Роман. продолжение
Весна пришла неожиданно, ворвалась в город без стука, съехала с крыш снежными шапками, расплескала лужи, мгновенно высушила тротуары. И запарила горожан. По календарю еще рано было сбрасывать теплое, а по погоде – самое время.
Теплый ветер просился в квартиру, и Лада раньше срока распечатала раму в лоджии. Просто дернула трижды сильно за ручку, и треснули вдоль по всей длине узкие белые полоски, которыми заклеивали на зиму стыки и щели.
За окном в пластиковом белом ящике уже пробивались какие-то ростки, видимо, от первого тепла проснулись семена сорных трав, занесенных ветром еще осенью. Лада выщипала их, понюхала. От тонких белых корешков пахло весенней свежестью, жизнью.
А у них в доме жизнью и не пахло. Нормальной жизнью, обычной. Если кому-то таковая казалась скучной и серой, то Ладе была в самый раз. Лишь бы не было в ней того дерьма, в которое влип Димка.
Он или лежал целыми днями пластом, или болтался где-то. То был сумрачен и, как будто, зол на весь белый свет, то говорлив и весел.
В один из дней, когда ему было плохо, Лада предложила:
- Мне рассказали, что в Ленинградской области есть община, где лечат…
- Да не лечат, мам, в общинах. И вообще нигде не лечат. Вот тут все должно быть, - Димка постучал себя по голове.
Но он согласился поехать с матерью в эту общину, под названием «Время жить». Название Димке понравилось, и он согласился на поездку.
Лада все узнала. Община находилась в деревне Большие Ключи. Если смотреть по карте – глушь несусветная! Разве что вертолетом можно долететь – в округе одни проселочные дороги, и от трассы в стороне. Но ехать надо было, и Лада развернула активную деятельность, собираясь в дорогу.
Димка не рвался туда – согласие-то давал только на «посмотреть»! А Лада собрала его вещи. И он тоскливо взирал на эти сборы. Ему казалось, что если сейчас он уедет из дома с вещами, то никогда уже в него не вернется.
- Возьмем только то, что необходимо на первое время, - суетилась Лада. – Я потом привезу все, что нужно.
- Мам, не бери ничего! – Димка раздраженно пнул рюкзак, и он закатился под стол. – Мы же только «посмотреть»! Я, может, и не останусь там!
- Знаешь, мне сказали, что там хорошо! – Лада достала рюкзак и продолжила сборы. – Давай на всякий случай возьмем его. Вдруг тебе понравится, и ты останешься?! Должно же у тебя быть все, что нужно на первое время.
Димка заранее знал, что не понравится ему. Ну, что там может понравиться?! Община, чужие люди, трудотерапия, да еще и на целых два года! Соглашался поехать, просто, чтобы не огорчать мать. Она с ним и так почти умом тронулась. Ему было искренне ее жаль, такую не понимающую ни бельмеса во всем этом. Да если бы она знала, какая это непреодолимая сила – тяга, она бы и дергаться не стала. А она, наивная барышня, все ищет лекарство.
«Она еще про лоботомию не знает, про то, как уничтожают в мозге центр удовольствий, - думал Димка. – Знала бы, непременно предложила стать кроликом подопытным, чтоб дядька в белом халате просверлил бы аккуратную дырку в башке и что-то там такое сломал навсегда».
«Сломалась в будильнике времени хрупкая ось, худеть перестал на стене отрывной календарь, гриппозной зимой проморозило землю насквозь, и кажется, что не закончится этот январь…», - почему-то вспомнилась песня, которую в минуты грусти любила напевать мать.*
Не смотря на даль несусветную и глушь лесную областную, до общины они добрались легко. Два часа по шоссе, а по проселочной дороге всего минут сорок до деревни Большие Ключи. Только один раз остановились спросить у прохожего, правильно ли едут. Услышав имя общины – «Время жить», - мужик плюнул и перекрестился, но рукой в нужном направлении все же махнул.
Деревня была странная. Вымершая. Два десятка домов с закрытыми ставнями, заколоченными крест-накрест окнами, с провалившимися крышами и упавшими заборами.
- Это что, местное население от соседства «приятного», что ли, сбежало?! – вслух озвучил мысль Лады Димка.
- Я тоже так подумала… - она рассматривала окрестности. – Хотя, ощущение, что тут уже никто не живет лет десять, а общине всего четыре года.
Они проехали деревню насквозь. Не надо было выходить из машины, чтобы убедиться: ни одного «живого» двора, ни одной собаки, пустые, заросшие травой в пояс огороды за изгородями.
Но стоило им выехать за околицу, как впереди показались крепкие бараки, выкрашенные веселенькой краской, водонапорная башня, храм. А дальше в поле - три ветряка, на которых поскрипывали деревянные «крылья», хозяйственные постройки, техника во дворе полукруглого ангара, прозрачные, блестящие новой пленкой геометрические фигуры парников.
*Олег Митяев. Остров.
Они проехали еще примерно с километр, и дорога повернула направо, еще двести метров по прямой – и шлагбаум, перед которым на площадке стояло несколько автомобилей.
Странное место – эта община. По территории ее ползали, как тараканы, обитатели этого тихого места. Лада с Димкой в ожидании своей очереди к начальнику, наблюдали за работой двух тщедушных личностей, которые суетились вокруг крошечной теплички: они носили вдвоем один ящик. Причем, у Лады сложилось впечатление, что они его как-то бестолково носили: заходили в дверь с одной стороны, задерживались внутри несколько минут, и выходили с другой стороны. В ящике были какие-то камни. И, похоже, они их просто носили по кругу. Впрочем, может быть, Ладе все это только показалось.
В очереди перед ними было шесть человек: три матери – лица бесцветные, словно маски из оберточной бумаги. Лада испугалась даже. Потом поняла: свет такой в помещении, и у нее такое же бумажное лицо. И трое парней в возрасте от двадцати до тридцати. Сыновья. Лица будто восковые, глаза с лихорадочным блеском. Безучастные ко всему происходящему, они, как овцы перед закланием, ждали своей участи.
Лада покосилась на Димку. И он как овца! Тот же взгляд, в котором ничего: ни интереса, ни сочувствия к ней, ни соучастия. Ничего!
Ладе стало страшно. Что же такое героин делает с человеком, что он превращается в овцу, которая не думает, не боится, не плачет, не любит, не жалеет! Одни сплошные «не»!
Лада в конце туннеля еще видела свет, а вот эти женщины из очереди, похоже, уже не надеялись его увидеть. Во всяком случае, лица у них были не просто с масками из оберточной бумаги из-за убогого освещения. У них вместо лиц были маски.
Лада видела таких женщин в обществе «Свобода». Они рассказывали, как, благодаря своим любимым детям, они остались в голых стенах своих квартир – на героин было поменяно все: телевизоры, шубы, ковры, украшения. Дети выносили из дома даже то, что, на первый взгляд, сложно было реализовать, но они умудрялись продать за копейки старую газовую плиту, раковину из ванной и фаянсовый горшок из туалета.
У Лады такой беды не было. Димка все-таки работал, и на свои нужды зарабатывал извозом. Правда, первое время, пока Лада не осознала, что деньги надо прятать, он мог «прихватизировать» то, что плохо лежало. К счастью, она быстро поняла это, и научилась не держать все яйца в одной корзине.
Наверное, в каждой семье был свой случай, свое несчастье. И принимали беду все по-разному, и надежда каждую женщину покидала тогда, когда она ей это позволяла.
Лада надежду не отпускала. И только она сама знала, чего ей это стоило.
В очереди сидели молча. За дверями кабинета начальника долго не задерживались. Наконец, пригласили Ладу с Димкой.
Начальник – уставший, видимо, человек, даже не поднялся со своего насиженного места. Он был круглый: лысая голова, как биллиардный шар, круглый живот уходил под стол, но можно было догадаться, что он похож на большой мешок с мукой, круглые, как коротенькие сосиски, пальцы рук. Наверное, и задница у него была круглая-круглая, как два арбуза, но об этом можно было только догадываться.
Начальник кивнул посетителям на стулья – садитесь! - потер лысину, представился:
- Павел Васильевич Старченков.
И без перехода начал рассказывать о том, что такое община, и как в ней помогают избавляться от зависимости. Говорил он монотонно, заученный текст, как экскурсовод, который по три раза в день рассказывает туристам на одном и том же маршруте: «Посмотрите налево, посмотрите направо…»
- Вы можете погулять по территории, посмотреть все, поговорить с кем-то. Мы ничего не скрываем, - круглый начальник снова потер свою лысину. – Потом, если надумаете остаться, приходите оформлять документы.
- Не останусь! – упрямо сказал Димка, как только они вышли из кабинета. – Мам, два года в этой тюрьме! Ты, что, с ума сошла?! И не уговаривай!
И напрасно Лада уговаривала его хотя бы просто посмотреть общину. Димка взял у нее ключи от машины и пошел на стоянку.
«Ну, и хрен с тобой!» - подумала про себя Лада, и пошла одна.
Община – несколько бараков, не очень больших, одноэтажных. У входа в барак – дежурный. Заглянуть разрешил только в общее помещение.
- В комнаты нельзя заходить посторонним. Да там ничего особенного нет: четыре кровати и четыре тумбочки… - Пояснил дежурный. – А сейчас никого нет, все на работе.
- А… где на работе? – спросила Лада.
- Ну, кто где! Столовая, швейные мастерские, парники, сыроварня, ферма, поле!
- Это столько всего в общине?! – удивилась Лада.
- Так это далеко не все! Вот, посмотрите на стенде, там много информации, - дежурный указал на разрисованный фломастерами стенд.
Жили в общине по строгому распорядку: подъем в шесть утра, зарядка, туалет, утренняя молитва, завтрак, работа, обед, работа, перерыв на чай, личное время, вечерняя молитва, ужин, общие мероприятия, молитва, отбой.
«Да-а-а-а… - подумала Лада, - Димка не сможет, сбежит от такого режима». Да и ей самой тоже не по вкусу была такая жизнь. Да еще немного смущали эти молитвы по расписанию. Вера в бога для Лады всегда была делом сугубо добровольным, идущим от души, а не от заведенного кем-то распорядка, как в армии.
На веранде в столовой повара и поварята строгали капусту, свеклу, морковку, лук – и все это в огромных количествах. И картошку чистили – ведрами, видимо, на суп и на пюре.
«Это сколько же здесь обитателей?» – подумала Лада. Никого, кроме дежурного и поварят она не видела. Да, еще две сущности невыразительных, которые носили ящик вокруг теплицы! И все! А готовят, как на роту солдат. Впрочем, если тут и ферма, и мельница, и овощехранилище, пасека и даже сыроварня, то все рабочие руки, понятное дело, там.
Одно было не понятно: как эти больные люди работают?! Они ведь без дозы – трупы, и ломка – это не ангина.
Из-за угла дома выкатился шаром начальник. Лада забыла, как его зовут. Ему бы очень пошло имя Колобок!
Она улыбнулась, и вежливо спросила:
- Э-э, а скажите, пожалуйста, как же ваши пациенты работают? Они же приезжают сюда больными. Нет наркотика – начинается ломка. А тут уж не до работы…
- Они на десять дней по приезду попадают в карантин, находятся под наблюдением врача, получают минимальную помощь. Минимальную! Я против такого лечения, какое практикуют наркологи при программе «Детокс». Пережив ломку за несколько часов под наркозом, наркоман никогда не поймет, что это такое, и выводы не сделает! А наши выздоравливают, что называется «на сухую». Да, это не очень приятно, но зато в памяти откладывается хорошо, - начальник – Колобок вытянул из кармана носовой платок и протер лысину. – А больничное лечение… Оно, знаете ли, нацелено на то, чтобы клиенты возвращались туда снова и снова! Ваш был в больнице?
- Был.
- Ну, поверьте моему опыту: не в последний раз! А у нас – десять дней, и больше окунаться в это дерьмо нет желания! Ну, это если, конечно, не сбежит пациент. Сами понимаете, мы их тут по полям не ловим! Конечно, убегают. Кто-то возвращается после этого. Но тут уже мы сильно думаем, принимать назад или нет! У нас тут большая семья и предателей нам не нужно. А свято место пусто не бывает! К нам очередь стоит – сами видели! Так что, решать вам, оставаться или уезжать.
Он развернулся и пошел назад, а Лада смотрела на него и понимала, как она была права: задница у него тоже, как шар, вернее, два шара. Будто два арбуза в штанах. От этих арбузов пиджак на спине разъезжался, и если бы не два разлета старомодных на пиджаке, треснул бы он по шву, или собрался в гармошку.
На крыльце храма Лада увидела двух женщин, из тех, которые привезли своих сыновей в общину. Правда, их дети куда-то исчезли, а мамы, видимо, тоже совершали экскурсию по территории.
Лада подошла ближе, чтобы рассмотреть табличку на двери храма, и прислушалась к тому, о чем говорили женщины.
- Мясо, молоко, сыр, мед – да, все это здесь есть, но не про нашу честь! Кормежка для наркоманов – перловка и еще раз перловка. Те, кто поближе к начальству, и на должностях – бригадиры, старшие и прочие, - из другого котла питаются. Да оно и понятно: кому надо их мясом кормить?! Все-таки, курс реабилитации бесплатный. Правда, и пашут они тут, как кони, но с кашки-«шрапнельки» можно и ножки протянуть!
- Я, смотрю, вы жалеете своего! – перебила одна другую.
- А вы своего не жалеете?!!
- Да он из меня все жилы вытянул! Я из-за него с голой жопой осталась! И даже без квартиры! Женился – обработали по-умному его, и прописал жену. «Жена»! Одно название! Знала, что за наркомана замуж идет, что ему, если не соскочит, жить всего-ничего. А то и помогла бы! Если не останется здесь, мне останется из дома уйти.
- Знаете, я не против строгости и распорядка, вот только молитвы все эти… Это ведь не наша вера, западная церковь-то, и храм евангелистов пятидесятников. И как же получается: крещен в православии, а тут … Тут другое, протестанты, говорят. И ведь как им удается их так в веру обращать, что они истово верить начинают?! Я так понимаю: им один наркотик – героин, заменяют другим – верой. Они все какие-то заторможенные тут, и речи все об одном – о религии…
- Да по мне пусть хоть лоб расшибет на крыльце этого не нашего, не русского храма, только бы завязал!
- А еще я слышала, что они после этого от дома отбиваются. Эта семья становится дороже той, что дома… - грустно произнесла женщина.
Лада слушала разговор, и думала: нужно ли ей то, что ее Димка станет чужим, оторванным от дома, от семьи? Нет, не нужно, - ответила себе сразу и однозначно. Но и таким, какой он сейчас – тоже не нужен. Тогда что делать?
Ну, во-первых, сам по себе отпадает вопрос: оставаться в общине или нет. Димка, вот, даже смотреть не пошел. И уже сказал, что не останется. Впрочем, Лада в этом была уверена с самого начала. Просто была где-то в душе капелька надежды на чудо, а чуда не произошло. Значит, так тому и быть, и надо искать что-то другое.
Продолжение следует