Эсмахан обняла Мурада первой из трёх сестер.
- Брат, как я рада тебя видеть. Иншалла, в дороге ничего не произошло?
- Всё хорошо Эсмахан, на полпути меня встретили люди Сокколу и нас сопроводили до дворца.
Шах-султан и Гевхерхан поцеловали руку Мурада по-очереди и в нерешительности встали поодаль.
Теперь перед ними был не озорной мальчишка, любящий в детстве дергнуть их исподтишка за косы, а будущий падишах. За 8 лет, что они не виделись, Мурад возмужал, и в нем едва угадывался тот нескладный юноша с большими глазами, каким шехзаде уезжал в свой санджак.
Эсмахан навещала брата, и для нее изменения во внешности Мурада были постепенны, как и изменения в его характере. Перед Гевхерхан и Шах-султан же теперь стоял совершенно посторонний мужчина, вызывающий трепет и благоговение в связи с его новым статусом.
- Эсмахан, Шах, Гевхерхан, я хочу, чтобы вы знали - положение ваших мужей не изменится, я хочу, чтобы они как и раньше верно служили Османской империи на прежних должностях.
Девушки поклонились. Мурад, вскинув подбородок, прошел мимо них в покои своей Валиде.
- Мой лев! Мой Мурад!
Нурбану знаком велела служанке поднести ей тюрбан для сына.
- Валиде, благословите меня.
- Благословляю тебя, Мурад. Иди и возьми то, что тебе принадлежит. Отныне ты владеешь этой великой империей, отныне ты - султан Мурад хан хазрет лери.
Белоснежный тюрбан, украшенный драгоценными камнями опустился на голову нового султана, Нурбану на секунду задержала руки на головном уборе сына, залюбовавшись. Перья на тюрбане колыхались в такт ее сбивающемуся дыханию.
- Наконец-то солнце взойдет над нашим государством. Да ниспошлет тебе Аллах свое благословение, да поможет в этом нелёгком пути.
Мурад глубоко вздохнул и решительно вышел из гарема навстречу своему султанату.
Нурбану с дочерьми поднялась в башню справедливости, откуда ей была видна церемония восшествия сына на трон. Единственное, что омрачало такой прекрасный день - то, что некому было наблюдать ее триумф. Михримах уехала на рассвете из дворца, все соперницы томились в ожидании участи своих сыновей на этаже фавориток бывшего султана, несмотря на то, что традиция предписывала им присутствовать на церемонии.
В решетчатое окошко Нурбану видела, как распахнулись ворота и Мурад сел на трон, откинув полы красного кафтана. Тысячи людей склонили головы. Шейх Уль Ислам прочёл молитву, Сокколу поцеловал край одежды ее сына.
Эсмахан-султан краем глаза посмотрела на мать. От нее не ускользнул презрительный взгляд, которым та смерила пашу. Несмотря на то, что рискуя жизнью Мехмед-паша скрыл смерть Селима, тем самым оберегая их всех, Нурбану по-прежнему испытывала к нему неприязнь и ждала возможности избавиться от вышедшего из под контроля зятя.
Скользнув взглядом над головами подданных, Эсмахан увидела черный гроб с золотым орнаментом. Слезы выступили на ее глазах.
- Да покоится он с миром.
Нурбану проследила за взглядом дочери и прошипела:
- Пусть горит в аду, как я горела в адском огне все эти годы, терпя насмешки каждой жалкой рабыни, снося издевательства Михримах, и даже твоего любимого супруга.
- Валиде, как вы можете так говорить, - ужаснулась Эсмахан.
- Я говорю правду. Больше мне не нужно скрывать истину.
Гевхерхан и Шах-султан делали вид, что ничего не замечают, не мигая уставившись на трон.
- Третий визирь, Семиз-Ахмед Паша, - объявили супруга Айше-Хюмашах, зятя Михримах-султан.
- И он ответит за свое предательство, - сверлила пашу взглядом Нурбану, - я знаю, кто помог Михримах сбежать.
- Матушка, а почему не приехала Айше-Хюмашах? - попыталась сменить тему Гевхерхан.
- Нездоровится ее младшей дочери, султанша не смогла оставить малышку, но передала подарки и поздравления, - быстро ответила Эсмахан за мать, пока та не изрыгнула очередную порцию проклятий.
Семья двоюродной сестры была для Эсмахан недостижимым идеалом, апофеозом любви мужчины и женщины, и ей не хотелось запятнать этот образ бранью матери.
- Командующий флотом, Пияле-паша, - глашатай продолжал приглашать на поклон новому султану главных людей государства.
Гевхерхан вся сжалась и искоса посмотрела на мать, следя за выражением ее лица. Ее супруг тоже успел провиниться во время кипрской кампании, не воспрепятствовав отправке юных рабынь в подарок Селиму. Но Нурбану уже не вспоминала об этом инциденте.
После церемонии Нурбану велела отнести в покои бывших наложниц Селима сладости. Ни одна из девушек не притронулись к угощению, и не позволила этого своему шахзаде. Дети с тоской смотрели на подсыхающие медовые шарики и не понимали, почему их матери рыдают в голос. Они не знали, что фетва об их казни на благо мира в государстве уже лежит в главных султанских покоях.
Дверь в комнату одной из фавориток бывшего султана - Айсун, открылась и, гордо подняв голову, вошла Нурбану.
- Я подумала, что ты бы хотела засвидетельствовать свое почтение новой Валиде.
Девушка молчала, глотая слезы.
- Ты что, оглохла? Разве ты не должна меня поздравить, Бесстыжая?
- Я... Поздравляю вас, госпожа. Да будет милостив к вам Аллах.
- Не сомневайся. Мои черные дни остались в прошлом. Теперь молить Аллаха о милости предстоит уже моим врагам. Но не бойся. Я сохраню тебе жизнь.
Нурбану отломила кусочек сладости и поднесла ее ко рту шехзаде. Малыш жадно откусил ароматный десерт. Девушка вскрикнула.
- Ну нет, - засмеялась Нурбану, - разве я смею распоряжаться жизнью самого́ шехзаде. Ты же помнишь, как в день твоих родов Михримах-султан заставила меня кланяться его колыбели и поздравлять тебя... Я помню твой взгляд, Айсун. Что же ты сейчас не смотришь на меня так же, а? Теперь ты боишься...
Нурбану приподняла липкими от меда пальцами девушку за подбородок и посмотрела ей в глаза.
- Такой взгляд мне нравится больше.
Нурбану зашла в покои к каждой из убитых горем четырех матерей шехзаде, упиваясь своей победой.
Нурбану-султан была настолько же мстительна, насколько властолюбива, и теперь, получив безграничную власть, она требовала расплаты за все пережитые ею унижения.