Владимир (Протоиерей Владимир) ВИГЛЯНСКИЙ
Сейчас многие ностальгируют по Советскому союзу. Психологически это понятно: прошлое, наполненное воспоминаниями о школе, институте, первой влюбленности, закадычной дружбе, беспечностью, рвущейся наружу, поиски своего места в социуме — всё это окрашено розовыми красками, романтическими эмоциями. Иногда сюда прибавляют какие-то глупые экономические доводы: мол, за квартиру в месяц платили три рубля, батон — 12 копеек, водка — 2,87...
Короче:
Зато мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балета,
Мы впереди планеты всей!
Моя юность, — а родился я еще «при Сталине», через пять с половиной лет после окончания войны — падает на период начавшегося внутреннего распада советской системы, когда идеологический аспект превалировал над всеми иными аспектами жизни общества. Люди думали одно, в семье на кухне говорили другое, на работе говорили третье, а на собраниях — четвертое. Лицемерие и ложь пронизывали всё общество — сверху до низа. Дети с этим сталкивались, начиная с детского сада.
Еще школьником я задавал глупые вопросы родителям: почему моего прадеда-француза, строящего мосты в России, после революции изгнали из страны, за что был расстрелян в 1938 году мой дед, почему мой отец чуть не умер в воркутинских лагерях?
В школе я сознательно уклонялся от вступления в комсомол из-за того, что не хотел участвовать в лживых идеологических играх взрослых.
Я был единственным некомсомольцем в школе, затем — в первом институте, потом — во втором. Из пединститута, куда я попал после школы, меня отчислили за «самиздат» — публикацию стихов М. Цветаевой и В. Ходасевича в рукописном студенческом журнале. В Литинституте была первая попытка меня завербовать сотрудником КГБ в стукачи, угрожая мне физической расправой. Вторая попытка вербовки была осуществлена в середине 1980-х годов, когда меня пригласили стать преподавателем в Московской духовной академии. А когда эта вербовка опять не удалась, то мне было отказано работать в Академии.
Моя мама-писательница в 1975 году написала личное письмо в Союз писателей против исключения Л.К. Чуковской. За это маме до самой ее смерти была перекрыта возможность печататься в СССР. Друзья-писатели доставали ей литературную работу — под их именами переводить с французского или калмыцкого языков.
Или история про то, как мои дети-школьники попали в облаву в переделкинском храме и должны были давать отчет перед какими-то активистами — то ли сотрудниками органов, то ли райкомовскими чиновниками!
Что это за власть, которая боролась с частным человеком или даже с детьми!
Но самое главное — эта власть сама себя осознавала недоброкачественной. Председатель КГБ Ю.В. Андропов в 1970-х годах стал осуществлять операцию по дискредитации диссидентов. По его приказу КГБ распространял слухи про то, что чуть ли не все оппоненты советской власти были завербованы его организацией. Получалось так, что «стальные челюсти партии», как они сами называли КГБ, настолько ужасен, что причастность к нему накладывала несмываемую черную метку на человека.
Твердо считаю, что вина за распад СССР, который В.В. Путин охарактеризовал как «крупнейшую геополитическую катастрофу прошлого века», лежит именно на советской власти. И что тут ностальгировать?