Точка Икс. Часть I
Господь, как правило, дает нам два выбора,
один верный, другой — который мы делаем сами.
1. ЖУТКИЙ ШВАРЦВАЛЬД
Одинокий заброшенный монастырь среди мрачных и густых деревьев в самом сердце Шварцвальда. Стены серые, окна дырами, кусты-лишайники вокруг. Я притормозил, машина встала. Худая и ухабистая дорога закончилась, тупо уткнувшись в стену старой постройки.
— Не развернусь! — медленно дошло до меня. — А если задним ходом с горки? Да нет, так километра два придется ехать. А мне точно надо сюда? — спросил я себя. — Может, я чего-то напутал?
Визуальная картинка никак не хотела совмещаться с привычным алгоритмом моей работы. Я полез в папку с бумагами. Заявка: имена двух дам, адрес, дата, время, «мерседес» S-класса. Все совпадает, мне сюда.
«Приезжайте за нами вечером, Борис. Переночуете у нас, а рано утром мы отправимся в аэропорт», — выдала мне память телефонный разговор с клиенткой. Однако же по смыслу разговора «у нас» — это когда у нас, то есть в отеле. А где тут отель? В радиусе сорока километров ни души. Лес да лес вокруг готических развалин. Может, это у человека юмор такой? А уточнить уже нельзя — связь умерла минут сорок назад, в последней деревушке. Я вышел из машины и достал сигарету.
И тут причудливой волной от стен монастыря доплыли звуки до меня, на тему Хари Кришна. Я обмер и не закурил. Бесовщина какая-то, мозг тщетно пытался сложить картинку воедино: лес, заброшенный готический монастырь и песнопения каких-то сутр восточных. Голоса доносились чистые и только женские. «Вот те на…» — подумал я, и осторожно вошел в храм. Внутри было мрачно, пусто, сыро и зябко. «Потеря времени с пространством давно хозяйничают здесь», — мне выдал мозг подсказку. И тут же дал сигнал, что пора уезжать, а то совсем стемнеет. Но любопытство, как всегда, мой разум за ремень заткнуло, и я медленно пошел на голоса сирен. Живой звук вокала, который я так люблю, заполнял полукруглое помещение с высоким потолком и узкими мозаичными окнами. В центре, сидя кругом на коленях, выли женщины разного возраста. Их было не много, с десяток, как яиц в коробке, но все как ы зеркале они качались точно в такт, плавно растягивая звуки на каком-то тарабарском языке. Все до единой улыбнулись мне и синхронным жестом пригласили сесть с ними рядом. Мурашки на моей коже стали поочередно просыпаться.
— Guten Abend! — услышал я за своей спиной и подпрыгнул от неожиданности. В шаге от меня стояла не совсем молодая женщина, чья доброта лица, казалось, говорила: я призвана тебе помочь, родимый.
Так и есть, она спросила, ласково улыбаясь:
— Чем я могу вам помочь?
Я растерялся — как ей за раз, одним лишь словом объяснить, зачем я тут и почему так поздно? Но попытаться было надо.
— Да-да, у нас бесплатно. Вы сможете найти себе приют на эту ночь, — и добрая женщина открыла мне дверь в холодную казарму, в которой, похоже, хранились мои два года, которые я прослужил в армии: штук двадцать койко-мест и тумбочки меж ними, всё параллельно и синхронно — коврики, подушки, табуреты. Вдоль стенки зеркала — подшить воротнички, вместо шкафа — просто ниша.
Хоть двадцать лет давно прошло, а память выдала вживую: «Рота подъём!» — забег в туалет и построение на плацу в одном ПэШа, да на морозе. Я взглядом стал искать портянки, тапочки и сапоги. Наверное, где-то под кроватью?
— Бля буду, — я промычал недобро, — уж сколько лет прошло, а хоть сейчас в ружье и штыковую.
— Wie bitte haben Sie gesagt? — испуганно выпучила на меня глаза добрейшая из женщин во всём черном лесу.
— Nein, nein, Entschuldigen Sie bitte, — похоже предки у нее неплохо знали про ружье и, может быть, про штыковую.
— Вы только извините, у нас на ужин есть лишь хлеб, вода и пара шоколадок. Да, вот еще, две ваши девушки сейчас у Гуру, лично на приеме. Вам надо их немного обождать.
— Как девушки мои у Гуру? И лично на каком приёме? — оторопев, на автомате я повторил за ней слова.
— Да-да, ОН уже здесь, — произнесла она и глазки закатила. — Вы тоже лично с ним хотите пообщаться? Понимаю. Он примет нас сегодня всех, вы только сообщите, если захотите.
— Извините, ради бога, я не в курсе. Что за Гуру?
— Шрит Руджит Шанкира, — выстрочила она по слогам и впилась в меня взглядом уже совсем не добрым. — Ладно, я позову вас, отдыхайте.
Я присел на кровати. Чертовщина какая-то: в непролазном черном лесу, в заброшенном готическом монастыре десяток женщин воет медитации в ожидании личной встречи с каким-то Гуру. Нет, решил я, надо уезжать и искать ночлег подальше отсюда. Я поднялся со скрипучей койки и осторожно пошел к машине.
Минут семь-восемь задним ходом, на три-четыре разворот, и гладко с горки понесло машину в отель, к ближайшей деревушке. Мне лучше в ней заночевать и утром рано возвратиться. Закапал дождик и совсем стемнело. Вот въезд в деревню через мост, немного редких фонарей, сиротски хилые домишки, в чьих окнах мгла и нет движений. Ни человека, ни души. Ни вывесок с призывом съесть иль что-то выпить. Я загрустил, мне перед сном хотелось пива и сосисок, корочки хлеба и горчицы. Желудок заурчал в пустой тревоге. Ну ладно, главное найти кровать, а остальное на потом.
Боясь пропустить отель, я стал внимательно вглядываться в улицы. Передо мной плавно менялись картинки из темного средневековья. Церквушка шпилем в небо, и рядом площадь вширь, ремесленная мастерская, часть древней крепостной стены и даже каменный колодец. Вокруг — немая глухота и звуки падающих капель. Жутковато. Я нажал на кнопку магнитофона:
«…нет и нет, мне не до смеха, нет окна и дверь размыта,
ведь пытать меня приехал сам Великий Инквизитор…»
«Да уж, вовремя ты в тему влез, Шклярский, — подумал я и в конце деревни увидел очертания старого сооружения. Вот и он, мрачный дом-фахверк с треснувшей вывеской «Gasthause». Заросшая дорожка к входу, разбитое стекло в окне и запертые двери.
Звонка я не нашел, на стук никто не отозвался. Похоже, здесь меня не ждут, давно уж никого не ждут…
— Все сдохли, блядь? — я матюгнулся. — Ну что за день, твою же мать, всего-то надо мне в кровать.
Я развернулся и заново въехал в деревню. Десять минут блужданий по брусчатке, и я нашел живой над вывеской фонарь. Он освещал полуподвальное помещение с узкими дверями. Припарковав машину рядом, я заглянул в Gaststatte. Внутри был полумрак и пусто. Грязный пол, деревянные столы, обрубки от свечей где-то горят, где-то стоят безмолвно. На стенах старые гравюры прибиты криво, на глазок, и в клетку скатерти не чисты, и вонь везде, табачный смрад в обжарке квашенной капусты. Я сделал шаг, прошел вовнутрь. Там тишина. На мой голос заскрипела дверь, и за стойкой появилась женщина. Луна-Баба. Она была неопределённого возраста, с красным круглым лицом, потухшими глазами-синяками, с тонкими губами, как намек на необходимый рот, и грязными, седыми, комками-волосами. Ее серый свитер наверняка когда-то помнил стирку, но как-бы с грустью, как ушедшую весну. Большими ладонями она в кулаки затерла фартук и молча продолжала смотреть в мои глаза…
— Добрый вечер, извините, — чувствуя неловкость под ее расстрельным взглядом, обратился я, — гостиница в вашей деревне, она закрыта, не работает, а мне бы где-то заночевать. Не подскажете, где можно.. — я не успел договорить. Луна-Баба без всяких слов, как будто бы немая, сделала движение рукой — иди за мной, — и вышла через двери. Мы прошли двадцать метров: передо мной стоял огромный серый дом. В три этажа высоких потолков, очень похоже, что построен буквой «П». В окнах темно. На уровне второго этажа зияли две двери, к ним вела бетонная лестница. Потертая и поэтому еле заметная вывеска над дверьми гласила: «Pension Marriette Kraus». Я вопросительно посмотрел на нее и ткнул пальцем в сторону. Ага-ага, — закивала она в ответ головой и подозрительно быстрым шагом вернулась к себе и захлопнула свои двери. Делать нечего, я поднялся по лестнице и робко постучал. Потом громче. Потом совсем громко. Послышались скрипы половиц, дверь открылась, и в темноте я увидел ветхую старуху, не ясно, как стоявшую на ногах. К ее плечам прижался хилый плед, под ним не ясно, что надето, а на ногах толстенные носки. «Как жаль, но бабка мерзнет», — пришла заботливая мысль.
— Добрый вечер. Извините, у вас сегодня мне возможно переночевать?
— Das ist Gut, sehr Gut, — старушка криво улыбнулась своим печальным ртом и тут же с кашлем прохрипела: — Две сотни евро за ночь и завтрак за двадцатку.
«Не хило так у нее хватка», — я онемел, но бабка думать долго не дала.
— Да или нет? Я закрываю двери!
— Да, да, конечно, я согласен, вот только чемодан быстро заберу из машины, хорошо?