История о том, как русские гренадеры удочерили маленькую турчанку.
Это случилось во время очередной русско-турецкой войны, целью которой было освобождение Болгарии. Заслуженный Кексгольмский полк выдвинулся из Адрианополя, чтобы начать преследование османской армии, которая, отступая, оставляла за собой разруху и пепелища на месте болгарских деревень.
Неожиданная находка
Вечером 24 января 1878 года Кексгольмский полк подошёл к окраине сгоревшего селения, которое называлось Курчешма. О том же, что случилось дальше, существует несколько версий.
Одни очевидцы рассказывали, что их сослуживец, Михаил Саенко, увидел возле погасшего костра умирающую женщину с ещё живым ребёнком на руках, облачённую в роскошный турецкий наряд и, судя по всему, происходившую если не из знатной, то богатой семьи.
Другие свидетели утверждают, что "полумертвая" женщина, пролепетав что-то на непонятном русским воинам языке, сама передала им плачущую девочку.
Но наибольшей популярностью пользовалась версия, согласно которой солдат Саенко нашёл девочку возле оброненной им миниатюрной иконки Казанской Божьей Матери. Воин всегда носил эту ладанку на груди и, когда перед обедом обнаружил, что драгоценная для него вещица исчезла, поспешил на её поиски.
Завернув озябшего, плачущего ребёнка в свою шинель, Саенко отнёс его к месту стоянки русских воинов. Офицеры, посовещавшись, решили, что оставят малышку в части, а когда будут возвращаться в Россию, то непременно возьмут её с собой.
Дочь полка: чужих детей не бывает
Ни у кого из кексгольмцев даже мысли не мелькнуло, что можно было бы просто отдать девочку в сиротский приют и забыть о её существовании. Нет, русские гренадеры собирались полностью принять на себя все обязанности по воспитанию малышки, а когда придёт время - дать ей хорошее образование и удачно выдать замуж.
Для начала полковой портной справил для девочки нарядные платьица, сшив их из нарядов, брошенных отступающими османами, а солдаты смастерили из подручных материалов колыбель, для тепла и мягкости обив её изнутри войлоком и оснастив брезентовым тентом. Один из офицеров в Константинополе даже приобрёл для "дочери полка" красивую шляпку с высокой тульей, украшенную яркими цветами.
Во время стоянок нарядная и весёлая малышка бегала и играла между палатками или в полковой столовой, а солдаты и офицеры, глядя на неё, умилялись, вспоминая дом и детей, оставленных в далёкой России. И, конечно же, каждый из воинов старался развлечь всеобщую любимицу или угостить её чем-нибудь вкусненьким.
Настоящее имя малышки было Айше. Неизвестно, то ли она сама его назвала, то ли русским солдатам говорила об этом перед смертью её мать.
О национальности же найдёныша никто в Кексгольмском полку даже не задумывался. Была ли она уроженкой Болгарии или происходила из турецкой семьи? Для гренадеров это не имело значения. Ведь, как известно, чужих детей не бывает.
После возвращения в Россию
В мае 1879 года, когда полк вернулся в Варшаву (та до революции 1917 года была в составе Российской империи) - на место своей постоянной дислокации, девочку крестили в православие и в честь императрицы Марии Александровны она была названа Марией.
"Официальное" же имя малышки звучало весьма внушительно и даже аристократично: Мария Константиновна Кексгольмская. Фамилию она получила от названия полка, а отчество ей дал крёстный - поручик Константин Николаевич Коновалов. Крёстной же матерью девочки стала Софья Алексеевна Панютина - супруга командующего Кексгольмским полком.
Командиры создали опекунский совет, обязанностью которого была забота об их "дочери". Из офицерского жалования каждый месяц удерживался 1%, а если кто-то получал в качестве награды денежную премию, то отчислял в фонд 10% от полученной суммы. "Податью" облагались и карточные выигрыши: с каждого из них выделялось в фонд по 10 копеек.
Солдаты были избавлены от подобных выплат и, по мнению офицеров, ничего не должны были платить в казну опекунского совета. Но низшие чины не пожелали оставаться в стороне, когда речь шла о благополучии их любимицы и попросили у командиров, чтобы и с их жалования в пользу девочки удерживали по 1 копейке.
В итоге, к тому времени, когда их "дочка" выросла и должна была выйти замуж, она стала самой богатой невестой в Варшаве.
Школьные годы
До поступления в институт благородных девиц Машенька, купаясь в любви и заботе, жила в семье генерал-майора Всеволода Панютина, командовавшего Кексгольмским полком.
В конце лета 1879 года Александр II посетил Варшаву и во время офицерского собрания заметил на стене фотографию девочки, сидящей на большом камне.
Царю стало интересно: кто эта малышка и почему её портрет помещён здесь?
Панютин поведал ему историю Машеньки и император, восхитившись прекраснодушием её 1200 "отцов", лично похлопотал о зачислении девочки в варшавский институт благородных девиц, где та и воспитывалась до 1890 года.
Маша Кексгольмская хорошо училась, была скромной, благонравной и тактичной девочкой. А ещё она очень дорожила своим именем и честью полка. Если школьные подружки пытались склонить её к шалостям, она неизменно отвечала, что им-то за озорство ничего не будет, в худшем случае родители поругают, а за неё придётся стыдиться всему полку.
По воскресеньям опекуны приезжали в институт чтобы передать своей любимице сладости и цветы, а заодно забрать отчёты об её успеваемости, которые затем вывешивались в полку, чтобы каждый из солдат и офицеров мог убедиться, что "дочь" изрядно преуспевает в учёбе и достойно себя ведёт.
Как и все её сверстницы, Маша в институте увлеклась рукоделием: любила шить и вышивать и нередко передавала опекунам самодельные подарочки для многочисленных "отцов". А по большим праздникам, когда всеобщая любимица приезжала домой, её приветствовал весь полк, вытянувшийся в парадном строю.
В честь окончания учёбы "дочери" кексгольмцы отслужили молебен, а виновнице торжества подарили памятный сувенир: икону Казанской Божьей Матери в ризе из серебра, украшенной позолотой. Впрочем, другие очевидцы отмечают, что Маше был подарен браслет с бриллиантами. В любом случае, не подлежит сомнению то, что подарок был недешёвым и ценным.
После института: завидная невеста
Пару лет после окончания обучения Мария жила в доме командира полка и его супруги. Во время Ровенских маневров её даже представили императрице. А ещё в честь всеобщей любимицы в полку часто устраивались балы, приёмы и спектакли.
Каждый из многочисленных "отцов" Марии с трудом мог представить себе разлуку с дочерью полка, но все понимали, что пришло время подумать о поиске для неё подходящего супруга.
Все полковые офицеры были благородными и отважными людьми и потому вполне подходили на роль кандидатов в женихи. Только вот... Никому из них и в голову не пришло бы ухаживать за Марией. Ведь она для них была почти что сестрой и брак с ней казался кексгольмцам чем-то немыслимым и недопустимым.
Но, разумеется, самая завидная невеста Варшавы, к тому же ещё и красавица, не могла не привлекать внимания мужчин.
Её избранником стал офицер 33-го Изюмского драгунского полка корнет Александр Иосифович Шлеммер. Летом 1892 года он попросил у гренадеров разрешение стать супругом их "дочери". Кексгольмцы, самым тщательным образом обсудив его кандидатуру, дали своё разрешение на брак с Марией.
Свадьба, на которой присутствовали наиболее влиятельные представители варшавской общественности во главе с генерал-губернатором Иосифом Гурко, состоялась в ноябре всё того же 1892 года.
К сожалению, солдат Саенко, которому невеста была обязана своим спасением и который был для неё, пожалуй, самым дорогим из 1200 "пап", не смог лично присутствовать на этом торжестве. Он поздравил свою любимицу открыткой с самыми тёплыми и сердечными пожеланиями. Всего же молодожёны получили ко дню свадьбы около 300 поздравительных карточек.
После замужества: преемственность поколений
Выйдя замуж, Мария покинула полк и вместе с супругом уехала в его поместье, расположенное в Орловской губернии. Но связи с приёмными родителями не теряла.
Она часто приезжала к кексгольмцам, принимала участие в военных торжествах, жертвовала деньги на обустройство полковой церкви и на изготовление памятника Петру I в честь двухсотлетнего юбилея полка. А если у кого-то из солдат или офицеров случались затруднительные ситуации в жизни, приходила к ним на помощь, поддерживая морально и материально.
На её одежде всегда можно было видеть брошь с полковой эмблемой, а на визитных карточках она неизменно указывала: "Мария Константиновна Шлеммер, дочь лейб-гвардии Кексгольмского полка".
Надо ли говорить о том, что когда повзрослели сыновья Шлеммеров - Павел и Георгий, в знак "преемственности поколений" они поступили на службу именно в Кексгольмский полк, тем самым как бы ещё больше скрепив "родственные узы"?
В годы испытаний: Первая мировая и революция
Когда грянула Первая мировая война, Мария Константиновна не пожелала оставаться в стороне. Она не только пожертвовала крупную денежную сумму в фонд госпиталей, но и стала сестрой милосердия в лазарете имени великого князя Николая Николаевича.
Изо всех сил старалась помогать раненым и облегчать их участь, работая в госпитале днями и ночами, за что солдаты и офицеры прозвали её "Святая из святых". Но, самоотверженно помогая другим, Мария Константиновна заразилась туберкулёзом, лечить который врачи в то время ещё не научились.
В придачу к недугу добавились ещё и известие о гибели старшего сына, сражавшегося в Добровольческой армии, а также болезнь мужа, подхватившего тиф.
В марте 1920 года Мария Константиновна смогла приехать в крымский санаторий, где находился на излечении её супруг и последние месяцы своей жизни провела рядом с ним.
Она умерла в августе 1920 года и в последний путь её провожали лишь несколько человек: её муж, четыре полковых офицера и сестра одного из них.
Супруг Марии Константиновны был расстрелян вскоре после того, как Красная армия захватила Крым. Победители не простили ему того, что он сражался на стороне белогвардейцев и не стали принимать в расчёт ни былые заслуги, ни состояние здоровья.
Младший сын Марии Кексгольмской, Георгий, вместе с другими эмигрантами покинул Россию и поселился в Германии. Там он прожил до 1974 года и умер бездетным.
А бывшие солдаты и офицеры давно уже расформированного Кексгольмского полка по мере сил поддерживали сына своей "сестры" и посылали ему, часто болевшему в последние годы жизни, посильную помощь.