Из жизни семьи Копыловых
Помню, мы жили в бараках. Папа работал на заводе посменно. Знаю, что я была очень маленькая. На улицу меня одну не пускали, а мне очень хотелось. Папе надо было идти работать в ночь. Я сидела дома и на шнурках ботинок, от нечего делать, вязала узелки. Потом шнурки от левого ботинка связала со шнурком от правого ботинка, и пробовала ходить. Ходить не получалось. Папа спал, мне было скучно. Я стала прыгать двумя ногами вместе, стараясь делать это бесшумно, чтобы папу не разбудить, а он все равно проснулся. И, ни слова не говоря, выпустил меня на улицу, где я полдня развязывала узелки.
Мы переехали в однокомнатную квартиру. Балконы наш и соседский были разделены решеткой. На соседнем балконе жила моя подружка Света. Я хотела играть на ее стороне балкона, там был детский велосипед, и для этого перелезала через решетку, не понимая,чего это женщины внизу ахают, это ведь всего лишь третий этаж. Скоро папа забил дверь балкона большими гвоздями. Я подумала и решила, что через форточку тоже неплохой вид с третьего этажа. В конце концов мне на шею повесили большой ключ и я целыми днями проводила время в песочнице или на турнике.
Школа была за углом. В первом классе я долго не понимала, как читают книги. У меня в дневнике стояли большие жирные лебеди-двойки. Папа меня здорово отругал и хорошо всыпал ремнем. Раз мне попало, я решила, что в школу ходить не стоит, и объявила бойкот. Он длился неделю, после чего мама отвела меня в школу за руку. Мама смеется и говорит, что у меня папин характер.
Он иногда рассказывал, как их раскулачивали в 1932 году. Жили они в селе Булдыга, под Москвой. У них был один дом и шесть комнат. В каждой комнате семья из 5-7 человек. Было
много скотины. Дед делиться не разрешал. Когда пришли за ними, была зима. Всех выгнали на мороз босиком, покидали в сани. Дед закрыл собой внуков, умолял, чтобы их оставили. Молодой законник молча выстрелил деду в лоб. Когда сани медленно ехали по улице, выбегали соседи, кидали в сани кто валенки, кто тулуп, кто шаль. Несколько дней всех держали в сельсовете, а потом отправили в Казахстан. Сгрузили в степи. Люди зимой, полуодетые, рыли землянки. Стояла охрана. Надо в туалет-солдат отведет в низинку и ждет. Потом обратно. Только года через два сняли охрану. В папиной семье из семи детей остался он один. Вот почему по переписи в Казахстане всегда русского населения было больше, чем казахов. А мне до сих пор не ясно, откуда в 1932 взялись кулаки, если их еще в семнадцатом году перевели?
В сорок третьем папу призвали на фронт. Был он артиллеристом, танкистом, механиком. Я все время помню фотографию, где он в гимнастерке сурово и уверенно стоит перед фотографом. На этом фото он старшина, и лет ему тридцать пять. Хотя на самом деле в сорок пятом ему было всего двадцать два года. Два раза лежал в госпитале и медаль "За отвагу"- самая дорогая для него. В сорок седьмом его демобилизовали, и он ехал домой на громадном немецком коне-тяжеловозе. Кормить в дороге его было нечем. Проезжая через деревню, увидел, как вся семья, состоящая из одних женщин, запряженных в плуг, пашет землю. И отдал им коня. Эта военная черта взаимопомощи все время присутствует в его жизни.
Что бы папа ни делал, я всегда сидела с ним рядом и "помогала" во всех его делах. Ремонтирует он утюг, или плитку, где спираль перегорела, или штепсель меняет, я ему фаянсовые изоляторы на проволочки одеваю, болтики закручиваю в местах, где его пальцы не помещаются. Свой первый ремонт ванной комнаты я помню до сих пор- папа не вмешивался ни в одно мое действие. Вся моя самостоятельность мне потом очень пригодилась в жизни-я была независима в своих поступках. А называли это - вредностью.
Первоуральский завод был папиным местом работы много лет, пока его не выгнали, как пенсионера. Его обида не успокоилась до сих пор. Он по порядку закончил вечернюю школу, металлургичесий техникум, заочный УПИ. Был начальником бюро по надзору за кранами. Его страшно не любили на заводе-был слишком горд и бескомпромисен. Но и уважали за это. Как-то он пришел домой в сильном волнении. Оказывается, водил по основным цехам группу руководителей, и проходя мимо вытяжного вентилятора пояснил, что сетка на нем-чтобы руки внутрь не совали. Самый последний товарищ, шутки ради, сунул палец в крупную ячею, и вмиг остался без пальца. Папу спасло его педантичное отношение к делу- высокие гости подписали требования техники безопасности
перед тем, как войти в цех. К тому, что с ним здоровались за руку все высшие руководители завода, папа относился как к положительному итогу своей работы на заводе.
Как-то ему надо было остановить за явные нарушения эксплуатации мостовой кран, и он пошел к главному инженеру посоветоваться. Остановка крана-дело серьезное- летит план, а значит, зарплата. Но главный инженер был занят, возможно, на самом деле. А папа на субординацию смотрел всегда под острым углом. Кран был остановлен на три дня для устранения недостатков. С тех пор я не помню, чтобы он был задержан перед высокой дверью хоть на минуту. Точное соблюдение папой
правил техники безопасности портило нам жизнь. Он всегда проверял дома, как сильно включен
газ, эксплуатировал электрику, ни на одну букву не отступая от инструкции. Если папа сказал нам, что делать надо так, а не иначе, это было законом и обсуждению не подлежало. Наверное, техника была его призванием. Неполадки в работе мостового крана он определял по слуху, называл причину и поднимался в кабину, чтобы проверить правильность своего диагноза. Точно так же он делал ремонт любой техники, но особенно любил ремонтировать часы.
Иногда ему приносили очень красивые старинные ходики. Он возился с ними целыми днями. Одни часы девятнадцатого века играли в былое время красивую мелодию. Папа поменял на них шестеренки, выправил барабан с пенечками и, не имея собственного слуха, по маминой наводке настроил мелодию. И чего бы не коснулись его руки, все начинало работать.
Сейчас, конечно, возраст берет свое, папа не может, как в былые дни, весь день быть на ногах без отдыха. Но он и сейчас, в свои 74 года, гораздо сильней меня. Если надо доску выдвинуть из поленницы, я вся искручусь, пока с места ее сдвину, а он приподнимет, вынет ее и спокойно
отнесет на нужное место, махнув мне, чтоб под ногами не мешалась.
Я иной раз думаю, почему дети родителей обижают? И вижу одну единственную причину. Нельзя все делать только ради ребенка. Папа каждый год возил маму на курорт лечиться, а я ждала их дома. Он заваливал маму арбузами и фруктами, так как это рекомендовали врачи, и я ела только свою порцию, как и сам папа. Он за обедом строго следил, чтобы мама лишнего куска хлеба не съела-ее больная печень портила ей жизнь. И так во всем, если это касалось маминого здоровья. Оно было главным. Когда в юности я приходила домой поздно, папа беспокоился не о том, что со мной что-нибудь случится, а о маме, что она переживает и спать не может. Когда у меня дочь родилась, папа сказал, что им после работы тоже надо отдохнуть, и мы с мужем почти три года не были в кино-любимое чадо оставить было некому.
Когда ребенок подрос, мы во все поездки брали ее с собой. Папа всегда отмечал, что у Юльки есть родители, пусть они ее и воспитывают. В результате она с трех лет ездила везде с нами, и не скажу, что это было напрасно.
Денежные вопросы тоже решались просто. Если папа что-то дарил, то это была крупная вещь-ковер, пианино. Он всегда считал, что свой долг по моему воспитанию выполнил, образование дал, а деньги должна зарабатывать сама. Но я всегда знала-меня любят больше всех на свете, посочувствуют мне от чистой души только они, родители. И раньше, и сейчас мне хочется что-то для папы сделать. Позвонить вечером, ведь ему нужна только я, купить что-нибудь, и он будет моей покупкой долго наслаждаться, что-нибудь сделать, и папа с удовольствием не раз об этом вспомнит. Родители-это тот лучик любви, который не раз поддержит вас в этом мире.
Если вам понравился наш рассказ или статья, поблагодарите авторов. Деньги копятся на покупку трактора в деревню Казинка для расчистки дороги.
4276 6600 2120 9523 благотворительный взнос.
Evgeny Ivanov
Как сделать жизнь счастливой -1(Наш дом, или счастье на звериной морде)
Дружеский канал Хомо Сапиенс