Найти тему
Шкипер с Молдаванки

Американские истории с русским акцентом. Рабочий и колхозница.

Пролетарское прошлое Семёна осталось в советской жизни вместе с померкнувшими воспоминаниями о даче с десятью сотками. Когда-то там, на ухоженном земельном участке стояли три парника, в которых он и его жена Татьяна почти круглый выращивали  цветы. Вообще-то, Семён в то время числился маляром-штукатуром в РСУ, то есть, считался рабочим, а Татьяна – домохозяйка, целиком посвятившая себя приусадебному сельскому хозяйству, была вроде как колхозница.
  Жили супруги по-куркульски, богато и наверное по этой веской причине не рыпнулись в эмиграцию. Не поехали, когда у жаждущих свалить за рубеж, наконец, появилась такая долгожданная возможность, и остались, когда у обнищавших честных тружеников возникла подобная грустная необходимость. Семён нутром чувствовал грядущие экономические перемены и не спешил рвануть за кордон. А шансов устроиться за границей, в принципе, у Семёна хватало и раньше: дядя в Америке, и сестра – Ада,  перебравшаяся к тому на заре перестройки.  Пожелай он  воссоединиться с семьёй и без проблем оказался бы Штатах.  Но вот существовал ли резон бросить какой-никакой достаток и отправиться неизвестно куда? В этом супруги крепко сомневались. А всё потому, что, опять таки, во первых, успели побывать за океаном в гостях, а, во вторых, не увидели там себе места.   
    Когда-то советских граждан, гостивших в Америке у родственников, снисходительно называли пылесосами. Надо полагать, небезосновательно, поскольку большинство счастливцев, попадавших то ли в Нью-Йорк, то ли в какой другой крупный американский город, выметали модную дешёвую мануфактуру, недорогую бытовую электронику и прочие товары народного потребления, пользовавшиеся спросом на родине. Прибывали эти люди в США, как инженеры на овощную базу с дохленьким баульчиками, а возвращались обратно домой, гружёные оккупационными чемоданами.

-2

Вот и Семёну с Татьяной довелось посетить Новый Свет в годы его триумфального процветания. Многое в Америке для них тогда, много лет назад оказалось в диковинку: и кредитные карточки, и беспроводной телефон, и кондиционер в машине у дяди.
 - Как здорово, - дивилась Татьяна полезным удобствам.
 - И съездунов не показывают, - с удовлетворением отмечал Семён, развалившись вечером на кожаном диване перед телевизором и играя кнопками пульта, - Замахали там своими партийными лозунгами.
  Ада в Америке звёзд с неба не хватала и вероятно, памятуя недавний собственный нелёгкий опыт эмигрантки, не допекала умными советами ни брата, ни невестку. Приняла их с должным радушием, специально взяв положенный ей двухнедельный отпуск. И три тысячи долларов оторвала от домашнего бюджета,  потратив их на поездки с ними. Родня! Куда денешься?
  Семёну и Татьяне отдыхать в Америке очевидно, понравилось и, успешно пережив потрясения у себя в стране, те опять пожаловали к Аде. Теперь уже в статусе предпринимателей, владельцев тепличного хозяйства, ну и в качестве людей не бедных. До новых русских с мешками денег им было, конечно,  далековато, но позволить определённые финансовые вольности они уже могли. Например, выпить пива с солёным крендельком в манхеттенском баре или сходить позавтракать в ближайшую пицерию на Брайтоне. Правда, на гостиницу Семён и Татьяна всё-равно не раскошелились и остановились, как и в первый раз, у Ады. А через несколько дней Ада с удивлением поняла, что с её братцем случилось нечто странное...
   Семён заделался чуть ли не националистом. Причём, не сионистом, которым, по логике вещей, мог стать, благодаря своему еврейскому папе, а превратился в эдакого ярого патриота бывшей республики СССР, провозглашённой независимым государством после развала страны. У Ады широко раскрывались глаза, когда она его слушала. Но особенно Семён усердствовал в пересказывании общеизвестных исторических фактов, переписанных там заново и, по его словам, неопровержимых. Причём, раньше он никогда историей не интересовался и единственным источником информации о минувших событиях оставался учебник средней школы. Да и тот с подзатыльниками от папаши за очередную двойку в дневнике. В итоге, натянутая троечка в аттестате и стала потолком его  знаний. И вдруг такая учёность?
  - Да вы, вообще, в курсе что на самом деле творилось? – с негодованием обличал Семён деяния прежних советских руководителей, - Нам же бессовестно врали!
  А Татьяна ему поддакивала, мол столько лет скрывали от народа истинное положение вещей. Обманывали, замалчивали. Искажали факты!  И оба они дружно стрекотали как сверчки в августе: назойливо и однообразно – рабочий и колхозница, не способные жить без привычной им трибунной демагогии. Ораторствовали гости, в основном, за обедом, разгорячённые обильным возлиянием, и потом уже весь вечер с горячностью доказывали Мишке - мужу Ады, его политическую незрелость. 
  - Ада, у меня не хватает нервов, - не вытерпел однажды Михаил, - умоляю, угомони своего брательника – правдолюбца.  Нет больше сил слушать эти бредни.
  Разговоры разговорами, а своё дело Семён и Татьяна знали туго. Методично обходили  выгодные распродажи всякого барахла и чемоданчики заветные потихоньку паковали.  Не ехать же домой пустыми?

-3

Раньше от идеологии бежали в Америку, теперь туда её везут с собой.