский отряд «Каравелла», где ребята постигали не только основы журналистского мастерства, но и те вечные истины, которые делают человека человеком. Крапивин много лет оставался командором «Каравеллы», уже вырастив смену единомышленников.
Сухо и казённо получается, да? А ведь на самом деле Крапивин был с детства моим… ну, не кумиром – мне не нравится это слово. Но старшим товарищем и в какой-то мере учителем. Хотя нет, правильнее всего : вожатым. Да, сначала вожатым, а потом, как и для всех, Командором.
С тех самых пор, когда в журнале «Костёр» мне, кажется, ещё дошкольнице, попалась на глаза повесть «Мальчик со шпагой».
В те времена я ещё не имела привычки интересоваться авторами книг, которые читала, но я сразу почувствовала определённый накал борьбы, который для меня всегда был отличительной маркой книг Крапивина. Его книги всегда о борьбе. Борьбе с косностью, мещанством, тупостью, нежеланием слышать и понимать, лицемерием, казённым равнодушием, злобой, стяжательством, трусостью, подлостью, ленью и приспособленчеством. В других или в себе.
Несколько позже мне попала в руки прекрасная книга, в которой под одной обложкой встретились «Всадники со станции роса» и «Далёкие горнисты». И только уже позже, наткнувшись в «Пионере» на повесть «Журавлёнок и молнии» я узнала, наконец, что все эти книги, уже инстинктивно объединённые мной, вышли из-под пера одного автора.
С этого момента началась моя погоня за книгами Крапивина. В те времена художественные книги не только не залёживались на прилавках, но, похоже, туда и не попадали. Спасибо периодическим изданиям за «Приключения Джонни Воробьёва», за «Рейс Ориона». Я рыскала по книжным развалам и букинистическим лавкам, и, наконец, я собрала всё. Сейчас в моей домашней библиотеке полное издание Крапивина в разных издательствах, под разными обложками.
На первом курсе института я чуть не завалила экзамен, читая вместо подготовки к нему «Голубятню на жёлтой поляне».
Я открыла для себя поэзию Крапивина:
* * *
Август, вечер, веранда средь листьев сирени.
Вся семья за столом, жёлто лампа горит.
Престарелая тётушка с банкой варенья
Тихо щурясь на свет, задержалась в двери.
Смуглый мальчик под скатертью прячет колени:
Он их все перемазал, играя в крокет...
Этот мальчик — твой прадед. Его поколению
Неизвестны ни СПИД, ни угроза ракет.
Мальчик любит Жюль Верна и верит в удачу.
Он не ведал ещё горьких слёз и невзгод.
...А ведь скоро не будет ни веранды, ни дачи,
Ни варенья, ни лампы... Семнадцатый год..
* * *
Тоска придёт на пятый день,
И вдруг ненужным станет город,
Который раньше был как сон,
Как сказка зюйдовых морей!
Тоска найдёт тебя везде:
У старой крепости Эль Морро,
Среди портовых кабаков,
И раскалённых площадей.
И снова смотришь за маяк,
Туда, где синие атланты
Готовы сбросить горизонт
В руины вспененных штормов.
И отзвук незнакомых слов
"Tamborileros, adelante!"
Звучит командой: "Все наверх
Для постановки парусов!"
Это от него я впервые услышала, что можно бояться, но всё равно стоять прямо, что дружба сильнее войны и даже смерти, что послушны овечки, а человек должен быть гордым. И всё это было преподано мне не как нравоучение, а как захватывающе интересный и серьёзный разговор.
Это Крапивин открыл для меня красоту моря и паруса в море, августовского неба с парящим змеем, шелковистой летней травы и сухих колючек, узких улочек провинциальных городов и старинных крепостей.
Это Крапивин рассказал мне о том, как и взрослым человеком сохранить в себе детскую искренность и «помнить честь деревянного кортика», презирать не только в других, но и в себе ростки подлости и стяжательства.
Я не считаю себя каким-то прямо-таки хорошим человеком, но без книг Крапивина я была бы куда хуже.
Это Крапивин научил меня через свою фантастическую теорию Великого кристалла присматриваться к разнообразию людей и их уклада и оставаться открытой для чужого мнения. Это он рассказал мне об отличии истиной доброты от лицемерия и терпимости от попустительства.
Это он заставил меня поверить, что все дети рождаются отважными, и ответственность взрослых не задушить позитивные ростки, стать детям друзьями и мудрыми наставниками, а не менторами и диктаторами. Я думала об этом, воспитывая своих сыновей.
Это Крапивин сказал мне, что смерти нет, а есть бесконечная Дорога, по которой придётся идти, и всё снова будет зависеть от тебя.
Ну что ж, Командор, теперь Вы сами отправились в путь по той Дороге через миры. Дай Бог вам встретить на ней Вашего скитальца Юкки, и пусть он проводит Вас туда, где Вы будете вечно жить бок-о-бок с теми, кого любите. Пусть Вам звучат далёкие трубы и шелестят паруса. Пусть Вас окликают звонкие голоса мальчишек – Ваших ровесников ( ведь Вам всегда двенадцать)
И смерть его именно первого сентября, в день знаний, в день, когда дети идут в школу, оставляет у меня ощущение, как будто усталый капитан ребячьего огромного корабля провёл его последним радостным путём сквозь лето и каникулы и сдал вахту в первый день учебного года.
Прощайте, Командор!
На небе сентября далёкая звезда
готовится упасть – желание исполнить.
Прощайте, Командор, прощайте навсегда.
Мы будем вспоминать…
Нет-нет, мы будем помнить.
Страницы шелестят - я слышу звон клинка,
и шелест парусов, и звук трещотки змея.
Простите, Командор, бедна моя строка -
я так, как Вы писать умели, не умею.
Великий мир – кристалл, и граней в нём не счесть.
Быть может, где-то есть другие измеренья.
Но точно так же там сражаются за честь,
за дружбу, за свою мечту, за НЕстаренье.
Дороги серпантин сквозь вечность – трудный путь.
И этого пути не избежать мне тоже.
Но, может быть, на нём и я когда-нибудь
Вас встречу где-то в вечности… Быть может…
Стихает летний зной, сереют тополя,
На смену вольных дней сентябрь приходит строгий.
Очередной виток проделала Земля.
Прощайте, Командор, до встречи на Дороге.