Роман. Продолжение
А потом Димка попал в больницу. Сначала он чуть не умер на улице. Наверное, прихватило сердце. Сам он не помнил, что случилось. Очнулся в реанимации, опутанный проводами.
Лада увидела его, беспомощного, жалкого, балансирующего на узком перешейке между жизнью и смертью.
- Вы – мать? – спросил ее лечащий врач.
- Да…
- Мама, надо что-то делать. Если он не бросит наркотики, все очень скоро закончится плохо, - врач подбирал слова, но все получалось как-то не натурально, и он поправил себя:
- Впрочем, что я такое говорю… Если б это было просто, то все бы, наигравшись в это от души, легко соскакивали.
- Доктор, как я могу ему помочь? – выдавила из себя Лада.
Доктор внимательно посмотрел на нее. Жалко тетку. Но чем ей помочь?!
- Вы извините, пример приведу, не про наркотики, но, может быть, так вам будет понятнее… Вы любили, когда-нибудь?
Лада с удивлением посмотрела на врача. Любовь?! При чем тут?...
- Вы не ослышались! Я именно о любви спрашиваю. Думаю, что любили. Вот представьте, что у вас любовь, и у вас в один не очень прекрасный день ее … отнимают. Что вы почувствуете? Как вы будете без этого жить? Как вы будете лечиться и спасаться?
Лада покачнулась. Ох, как попал он туда, куда надо! Ох, как попал! Когда у нее отняли любовь, ее Глеба, она чуть с ума не сошла. Она не знала, как после этого жить. Она год была, словно в тумане. А потом? Чем лечилась? Нет лекарства от любви… Ну, разве что время.
- Прикинули на себя? Вот так и тут, только еще хуже. Здесь ведь, кроме того, что отнимают самое дорогое, еще и химия…
- Говорят, что любовь – это тоже химия… - Лада заглянула доктору в глаза.
- Ну, это, скажем так, образно! Кстати, не дай-то бог, если б и в любви была еще и химическая зависимость! – хохотнул доктор, и прокашлялся. – Ну, вот. А если серьезно, то надо парня определять в больницу, а потом голову лечить.
- А в больнице что будут лечить? – спросила Лада.
- Ну, не столько лечить, сколько чистить организм от всякой гадости. Это на тот случай, если сам не сможет вылезти. А вообще, я вам посоветую общество одно – «Свобода» называется. Можете не бояться, там все чисто, без надувательства. Там матери, такие же, как вы. Многие пережили зависимость, и даже не с одним ребенком! Они подскажут, с чего начать.
В общество это Лада съездила. Долго думала, как там себя представить. Может, снова журналисткой?! Стыдно, ох, как же стыдно было назваться матерью наркомана. Даже произнести это – «я – мать наркомана», - не поворачивался язык, и Лада с трудом выдавила:
- У моего сына – зависимость…
И больше ей не пришлось зажиматься и краснеть. Никто не собирался ее стыдить, осуждать, никто не покосился. Там все всё понимали. И уже после получасового общения Лада поняла: она – тоже зависима. Вернее, созависима.
Все правильно: она зависима от того, какое у Димы настроение, есть ли у него работа, есть ли деньги. Она не может надолго уехать из дома и оставить его одного, не может никого пригласить в гости – не дай бог, Дима будет не в духе.
Ладе в два счета доказали, что своей жизни у нее нет. Она живет жизнью своего непутевого ребенка. И это действительно было так.
- И что теперь делать? – растерянно спросила Лада.
- Научиться быть жесткой и решительной, жить своей жизнью, дать понять своему ребенку, что ты больше не собираешься с ним нянчиться. Вы думаете, мы не любим своих детей-наркоманов? Или… не любили? Любили, и любим. Но наша любовь другая. Она с глазами. И жесткая. Вы должны поговорить с сыном, и после этого решить: или вы с ним, или он без вас.
- Ты со мной? – спросила Лада Димку.
Он сбежал из больницы через четыре дня. На нем все всегда заживало, как на собаке. И лечиться он не любил.
- Поговорим? – предложила Лада.
- Поговорим… - Не очень охотно согласился Димка.
Разговор был тяжелым. Лада чувствовала, что сын не договаривает. Он не юлил, не выкручивался. Видно было, что говорил честно, но… не все. Впрочем, зачем Ладе было это его «всё»? Ведь было главное – зависимость. И все остальное было не так важно.
- Мама, мне самому… не выбраться. Нужно в больницу, - Димка сцепил пальцы в замок так, что костяшки побелели. – Помоги…
Курс лечения стоил две зарплаты Лады. Спасибо дяде Толе Комару: помог деньгами. Он очень переживал за Димку. Каждый вечер запирался в туалете, набирал номер Лады и шепотом спрашивал:
- Доча, ну, как он? Димка наш как, а?
- Мне его жалко, дядь Толь! Не могу я его оттолкнуть!
- Доча, да что ты?! Какое оттолкнуть? Он же сын твой. Ну, оступился! Ну, пошел по кривой дорожке! Ты пойми, доча: это болезнь. И надо помогать больному.
Когда Лада сдавала Димку в больницу, она узнала многое из его «истории болезни». Врачу, который принимал его, Димка рассказывал все честно: был предупрежден, что врать не безопасно. Правда, разговаривали они на каком-то птичьем языке, из которого Лада поняла не так много.
Наконец, Димку увели в палату, а Ладе вручили памятку, из которой она узнала: как себя вести с наркозависимым и что можно ему принести в больницу.
- Три дня не приходите, - предупредил ее врач. – Он будет не в состоянии нормально общаться с вами.
- Доктор, а это опасно? Ну, вот эта ваша программа лечения?
- Не опаснее, чем то, что делают ваши детки. Главное, тут он будет под контролем. Но сразу скажу: мы – не волшебники, мы лишь поможем организму, а дальше надо собственную голову включать, и думать о том, как жить.
- Да, я понимаю…
Через три дня Лада приехала проведать Димку. В больнице все было очень строго: пройти в палату можно лишь по специальному пропуску, на входе грозная тетя проверила сумку Лады, просмотрела все продукты, вытащила вакуумные пакетики с колбасой:
- Нельзя это! Миленькая моя, у него сегодня организм, как у новорожденного, а ты ему колбасы копченой принесла! Еще б сала кусок захватила! Миленькая моя, печенье и чай, и больше не надо ничего. Он и этого-то не съест. Наркоты-то не принесла?
Просто так спросила, как о само собой разумеющемся, как о конфетах-леденцах.
- Да вы что?! – вспыхнула Лада, и краска ей бросилась в лицо, будто она и в самом деле принесла в кармане запрещенное.
- Ну-ну, я ж для порядка, - тетка подтолкнула Ладу к двери палаты №3, и предупредила:
- Сильно его не разгуливай, пусть спит.
То, что увидела Лада за белой больничной дверью, заставило ее вскрикнуть. Палата маленькая, на три кровати, одна из которых пустовала, а на двух лежали… Нет, больными людьми это назвать было трудно. Открытые рты и слюна от подушки до пола, костлявые руки и ноги, кожа серая с голубым. Белье на кроватях сбитое в ком, клеенка рыжая под простыней. Что-то эта картина напомнила Ладе, что-то далекое, болезненно-тяжелое, страшное.
…Димка. Маленький мальчик, годик от роду, в замызганных казенных ползунках неопределенного цвета, мокрых, в желтых разводах. Маленькие ручки цепко хватаются за перекладину – металлический прут кроватки с сеткой. Зареванное личико искажено гримасой боли и горя. И у Лады голова – кругом, от мысли, что таким крошкам уколы делают прямо в голову…
Димка совершеннолетний спал, или находился в забытьи. Кулачки со сбитыми костяшками сжаты крепко. Из одного выглядывает хвостик конфетного фантика – леденец в цветной обертке, видимо, угостил кто-то.
На тумбочке – раскрытая упаковка с памперсами. Лада постеснялась заглянуть под одеяло, но памперсы, видимо, для этих больных обязательны.
На шее – прозрачная трубочка, закрепленная на коже лейкопластырем – крест-накрест. Других вен у Димки нет. Вернее, то, что осталось, медикам жаль колоть, вот и вшивают на время лечения вот такое приспособление – катетер под ключичку.
Трубочка с воткнутой в нее иголкой пугает Ладу, как когда-то в пору Димкиного младенчества ее напугали, что малышу будут делать уколы в голову…
За деревянной спинкой кровати торчит стойка капельницы, на которой закреплены четыре емкости с растворами. Кап-кап-кап – капают капли и секунды, вливая новую жизнь в безжизненное пока тело.
Лада погладила Димкину руку, она вздрогнула. Сын приоткрыл глаза.
- Мама… - прошелестел сухими губами.
- Димочка, сыночек… Как ты? – Лада дрожала от жалости к своему несчастному ребенку, который, как большинство ровесников, не удержался на краю пропасти.
- Ма, нормально, - Димка пошевелился, вывернул голову и поискал что-то глазами. – Ма, где-то бутылка с водой… Попить, мам, дай, а?!
Лада взяла с тумбочки бутылку с минералкой, поднесла к сухим Димкиным губам, он сделал жадно глоток, захлебнулся и закашлял-загрохал так, что Лада испугалась. Но сразу сообразила: постучала кулачком по спине.
- Ма, - улыбнулся Димка. – Зря ты пришла. Тут, сама видишь, как… Сосед мой, вон, еще совсем мертвый, только сегодня положили. Я то уже соображаю. Мам, забери меня домой, а?
Лада смотрела на него с ужасом. Какое «домой»?! Еле жив, что она с ним дома делать-то будет?!!
Правда, Димка тут же забыл, что домой просился. Он задремал, и Лада потихоньку вышла из палаты.
- Ну, как? – спросила ее строгая тетка на выходе.
- Страшно… - Лада покосилась на тень, ползущую вдоль стены. Тень была бесполая. Тощее серое существо с короткой стрижкой - три недели после бритья. Под глазами черные провалы. Худые ноги, торчащие из широких штанин, в жутких язвах.
«Мама дорогая! – подумала Лада, с ужасом глядя на существо. – Наш-то по сравнению с этим – найкращий». Лада очень любила эту знаменитую фразу из «Республики ШКИД». Так один из героев фильма сказал про умершего младенца, которого он привез в морг. По сравнению с остальными обитателями печального заведения мертворожденный младенчик одной из воспитанниц Школы имени Достоевского был просто «найкращим». Наверное, самым красивым…
- А мы привыкли, - обыденно сказала строгая тетка на выходе. – Их тут тьма. Всех бояться, так и не жить!
- Скажите, они все … такие?! – с ужасом спросила Лада.
- После наркоза всех качает. Ну, а остальное зависит от того, какими пришли сдаваться. Кто-то хуже, кто-то лучше. Разные все.
* * *
После больницы у Димки наступила депрессия. Он лежал с утра до вечера на диване и боролся сам с собой. Он недовольно морщился, когда Лада спрашивала, не хочет ли он поесть. Не хочет суп? А что хочет?!
«Ни хрена не хочу! Хочу встать с дивана и поехать в Красное Село, к цыгану Виталику, у которого всегда все есть! Правда, не бесплатно. А денег нет. И за руль не сесть. Нет сил доползти даже до туалета. А еще мама с супом! Неужели она не понимает, что жрать я не смогу очень долго! Не лезет же!...» - думал Димка, зарывая нос в подушку, буркнув коротко:
- Ма, спать хочу!!!
Врал. Спать он тоже не мог. Хоть глаза зашивай. А если под утро его зашибало, то снилось только одно: это самое… Вот выходит он из дома и едет по городу. Сначала в один адрес, потом в другой, потом в третий. А ездить уже сил нет. Нужно срочно найти «лекарство». Иногда под конец сна он его находил, иногда нет. Но даже если и находил, то это мало радовало, потому что до самого главного так и не доходило.
Сны изматывали, выносили мозг, который требовал только одного. Лечение, вся эта программа новомодная, когда «ломка» проходит под наркозом, делает свое гиблое дело. Не пережив этот тяжкий процесс отмены наркоты в полном сознании, не прочувствовав его на собственной шкуре, трудно не начать употреблять снова. Неделя лечения в больнице – это всего лишь начало. Лечение не убивает желание. Можно пятьсот раз предупредить наркомана о том, что у него разваливается печень или привязался СПИД, это его не остановит. Он не боится болеть. Он боится остаться без «лекарства».
Не убивает желание и наркоблокада. Правда, при ней, что наркотик, что вода из-под крана – все едино. Но в желании получить удовольствие любым путем, «подшитый» наркоман может легко умереть от передозировки. Кайфа – нет, а копыта откинуты.
Вообще-то, главное в этой борьбе только желание. Желание употреблять способно сломить любую защиту. Желание жить в трезвости позволяет все начать сначала.
У Димки не было желания снова стартовать. Этого хотела Лада, и наивно полагала, что сумеет убедить сына.
* * *
После больницы Димка продержался три месяца. Он хотел завязать, но у него не получалось. Наркотик стучался ему в голову ночами, когда он не мог уснуть. Страшная сила проламывала черепную коробку, взрывала мозг, и горячим заливало все внутри – от макушки до пяток. И хотелось плюнуть на все и бежать туда, где всегда есть. Но смысла не было! Действовала эта чертова наркоблокада, из-за которой организм не воспринимал наркотик. «Черт дернул согласиться!» - проклинал себя Димка за то, что пошел на «подшивку». Думал, что с ней и тянуть не будет, а тянуло, да еще и как! И кумарило так, что ум за разум заходил. И хотелось взять у Виталика больше, чем всегда, намного больше, и все сразу засандалить в вену, чтобы почувствовать, как ослабевают натянутые внутри канаты-жилы, как перестает кипеть мозг, как вывернутые задом наперед коленные суставы встают на место.
И проблемы – тысяча разных проблем, которые заботят трезвую голову… Вот, чтобы и они ушли. Героин умеет вытеснять все проблемы. Вся тысяча одним махом – в сад! Остается всегда только одна – достать…
- Знаешь, чего ждет наркоман, который лечится в больничке? – Димку иногда пробивало на откровенность. – Он ждет, когда кончится это лечение, чтобы скорее выйти из больницы и уколоться. Доза после больнички меньше, денег нужно тоже меньше, а ощущения такие свежие! А если после лечения наркомана «подшили», то он считает дни и часы до того момента, как кончится эта подшивка, и проклинает себя и своих близких, ради которых все это затеялось. Ну, какого черта, спрашивается, делать что-то ради кого-то?! Даже ради самых дорогих людей?! Да самое дорогое у наркомана – это наркотик! Его Величество Героин!
… Он сорвался сразу, как только прошли эти три месяца после наркоблокады. Даже не сорвался. Это не срыв был. Перед этим было ожидание, томительное, и долгое, как блокадная зима. Он думал только о том моменте, когда пройдет эта зима и будет «можно»…
Продолжение следует