ПЕРЕКЛИЧКА
Храни моё слово, славянская вязь.
Я билась в тенётах твоих, словно язь,
Покуда клевало страну вороньё,
Пока шили дело на слово моё.
Но рухнули царства, сдались рубежи,
И правду мою утопили во лжи.
Назойливой мухой в селеньях слепцов
она колотилась в сердца мертвецов.
Прося подаянья, как голь и рваньё,
на паперти слово стояло моё.
И, дико куражась, вертясь чумово,
прохожие хамы плевали в него.
Твоё достояние шло с молотка.
Но жизнь всё равно мне казалась сладка,
пока твой наследник, весь в пятнах чернил,
кириллицей Имя Имён выводил.
Я знала наверно, что вся не умру.
И норы точила и грызла кору
я с теми, кто свечкой горел на пиру,
трамвайною вишенкой жил на юру.
Покуда горчит и клокочет гортань,
язык мой, из праха и пепла восстань!
Кипела сирень. Повилика вилась.
Царевич Димитрий был. Я родилась.
Исчезнет бумага, сгниёт береста,
и клёкот чужой преисполнит уста.
Я Имя Имён напишу на песке
на рыбьем и птичьем своём языке.
***
Лене Витечкиной
Ах, Франция! Ах, Франция!
Прелестная страна!
Провинция, шампанция,
где пьян ты без вина.
Ах, мон ами, шерше ля фам!
И в розанах лужок!
В Парижцию, во Францию
поехали, дружок!
Ах, Немция! Ах, Немция!
Цузамен хенде хох!
Там выдох – как сентенция!
Как аксиома – вдох!
И в этой фатерляндии
ты станешь сам собой.
В Берлиндию, в Германдию
поехали с тобой!
А Греция! Припомнилось,
как бел овечий сыр!
Чудак один – Макропулос
там создал эликсир.
С ним там живут – не старятся.
Сиртаки пляшут – эй!
Ах, к эллинам в Афинцию
поехали скорей!
Любовция! Романсия!
Я знаю ту страну.
Там каждый день – экспансия.
Там каждый час – в плену.
Да высока инфляция.
Да горек табачок.
И я с тех пор, душа моя,
про ту страну – молчок.
***
Никогда мне уже не войти в этот дом,
где рос худенький тополь под самым окном,
где, накат на обои недавно сменив,
глава дома насвистывал странный мотив,
где не дай Бог разбить или что-то сломать,
где из командировки приехала мать,
и по этому поводу в доме уют,
ананасы с шампанским на стол подают.
Ну, а в будние дни – всё пшено да пшено…
Скоро будет развод. Это предрешено.
Где под вечер сестра, накрутив бигуди,
спать ложится со вздохом печальным в груди.
Мой не собран портфель. За три двойки подряд
весь отряд исключил меня из октябрят.
Никогда мне так чисто про поле не спеть.
И так часто ангиной уже не болеть.
След мой смыло волной. Опалил меня зной.
Предал друг. Поглотил океан ледяной.
Как ни странно – всё это случилось со мной!
Где (всему любопытство, конечно, виной),
меня током ударило в жизни одной.
А в другой, дорогой, как последний глоток,
всё другое: и время, и тополь, и ток.
***
В последнем времени всё так же, как всегда.
Власть жаждет властвовать. Войска идут парадом.
Цветёт герань. Из крана капает вода.
И так же слесарь не идёт, хотя пора бы.
В последнем времени торгуют анашой,
старинной живописью, семечками, прочим…
И каждый рад бы подторговывать душой,
но сей товар уже не ценится – подпорчен.
Дух празднословия ласкает змейкой слух,
что речь непраздная почти во всех языках
стучит, как в сморщенном стручке сухой горох,
и, как состав порожний, лязгает на стыках.
В последнем времени всё так же ждут Христа,
но не Судью, а вновь голгофского страдальца:
грешат по-чёрному, что каплет кровь с Креста,
и ноет дух, и проступает ад сквозь пальцы.
В последнем времени, все роли проиграв,
никто не понял, где же быль была, где небыль.
Всё как всегда… Но чуть острее запах трав,
и чуть взволнованней и глубже дышит небо.
В последнем времени природа хороша
и так свежа, как в допотопном вертограде.
Закат божественен. И лишь внутри душа
всё понимает и дрожит, как зверь в осаде.