Вверх по течению Стикса
Книга погружения
5 часть
Это был обычный, ничем не выдающийся день: без примет, знамений и даже, кажется, без солнца за окном. Это был просто день, когда все оказалось готово: операционная, оборудование, команда, я. А также, признаюсь, мое завещание.
Мы перекидываемся с ребятами парой ободрительных шуток, и они катят мобильный алтарь с жертвой богу науки в наш электронный храм. Щелчок, еще щелчок. Подиум готов. Я приподнимаю голову и помещаю ее в фиксатор, похожий на советский аппарат Илизарова. Несмотря на ужасающий внешний вид, внутри он достаточно комфортный. Датчики. Датчики приятно прохладные. Они передают мне какой-то медицинский гипнотический покой сами по себе, даже не будучи приведенными в рабочую готовность. Едва заметный импульс во лбу дает знать об активации сети. По всему серебристому костюму, контролирующему температуру тела, тоже проходит чуть сдавливающая волна. Вот и все.
Коллеги обступают меня полукругом и глядят с нежностью и заботой. Я смотрю на их улыбающиеся лица, и мне хочется их обнять. Господи, ребята, как я вас люблю! Гена, Алик, Наташа, Саркис! Тимур, Таня, Леша! Я хочу им сказать «Поехали!», но уже не могу. Поднимаю большой палец правой руки и слегка трясу ей. Ребята кивают и расходятся по местам. Мои глаза закрываются. Сердцу становится холодно, словно в него входит игла. Голова начинает кружиться, и я превращаюсь в черную пластинку, нарезающую круги под ледяным острием. Что ж, послушаем, что споет нам тьма, из которой и сделан диск.
Вспышка. Затмение. Забытье.
Я очнулся через миг от какого-то рассредоточенного удара, словно от вхождения в воду после затяжного прыжка с вышки. Меня тут же скрутило студенистыми судорогами, как если бы я нырнул прямо в лагуну, полную медуз. Точнее было бы сказать, не в лагуну, а в водоворот, потому что я чувствовал вокруг себя увлекающее кружение, которое сдавливало и жгло. Но очень скоро я понял, что в его потоке можно было серфить, надо было лишь подобрать соответствующую скорость и следить за электрическими вспышками вблизи. Мне бы даже начал нравиться этот головокружительный слалом, если бы не пугало то, как неумолимо меня засасывает в невидимую воронку. Она все более ощутимо приближалась, колебля мое шаткое равновесие. Мнимый горизонт качнулся в стороны – и в тот же момент глубокая чернота накрыла меня сверху, как шляпа – циркового кролика. Я испугался, но подавил испуг, призвав себя не поддаваться фантомным впечатлениям и оставаться невовлеченным наблюдателем.
Все исчезло. Я почувствовал, что повис в невесомости. Вокруг была мягкая бархатистая тьма, от которой исходило вселенское спокойствие. Не было ни страхов, ни волнений, внутри и снаружи меня была абсолютно одинаковая безмятежность. И абсолютная легкость. Я плыл как космический челнок, сбросивший тяжелую разгонную ступень, и этой ступенью было мое тело. Словно я был человеком, всю жизнь проработавшим рекламной ростовой куклой – и вот теперь на меня свалился нежданный отпуск, и я вдруг вспомнил, что надетые на меня тяжелые, пыльные, неповоротливые доспехи, пошитые черт знает где, не есть я. Осознание внезапно обрушившейся настоящей свободы наполняло меня такой радостью, что ничего иного ни в этой жизни и ни в этой смерти уже не хотелось. Это чувство было такой силы, что оно захлестнуло меня, стало целиком мной. Оно начало говорить через меня, воссылая благодарность богу за его безграничную милость. И бог тотчас явился мне одинокой звездой, точкой, славшей луч откуда-то из недосягаемой вечной дали. Как только появился этот ориентир, я понял, что лечу к нему - и летел до этого, и, кажется, летел всегда - с невообразимо большой скоростью. Вокруг не было ни верха, ни низа, поэтому можно было почувствовать это ускорение и как вознесение, и как падение, надо было лишь приложить различные усилия ума – примерно как с оптической иллюзией балерины, вращающейся в разные стороны. Мне подумалось, что эта двоякость ощущения – при условии, что в том или ином виде она переживается каждым умирающим – является основой человеческих представлений о посмертном воздаянии. Внутренний счетчик грехов вшит в каждого вместе с культурным кодом, и подсознательно каждый из нас знает, насколько тяжел его балласт. Именно этот вмененный нам груз и влияет на кажущееся направление полета души, являющегося на самом деле произвольным. Тут я заметил, что отвлекаюсь, и вновь вспомнил, что одним из условий успеха эксперимента была максимальная концентрация. В хаосе смерти мозг вполне могло увлечь любое переживание, превратив меня из наблюдателя в участника с непредсказуемым итогом.
Я сделал усилие и сосредоточился на мыслях. Это не было сверхсложно, мысли были видны здесь, они отлетали от меня искрами, оставляющими сложные трассирующие следы, похожие на фейерверк - с той лишь разницей, что снопы обыкновенного салюта были примитивны по сравнению с объемными арабесками мыслительных вспышек. Я сконцентрировался и погасил их.
Сияющая точка приближалась ко мне, постепенно разрастаясь до пропорции привычного в обыденной жизни солнца. Свет, исходящий от него, распространялся не вполне естественно, заставляя мерцать опоясывающую его тьму так, что была видна дисторсия окружающего пространства. Оно было свернуто в классический тоннель, множество раз описанный людьми, пережившими клиническую смерть, который вот теперь увидел и я сам. Чем ближе я становился к этому белому солнцу, тем больше переливался игрой света трубчатый свод вокруг. Лучи скользили по нему, искривляясь и меняя скорость, как капли дождя на лобовом стекле мчащегося автомобиля. Тоннель пульсировал вбираемым им светом, и на это мелькание, сопровождавшееся растущим гудением, было уже больно смотреть. Так бывает, когда проезжаешь утром мимо какого-нибудь перелеска, и низкое солнце бьет по глазам огнестрельной очередью своих лучей сквозь мелькающие стволы и ветви. Я попытался зажмуриться и… влетел в этот перелесок.
<< Предыдущая часть ||| Следующая часть >>
Понравился текст? Хочешь узнать, что было дальше, или, наоборот, понять - про что это вообще? Скачай книгу целиком на Литрес! Бесплатно на промопериод!