Лет 15 назад я поставил спектакль в известном Женевском театре Каруж. Он назывался «Поженимся? Да? Нет?» и шел с большим успехом. Со мной очень задолго договаривались – года за три до премьеры. Все даты досконально проверялись, уточнялись, корректировались вплоть до времени пресс-конференции. Где-то года за два с половиной до начала выпуска мне позвонили и попросили согласовать новое время премьерной пресс-конференции – оно сдвигалось на полчаса. Я еще даже не начинал репетировать на тот момент. Было запланировано, что спектакль будет идти в режиме ежедневного проката 26 дней. Так как он хорошо продавался, швейцарцы решили добавить еще один блок. И вот как раз после одного из спектаклей второго цикла ко мне пришла некая дама. Она была русской, но жила в Европе. Познакомила меня с мужем, французом. Выразила свой восторг и пригласила на ужин. Во время беседы за ужином выяснилось, что они живут в Париже, а в Женеве ее муж является представителем интересов Пьера Кардена. Обменялись контактами и расстались.
Не успел вернуться в Москву, как со мной связалась эта женщина и сообщила:
- Мой муж так хвалил ваш спектакль Кардену, что он предлагаем поставить у него в театре спектакль.
- Зачем ставить что-то новое? Не лучше ли мне приехать в Париж уже с готовым спектаклем театра «Школа современной пьесы»? Например, с чеховской «Чайкой»?
Через некоторое время – звонок из Парижа: Карден согласен на «Чайку».
И вот мы отправились в Париж. Состав был впечатляющим: Татьяна Васильева, Михаил Глузский, Лев Дуров, Альберт Филозов… Играть должны были ежедневно в течение недели. Нас встретил мсье Монпасье – администратор театра. Я готовился к встрече с самим Карденом – для меня вообще было удивительно, что это живой человек, он казался мне каким-то модным лейблом давно прошедшей эпохи. Но г-н Карден не появлялся.
В первый вечер зал был не полон. Не было ни журналистов, ни телекамер – кроме парижского представительства Первого канала. Никого из официальных лиц. Я стал допытываться у г-на Монпасье – где Карден. От объяснил, что Карден, приглашая не знакомых ему артистов, всегда опасается провала, поэтому не появляется в первый день. Если все пройдет удачно, тогда он придет. А если не удачно, то вы его и не увидите.
Спектакль публике очень понравился – нам устроили грандиозную овацию. На следующий день пришли в огромном количестве критики, журналисты, телевидение, продюсеры, интенданты из разных парижских театров. Зал теперь уже был переполнен. Но Кардена не было видно. На мой вопрос г-н Монпасье указал на ложу, плотно задернутую бархатом. Как я понял, мсье Карден незаметно подглядывал из нее на сцену, не выдавая своего присутствия.
На третий день, мы чувствовали себя звездами Каннского фестиваля: красная дорожка, фотовспышки, приветствия толпы. У входа стоял сам Пьер Карден – седой элегантный красавец. Он приветствовал меня так сердечно, что казалось, будто мы знакомы всю жизнь и вот встретились, наконец-то после двухнедельной разлуки. С нами была переводчица. Но Карден стал говорить по-английски. Прозвучало хорошо знакомое мне слово Seagull (я ставил “Чайку» в Америке), и меня черт дернул пошутить по-английски.
Указав на галстук, я спросил что-то типа:
- From Карден?
Он сильно напрягся и схватился за галстук.
Я не унимался – повторяя:
- Your tie – from Карден?
Тут уже все как-то напряглись, никто не смеялся, шутка явно не удалась.
Зато Карден сказал:
- Я вчера смотрел спектакль, посмотрю и сегодня. А на завтра я пригласил министра культуры Франции.
На следующий день пришел министр. Три дня подряд программа Время Первого канала давала репортажи о наших гастролях. На последний спектакль зрители спрашивали лишний билет. Это был триумф.
После последнего спектакля мы с директором пришли в контору, где нам дали ведомость. Наступил момент выплаты заработанных денег. Стали просматривать списки. Наконец, дошли до Анны Зозо, которая в тот момент работала в театре завлитом. Менеджер Кардена мсье Монпасье, занимавшийся бухгалтерией, с удивлением спросил:
- Да, вот возник вопрос по этому участнику. Почему он должен получить такие огромные деньги?
Мы вгляделись в ведомость: фамилию Зозо случайно внесли в графу «сумма» - получилось 3030 евро.
Пьер Карден поручил мсье Монпасье подготовить контракт на следующие гастроли и новую постановку. Г-н Монпасье пригласил меня в контору. Это была узкая комната, от пола до потолка заваленная папками, амбарными книгами, документами, буклетами, проспектами. Огромная гора. Мы с переводчицей с трудом сели, теснясь друг к другу. Он стал выяснять, что я мог бы поставить из русской классики. И вдруг ему понадобилась какая-то бумажка. Он встал на стремянку, с трудом втиснув ее между столом и горой, и стал что-то доставать. А дальше произошло нечто, что в какой-нибудь кинокомедии даже не решились бы применить – уж очень банально. Гора начала рушиться и заваливаться на него. Он стал хвататься руками за воздух и падать вместе со стремянкой. Книги и папки засыпали его с головой. Поднялся невероятный столб пыли. Мы замерли. Затем раздался стон. Когда пыль рассеялась, мы откопали Монпасье: он был в шоке, разговор не продолжился.
Мы вернулись в Москву. Потом был обмен электронными письмами, звонками, мы даже еще раз приехали в Париж – обсуждали идею постановки спектакля где-то на природе. Но все это ничем не кончилось. Наш проект мистически погиб под рухнувшими папками в кабинете мсье Монпасье.