Евгений Читинский
Начало книги здесь
Предыдущая глава тут. Гл.70
Глава семьдесят первая.
24 июня 1941 года. Злой
- Фамилия, имя отчество? – спросил Левченко сидящего напротив него сбежавшего политзаключенного, одетого в старенький гражданский костюм.
- Павловский Валентин Евграфович, 1896 года рождения, - ответил тот, глядя на НКВДэшника и его фуражку, лежащую на столе. Изучал оперативника, старался предугадать, как тот будет себя вести, чтобы правильно выработать свою линию поведения. Вон, фуражечку на стол положил не просто так! Значит, серьёзный зверь. По глазам и манере держаться это было видно. Но вроде как из интеллигентных. Такому нужно говорить правду, глядя в глаза, чтобы верил! А врать Павловский не будет. Надоело! Надоела такая жизнь, надоело быть чужим среди своих! Пусть что будет, то и будет! Он стал верить в судьбу? Валентин Евграфович криво усмехнулся. Это не осталось не замеченным.
- Я что-то смешное спросил?
- Нет, просто знаю, что дальше спросите!
- Понятно. Ранее судимый?
- Судимый! В 1935 году. Статья 66 УК БССР (Уголовного кодекса Белорусской Советской Социалистической республики).
Левченко записал, и, подняв голову, выразительно посмотрел на Павловского. Тот поспешно добавил:
- Статья 66 «Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системы». Пять лет, отсидел от звонка до звонка.
- Точнее! За что?
- Я на заводе инженером работал. Сказал, что английские станки лучше наших! Ну и назвали английским шпионом. Хорошо, что шпионаж не пришили к делу… Ну и влепили «а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности».
- Понятно. В содеянном раскаялись? – тут Левченко положил перьевую ручку в чернильницу-непроливайку и пристально уставился на заключенного.
- А как же, еще как! Нужно было сказать, что теперь английские станки стали советскими! И теперь наша промышленность станет лучше английской! Мы же станки за золото покупали у буржуев!
Этот ответ особиста устроил, и он, записывая дальнейшие показания, глубокомысленно произнес:
- Было ваше, стало наше!
- Вот-вот! – обрадовался допрашиваемый тому, что оперативник понял его.
Левченко действительно понял. Если дали 5 лет, значит, действительно не виноват. Был бы виноват, дали бы десятку! Просто не нужно было болтать правду в неположенном месте в разговоре не с теми людьми…
Поэтому он решил повести допрос в доверительном тоне, ну чтобы еще больше расположить допрашиваемого к откровенному разговору и ослабить его внимание. Закончив строчку, он с участливыми нотками в голосе спросил:
- Ну, а второй-то раз вы за что попали, Валентин Евграфович? – он обратится к допрашиваемому по имени-отчеству, это для дела было очень нужно!
- За хранение холодного оружия. Пункт «а» ст. 145 УК БССР «Изготовление, хранение, покупка и сбыт взрывчатых веществ или снарядов и огнестрельного (кроме охотничьего) оружия без надлежащего разрешения, а также изготовление, хранение, сбыт и ношение кинжалов, финских ножей и т. п. холодного оружия без разрешения Народного комиссариата внутренних дел в установленном порядке». Кинжал у меня был. Еще с гражданской войны. Свиней им в деревнях колол. Ну и донесли… Всегда колол, и никто внимания не обращал. Старый такой кинжальчик был, удобный.
- Не жалко поросюшек-то было?
- Так работенка-то была прибыльная. Инженером на завод уже не взяли. Так что в деревню подался. Кто мясом угостит, кто деньгами заплатит. А жалко ли было? Ну так уголовнички и дали мне кличку «Злой».
Оперативник записал и это, как характеризующий материал. Затем стал подбираться к главному:
- Во второй раз успели осудить?
- Не успели… Мы же пока подследственные. Да и за нож-то меня «замели» только потому что война намечалась! А я всего-то поросей колол!
- А вы навыки владения холодным оружием имеете?
- Был грех. На Империалистической войне в разведку ходил. Ну и часовых приходилось того… Немцев, между прочим.
- Награды имеете?
- Два георгиевских креста! Отобрали. Как царские награды. Старорежимные. Да я сильно и не расстраиваюсь, плохие воспоминания с ними связаны. Так и запишите!
- Понятно! – Левченко аккуратным почерком выводил показания в протоколе допроса.
- Офицер?
- Был!
- Белогвардейским?
- Нет, сначала царским, потом сразу красным офицером! Юнкерское училище в 1916 году закончил. В Москве. Алексеевское училище, то есть.
- Понятно! – оперативник знал, что данное училище в царской России было на третьем месте по престижности.
Далее он бегло установил, что в дальнейшем красный командир Павловский командовал ротой, батальоном в 5-ой армии, под руководством Ворошилова. Потом был ранен под Царицыным. Затем учеба на инженера и работа на заводе. В общем, ничего необычного. После возвращения из мест лишения свободы в 1940 году работал простым пастухом. Как выразился сам Павловский, «чтобы быть подальше от людей».
Про диверсанта Бунина он всё подробно рассказал по существу заданных вопросов. Где, когда, при каких обстоятельствах с ним встретился, кто еще был, кто и что делал в этот момент. Левченко попросил его нарисовать схему, где они его обнаружили. Тот грамотно изобразил место, где они нашли диверсанта. Составили и словесный потрет. Про побег во время обстрела Бреста оперативник расспросил вскользь, но зато подробно выяснил, находился ли кто из группы людей, нашедших Бунина, с ним наедине хоть некоторое время. Оказалось, что нет. Что Бунин практически все время спал, и что контузия была на вид достоверной. Этого добра Павловский на Империалистической и Гражданской войне много насмотрелся.
В общем, было видно, что диверсант Бунин попал к нашим, будучи контуженным. Ни с кем в контакт не вступал. Стало быть, вероятность того, что он кого-то успел завербовать, была минимальной. Скорее всего, просто боялся проколоться, ну и для того, чтобы не нарушать достоверность поведения двух заключенных и двух бойцов при выходе в расположение Красной Армии.
Находясь в расположении отряда Старновского, Бунин «своих» людей сразу отослал на кухню и контактов с ними не поддерживал. Складывалось такое впечатление, что они ему вовсе стали не нужны. Ну не агент он, не шпион, а матерый диверсант. И всё указывало на это. Мельчайшие детали. Как стрелял навскидку, каким голосом отдавал команды, как держался, как двигался, в общем, всё его поведение. Это Левченко выяснил и подробно записал.
Теперь вставал вопрос, а нужен ли ему Павловский как осведомитель. На роль агента он никак не тянул. Не тот уровень осведомленности и служебного положения. Но вот само положение зависимого лично от оперативника человека давало несомненные преимущества в оперативной работе.
Левченко также заметил, что на все вопросы Павловский отвечал охотно. Без заискивания, но с явным видом показать свою полезность, нужность для него, как представителя власти. Грех было этим не воспользоваться.
И особист начал свою игру:
- Значит, суд над вами еще не состоялся?
- Говорили, что будет в июле.
- В Бресте?
- Да!
- У вас лично ко мне будет какая-нибудь просьба? – это был сильный ход, потому что если допрашиваемый попросит что-то такое нужное, то в зависимости от ситуации можно было бы все представить, как «услуга за услугу», как «откровенность за откровенность», в общем, склонить к сотрудничеству. А то, что его подопечный «созрел», было видно по его напряженно-вопросительной позе.
- Гражданин начальник, могу ли я рассчитывать на снисхождение и можете ли вы удовлетворить мою просьбу о принятии меня в ряды Красной Армии для защиты нашей Родины от врага? Поверьте, я тут принесу гораздо больше пользы, чем если вы меня вернете обратно за решетку. Вряд ли сейчас суд будет разбираться в тонкостях дела, да и само дело, я подозреваю, уже сгорело под обломками после бомбежки. Да и дело-то плёвое. Поросячье.
Левченко сделал вид, что серьёзно задумался. Откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
- Та-а-ак, значит, вы хотите с оружием в руках пойти защищать Родину? Я правильно понял?
- Да!
- Ну это мы сейчас проверим, насколько ваше желание искреннее! –Левченко вновь склонился над столом, вытащил из папки отпечатанный бланк какого-то документа и протянул его Павловскому. Тот спросил:
- Что это?
- А вы прочитайте! – ответил Левченко, давая возможность своему подопечному собраться с мыслями при прочтении заголовка.
- Подписка о секретном сотрудничестве, – прочитал тот упавшим голосом.
- Что-то я не вижу энтузиазма! Вы так и хотите быть заключенным до конца своей жизни? Сейчас время военное, шлепнут вас за ненадобностью и невозможностью конвоировать, и все дела! Никто про вас и не вспомнит. Скажут, ликвидировали сбежавшего заключенного! Поверьте, я не шучу! Кому охота разбираться, бумажки писать, запросы?
При этих словах политзаключенный даже побледнел. А оперативник продолжил:
- А у вас ведь есть реальный шанс начать жизнь сначала! С чистого листа. Вы пока не осуждены. Обстановка изменилась, уголовное дело можно прекратить! И самое главное - вы можете опознать диверсанта в лицо, а стало быть, вы нам пока нужны. Грех этим не воспользоваться, Валентин Ефграфович!
- Что я должен сделать?
- Да ничего особенного! Я включу вас в свой отряд. Будете с нами ездить, просматривать лиц, задержанных отрядом заграждения и особыми отделами, будете стоять на дорогах, внимательно просматривать перемещающихся людей, вдруг где Бунин и попадется. Кроме того, нужно будет сообщать о всех подозрительных фактах в том подразделении, куда вас направят служить.
- Доносить?
- Уведомлять о появлении врагов народа! Заметьте, не доносить по мелочёвке, что кто-то кого-то обругал втихаря, или стащил кусок сахара, а сообщать про появление шпионов, настоящих врагов народа или про откровенное головотяпство ваших командиров. Ну и про воровство солдатских пайков… Это же справедливо? Верно?
Левченко сделал паузу, ожидая, как среагирует на предложение Павловский. Но тот думал недолго и подписал документ. Однако тут же оперативник его подправил:
- Вы свои данные впишите…
Когда тот все правильно заполнил, Левченко с безразличным видом убрал подписку о секретном сотрудничестве себе в папку и серьёзным голосом сказал:
- Значит так, никому о том, что здесь произошло, не рассказывать, ясно? Сейчас вы выйдете в коридор и там посидите рядом с моими бойцами. Потом поедете со мной. Старновскому я скажу, что забираю вас потому, что вы можете опознать диверсанта. Так что никто ничего не заподозрит. Временно на довольствие вас поставят в моем отряде. Документы о прекращении дела в отношении вас в связи с изменившейся обстановкой я организую. Ну или по амнистии, там разберемся. А затем вы уже сможете получить полноценные документы.
Павловский слушал и ушам своим не верил! Вот так просто, раз, и вся твоя жизнь сразу же приобретает смысл и даже начинает играть радужными красками ближайших и далеких перспектив! Война - она такая! У кого-то что-то отнимает, а кому-то дает шанс.
Продолжение тут. Гл.72