Трогательная история одной девушки...
Когда мне было -надцать лет, я любила Земфиру, Земфира любила Ренату Литвинову, а Рената Литвинова в каком-то интервью сказала, что любит поэта Бродского. Какого такого Бродского, заинтересовалась я. И пропала.
Тогда как раз Бродского начала издавать Азбука-классика, начали выходить зеленые книжечки. Я помню, как купила первую книжку, села в электричку, умостилась поудобнее, открыла ее. А потом подняла голову и поняла, что мир никогда не будет прежним, что этот человек делает с языком что-то невероятное, что я не понимаю десятой доли, но стопроцентно уверена, что это охуительно. А также - что смыслов там на всю жизнь.
Уже в девятом классе я делала по Бродскому проект. Проект заключался в том, что я скачала из интернета чью-то кандидатскую про то, как повлиял на мировоззрение Бродского Кьеркегор. Ничего другого про Бродского в интернете найти было нельзя. Излагая двум провинциальным училкам про Кьеркегора, я очень боялась, что они - училки - уж точно знают, как там у Бродского с Кьеркегором дела, и выведут меня на чистую воду. Но они только потрясли головами и спросили, какой у меня любимый у Бродского стишок. Брезгуя простотой вопроса, я прочитала Пилигримов. Бродским меня дразнили до конца школы.
На этом я остановилась в своем поэтическом развитии.
Был Бродский, было “то, что до Бродского” - всякая проходимая в школе скукота, и были современные подражатели, которые, конечно, “не дотягивают”. Ну, сумела просочиться вездесущая Вера Полозкова. Ну, каким-то чудом полюбилась izubr, она же Аля Кудряшева, ныне Хайтлина. Из песни Ночных снайперов прицепилась Яшка Казанова.
Начитанный в подростковом возрасте багаж Бродского не то что забылся, но слегка затуманился на дне моей души.
После некоторых политических событий в Польше (и мире) я, левак, подумала, что моя наивная левая мечта не сбудется никогда. Не в этом мире. Не при ковиде, от которого во всех правительствах мира происходит правый поворот. И значит, ничего не остается, кроме как внутренней эмиграции. А это значит что?
Доставай, Джозеф, свои лучшие мысли и дням грядущим дари их как опыт борьбы с удушьем.
И внезапно во мне стали всплывать цитаты.
День вдруг стал таким тягомотным, что невольно думаешь “За рубашкой в комод полезешь, и день потерян”.
Недавно я увидела пламенеющую рябину, и голос во мне сказал спокойно и размеренно: “Скоро осень, всё изменится в округе”.
А сегодня вот - “Во вторник начался сентябрь”.