Последний в своей жизни Новый год – 1941-й – Марина Цветаева встречала с сыном в гостях у Елизаветы Яковлевны Эфрон в Мерзляковском переулке.
Елизавета Яковлевна Эфрон – «солнце семьи», старшая сестра мужа Марины Цветаевой, театральный педагог и режиссер. В квартире Елизаветы Яковлевны многие члены семьи Цветаевой находили приют в непростые жизненные моменты.
Дом, в котором М. Цветаева провела последние часы 1940 года, по словам Д. Журавлева, «был не похож ни на какой другой»: «В большой коммунальной квартире с общей кухней были, при этой кухне, две крохотные комнаты, из которых одна – проходная. Окно второй упиралось в стену соседнего кирпичного дома, так что еле виден был клочок неба. Вероятно, в богатой когда-то квартире это были комнаты для прислуги. В них с трудом размещались два небольших ложа, попросту ящики, на которых лежали матрацы. Между ними стоял столик для еды. В одном углу, у окна, самодельный комодик с потускневшим зеркалом, в другом – семейная реликвия – старинный инкрустированный столик и на нем овальный портрет молодой женщины в бальном платье – матери Елизаветы Яковлевны.
Невероятное количество книг повсюду – на полках, столах, на табурете в ногах у постели, даже на самой постели. На стенах пейзажи Богаевского, Волошина, Фалька, подаренные авторами, прекрасные репродукции боттичеллиевских мадонн, привезенные Елизаветой Яковлевной из Италии, а над постелью рублевская Троица, рисунок Леонардо да Винчи, икона Владимирской Богоматери. И всюду цветы… Их хотелось приносить в этот дом…»
Что чувствовала Марина Цветаева в конце 1940 года, можно предположить, зная, что ее муж и дочь были арестованы: ее одолевала боль и тревога за близких людей, ощущение своей чуждости Советской России: «Я здесь оказалась еще более чужой, чем там. Мужа забрали, дочь забрали, меня все сторонятся. Я ничего не понимаю в том, что тут происходит, и меня никто не понимает» (слова Цветаевой в передаче Н. Лурье). Г. Эфрон оставил такую запись 31 декабря 1940 года: «На улице – страшный холод. <…> Аля переведена в Бутырскую тюрьму, куда мать и Муля отнесли ей сегодня передачу. <…> Папа и Аля – в Бутырках. <…> Итак, Новый год встречаю у Лили. <…> Меня почему-то совершенно не трогает, что наступил Новый год. В классе – скука. Много хороших ребят, но они все некультурны, и их интересы не мои интересы. <…> Предпраздничное оживление… Но чего “оживляться”, когда нет ни своего круга людей, ни друзей, когда нет настоящей радости встречи Нового года, ничего. Чувство изоляции – противное чувство. <…> Пришла мать. Передачу приняли. Что ж? Salut, Новый год. Посмотрим, что он принесет. Во всяком случае, он принесет разрешение “дела”. В конце концов, возможно, что у Лили хорошо поем – и то хлеб».
