Глухой беззвездной ночью возвращался Сережка домой. Ноги слегка заплетались: для храбрости пришлось принять на грудь. Как тут не забоишься, все же первая красавица Томуська, не хухры-мухры. Вроде и не положено в таком возрасте сердечку до горла прыгать, а оно свое гнет: всем хороша Томка, и хоть веревки вей из парня. Она и вьет, черт-на-черт…
В разрыве туч показался край луны. Ветер, холодный, совсем не июньский ветер, охватил Сережку в ледяные объятия, словно ревновал к кареокой красотке. Не пущу-у-у… Отмахиваясь и глупо смеясь, Сергей выбрался через бурьян к перекрестку. Остановился, обдирая прилипчивые головки репейника. И смех примерз к его языку: там, на самом перекрестии дорог, стояла темная фигура.
Темная фигура в плаще и шапке, сквозь которую слегка просвечивался дальний лес.
- Возвращайся, - буркнул призрак вполне человеческим языком. – Не мешай.
- А-а-андрей Ив-ванович? – машинально проговорил парень. – А вы чего тут…
- Не мешай. Тоже, что ли, выпитым хочешь быть? Так рано еще. Сам справляйся.
- Я… ик! Я уже выпивший…
- Вижу. Ладно, стой молча. Смотри.
Сережка послушно навострил взор, стараясь держать в узде неожиданно разбушевавшуюся мигрень. Бодун? Так скоро? Ладно, пес с ним, черт-на-черт…
Мир дрогнул – не иначе, из-за выпитого накануне «Фельдъегеря». Местный разлив – не фунт изюму… Послышался странный скрежещущий звук, будто острым, прочным ножом скоблили пустую железную бочку. Звук нарастал и ширился, и ширился просвет в облаках, и Сергей тщетно искал взглядом: за что бы ухватиться, не упасть…
Не нашел. Упал на одно колено.
Снова дрогнула, поплыла разводами реальность. И с ужасом увидел парень, как сжимаются, сходятся в одной точке, бегут навстречу друг другу пять троп перекрестка, как, искривляясь, сворачиваются они в клубок, и из этого клубка одна за другой бьют в грудь призрачного Андрея Иваныча тонкие зеленые молнии – беззвучно бьют, и только там, в голове, слышны обрывки разговоров, чей-то плач, крики…
Серега не побежал сломя голову по двум причинам. Первая заключалась в том, что ноги примерзли к земле, как минутой ранее – язык к небу. А вторая – парень до жути боялся случайно наступить на одну из троп. Что с ним будет, если он свернется в клубок, что будет, если сам он станет зеленой молнией, Сергей не знал.
И ужасно не хотел узнавать.
- Тихо, - подзатыльник призрака тоже оказался вполне реальным. – Все уже кончилось. Вот незадача, принесло же тебя… Против пьяных мой уговор плохо работает. Не смог я тебя уговорить. С пьяными вообще трудно… Ладно, сейчас полегче станет. Чувствуешь?
Сергей прислушался к себе… Запоздало обомлел: от затылка разливалось приятное тепло, от которого уходила головная боль. Вернулись в рабочее состояние ноги. Понимая, что принял курс экстренного протрезвления, парень с некоторой укоризной поглядел на колдуна.
- Знаешь, что я делал?
Сергей помотал головой. Не знаю, мол, и знать не хочу.
- Смотри еще. Вот результат.
Андрей Иванович широко взмахнул руками. Мир на этот раз никак не отреагировал, и перекресток остался тих и спокоен. Зато из-под плаща колдуна вылетели с шумом и криками десятка два темных, крупных птиц. Вороны, черт-на-черт…
- Понял? Ничего ты не понял, дубина…
Сергей согласно кивнул: не понял. И не надо.
- Еще как надо. Недознание хуже глупости. Тайное дело я творю. Здесь еще десять лет назад опасное было место. Помнишь банду Кольки-Паршивца? Его-то поймали, а страх по нем остался. Полный лес страха! А от такого всякая дрянь заводится – и в лесу, и в окрестностях. Сперва домовые шалыганить начали, потом полезли мелкие Темные, а когда к соседке моей кикимор посреди ночи заявился, я и понял: пора дело начинать. Нашел способ… древний способ, сейчас такого не делают. Сворачиваю тропы со всеми, кто на них, страх их на себя принимаю. А из страха птичек делаю. Птички мои самые настоящие, из крови и плоти, совсем не колдовские. Жрут только как не в себя, и умные… тоже как не в себя. На вот, держи.
В руки Сергею ткнулся теплый, сухой комок.
- Что это?..
- Птенец. Специально для тебя. Иди уже, чудо, да не надирайся так больше.
***
Прошла неделя, и ноги сами вынесли Сергея на тот перекресток. Андрей Иванович только пожал плечами. Ни слова не прозвучало на этот раз. Молча смотрел Серега, как сворачиваются тропы, как входят в грудь колдуна ленты чужого страха… И еще, и еще раз приходил он смотреть на диво. Колдун не препятствовал, лишь посмеивался тихонько: не хочешь научиться? Мне не помешают ученики…
Ворона Глафирья осталась жить в доме Сережки. Кушала тайная птичка и впрямь не по вороньим меркам. Сама стала садиться на плечо, чесала ухо клювом. Когда случилась одна неприятная драка, выбила одному из нападавших глаз метким ударом клюва. После гордо кружилась над «полем брани», каркая, словно ругалась на своем птичьем. Если Сережка уходил из дома один, нахохливалась и слушала: когда скрипнет дверь?
И однажды ей стало плохо.
Вернувшись с гулянья, Серега обнаружил Глафирью, завалившуюся набок. Сердце птицы стучало ровно, но…
Но парень мгновенно каким-то седьмым чутьем сообразил, кому на самом деле приходит конец.
До больницы Серега добрался через час. Глафирья покоилась за пазухой, слабо покаркивала. Его пропустили… каким-то чудом пропустили. В коридор – чистый и сверкающий белизной. В другой коридор, по сравнению с которым первый казался неряхой. В реанимацию… Его, кое-как одетого парня с вороной за пазухой, пропустили в реанимацию!
Где рядом с телом, окруженным снующими вокруг врачами, стоял темный, переливающийся сиреневыми разводами, призрак.
Сергей протянул ему птицу. Призрак молча покачал головой. Слегка встрепал вихры парню. И легонько толкнул в грудь.
- Хорошо, - тихо сказал Сергей.
И Глафирья слабо каркнула в ответ.
***
Ночь, глухая беззвездная ночь стоит в округе. Мерно колышется призрак на перекрестке, сворачивая тропы знакомыми, заученными движениями. Легко и свободно дышится в лесу: бьют в грудь призрака зеленые ленты, разлетаются из-под плаща вороны…
И лишь одна – всегда остается на плече колдуна.
Спасибо за внимание! Если Вам понравилось, оцените рассказ и подписывайтесь на канал "Маг В Городе", чтобы видеть больше интересных и загадочных историй!