Найти тему

Я вспоминаю: Александр Калягин

С актёром Александром Калягиным я встретился вскоре после триумфа фильма Никиты Михалкова «Ноеконченная пьеса для механического пианино» на Сан-Себастьянском кинофестивале. Артист приехал в Харьков с концертом художественного чтения. Его организаторы ьыли мне знакомы и помогли договориться о часовой беседе с Александром Александровичем.

Памятуя о провале, который я потерпел на встрече с Вячеславом Тихоновым, я готовился к разговору с Калягиным тщательно. Проштудировал десятки газетных и журнальных интервью, стараясь усвоить общие принципы их построения. Кое-какие наиболее понравившиеся вопросы взял себе на заметку. Прикинул, какие моменты «Неоконченной пьесы» стоит обсудить с актёром. В общем, чувствовал себя во всеоружии.

Первый мой «ход» был классическим, как е2-е4 в шахматах: «Ваш путь в актёры?». Александр Александрович рассказал, что хотел после школы поступить в театральное училище, но мама настояла, чтобы он поступил в медицинское. Потом были два года работы фельдшером на «Скорой помощи», учёба в медицинском институте. Но в конце концов Калягин решился: ушёл со второго курса медина и подал документы в театральное училище имени Щукина.

История была мне хорошо знакома: сам прежде, чем стать журналистом, получил диплом химика. Не удержался и поведал об этом актёру.

- Всё правильно, - резюмировал Александр Александрович. – Мамы хотят, чтобы у детей были «осязаемые» профессии. А журналист, артист – это что-то воздушное. Врач, химик – куда реальнее.

Такой дебют задал хороший настрой всей беседе.

Калягин поделился, что у него был кумир, даже два – Чаплин и Райкин. Он на первых порах стремился им подражать. «Нет ничего дурного в этом, - добавил собеседник. – Ильинский в книге «Сам о себе» очень верно заметил, что начинающий актёр должен иметь своего кумира».

Я поинтересовался, пересекались ли две профессии Калягина: актёра и врача.

- Пересекались. В фильме «Каждый день доктора Калиниковой» я играл врача. Правда, в эту роль я не смог ничего вложить из своего медицинского опыта, поскольку то, как была показана работа врача в фильме, ничем не напоминало мне то, что я испытал в жизни.

Ещё одним «классическим ходом» был вопрос: «Есть ли у Вас роли, в которых Вы нашли полное самовыражение?».

- Каждая роль в какой-то степени выражает твоё «Я». Но даже самая лучшая роль выражает лишь часть твоего состояния. Поэтому полное самовыражение актёра в герое бывает очень редко, может не быть вообще. Пока к моему нынешнему состоянию наиболее приближается Платонов из «Механического пианино». Недавно Володин написал специально для меня сценарий «Горестная жизнь плута» - это очень похоже на моё состояние (по этому сценарию был поставлен фильм «Прохиндиада» - В.В.)

Разговор шёл легко. Его атмосферу характеризует, например, то, что Александр Александрович вдруг сам спросил меня: «А почему Вы не интересуетесь, кто моя жена?». Я пробормотал, что считаю этот вопрос неэтичным.

- А я, как раз, охотно скажу. Потому что у меня чудная жена. Я совсем недавно женился. И знаете на ком? На Евгении Глушенко, которая в «Механическом пианино» играла жену моего героя.

Следующим «классическим ходом» был вопрос: «Что Вам больше по душе: кино или театр?».

- В кино я уже снялся немало – у меня около двадцати ролей. Но до сих пор у меня отношение к кино достаточно противоречивое. Оно для меня нечто вроде забавной игрушки. Мне кажется, что, если в кино на всё реагировать по-серьёзному, то можно рехнуться.

- Как Вы относитесь критическим замечаниям в свой адрес?

- С интересом, с большим интересом. Критические замечания всегда идут на пользу: они учат, мобилизуют, не дают размягчаться. Приятней, конечно, когда тебя хвалят. Но когда только хвалят, это снижает самоконтроль, делает актёра менее ответственным.

- В чём на Ваш взгляд, секрет актёрского успеха?

- Успех неоднозначен. Какой успех? У какой публики? Когда Савелий Крамаров появляется, зал встаёт и аплодирует. Это тоже успех.

Мне показалось, что интервью получилось отличным. Однако дома, прослушивая запись беседы, я ощутил, что разговор, направляемый моими вопросами, был слишком общим, скользил по поверхности. На мои «классические ходы» Калягин, как правило, тоже отвечал «домашними заготовками». Пожалуй, лишь один вопрос задел актёра за живое.

Я поделился своим впечатлением, что «Неоконченная пьеса» в каких-то важных моментах содержания созвучна фильмам Антониони.

- Я не могу разделить это мнение, - Александр Александрович подумал, потом продолжил: - Не потому, что я не считаю, что наш фильм не близок к фильмам Антониони. А потому, что мы делали своё. Делали с кровью, с болью, с радостью. Понимаете: мы делали СВОЁ.

Появившееся было чувство неудовлетворённости нашей беседой вскоре прошло. Разные варианты этого интервью были опубликованы не только в белгородской «Ленинской смене», но и в киевской газете «На экранах Украины», и в польском журнале «Экран», где под него отвели целый разворот. И везде его оценивали как весьма удачное. И я убедился, что Александр Александрович прав в том, что принимать комплименты куда приятней, чем выслушивать критические замечания.

Но потом я приехал в Варшаву, зашёл в редакцию «Экрана». Заведующий иностранным отделом Здислав Орнатовский встретил меня не очень приветливо:

- В Югославии я встретил Калягина, преподнёс ему журнал с интервью, но Калягин сказал, что не помнит беседы с Вами.

К счастью, кассета с записью беседы была у меня с собой, и доказать свою профессиональную чистоту труда не составило. Но неприятное чувство осталось надолго: не от того ли актёр так быстро забыл о нашей беседе, что в ней было слишком много стандартного и слишком мало такого, чтобы могло бы вызвать интерес у собеседника?

Виктор ВАСИЛЕНКО,

Белгород