Поехали мы как-то семьей в Голландию на веселый национальный праздник День селедки. Голландцы создали вокруг своей селедки — харинга- настоящий культ. В порт заходили нарядно убранные парусные суда в разноцветных флажках, торжественным маршем шли оркестры. Было начало лета. Высокие девушки-голландки в национальных костюмах угощали гостей. Ритуал поедания селедки очень забавный. Едоки, запрокинув голову, заглатывают некрупную сельдь почти целиком, заедая серым хлебом и запивая своим же пивом Heineken. Веселье завораживает!
Совсем некстати, посреди шумного веселья, вдруг вспомнилась мне история с селедкой, из-за которой я пережила, как тогда мне казалось, неприятные, а по истечение времени, уже смешные, минуты, желая накормить в следственном изоляторе свою подзащитную...
Я уже писала про это дело. В своем рассказе «Молодожен. Или любви все возрасты покорны». Как я, будучи совсем еще неопытным адвокатом, попала в многотомный процесс по хозяйственному преступлению. Слабо представляя как клиентку защищать. Так, видимо, думал и мой опытный коллега, который под благовидным предлогом ретировался из этого дела. После двух дней процесса пыталась даже от нее отказаться, но она бухнулась передо мной прямо в комнате конвойного, просила ее не бросать и что моей работой она довольна(?!)
Суть дела такова: моя клиентка Александра Григорьевна и ее подруга работали в двух идентичных магазинах одной системы. Деньги брались из кассы на личные нужды, при проверках «пустые» накладные перекидывались от одной к другой. Моя уверяла, что все деньги возвращала. Толком их никто не проверял, тем более одновременно. Наверняка, было замешано высокое торговое начальство. Но вот пришел новый шеф, ревизия вскрыла все. То, что разворовывалось годами, вся эта недостача оказалась у моей клиентки, а подружка ее ловко вывернулась, и стала только свидетелем: не воровала, не видела. В суде эксперт-бухгалтер возмущался насколько все было запутано, документы уничтожены. Подружка была эдаким зубром советской торговли. Такая редкая и уникальная стерва, которых сейчас в торговле уже и не встретишь.
В отличие от моей, которая ранее работала в библиотеке. В торговлю ее заманила подружка, явно готовя ее в будущем на заклание. Так оно и вышло. Торговля была для моей подзащитной чуждой средой. Она в ней как «белая ворона».
В Александре Григорьевне, я увидела себя. И по сей день могу пересчитать деньги у себя в кошельке, отвернуться и тут же забыть - сколько их там.
Судья, понимая все, заметно сочувствовала ей. Женщины -заседатели тоже жалели. Даже конвойные бережно подсаживали ее на ступеньки автозака. Неистовствовал только, явно заинтересованный, прокурор.
Несмотря на то, что Александра Григорьевна, продав дом, доставшийся ей по наследству, возместила весь ущерб по делу. И не понимала — зачем этот суд, ну, возместила же. Законы такие, не освобождали от ответственности.
У нее были красивые глаза цвета небесной синевы. И потому ни морщины, ни седина в глаза не бросались, а только глаза. Подкупала меня своей интеллигентностью. С ней было тяжело отрабатывать защиту, она ни в какие цифры не пыталась вникнуть. Я психовала. Вдруг посреди разговора могла сказать: вы знаете вот у О,Генри есть рассказ...... - невольно вовлекая и меня, потому как этого американского писателя я еще с юности обожала. В его новеллах было столько тонкого юмора!
В силу молодости, я еще не обросла коростой «профессиональной ржавчины». Что неизбежно у адвокатов, у врачей. Не умея толком помочь ей профессионально, старалась хоть как- то облегчить ее существование в сизо. То мамин платок старый пуховый принесу, то носки теплые. Ее единственная дочка была ужасная неумеха: приносила ей вместо теплой вещи красивую синтетику. То еду передаст не ту.
Бывая в сизо по другим делам, старалась ее вызвать лишний раз, чтобы поддержать, побеседовать. На жизнь в камере она не жаловалась, только сокрушалась что все курят. Предлагала поместить ее в больничку при сизо. Отказывалась.
Работала я с ней полгода, а может и больше. Когда прощалась, она обычно говорила — «все будет хорошо». Я недоумевала про себя - «что ж тут хорошего? Дом родительский про- - - - а». Точнее, продала за бесценок, чтобы возместить ущерб по делу.
Как-то пришла к ней перед самым Новым годом. И совершенно легкомысленно спросила «Александра Григорьевна, что бы Вы хотели?». Думая, конфеты или шоколадку попросит на Новый год.
И тут она мне выдает «Так хочу селедку с жареной картошкой. Она мне даже ночами сниться. Не могли ли вы принести?»
Будь такой разговор несколькими годами позже или вместо этой немолодой женщины сидел бы передо мной другой человек помоложе, я бы, конечно, отказала. Но в тот момент пообещала что принесу.
В тот же день пожалела о своем обещании. Как же я ругала себя за сердобольность! Ведь я только недавно в адвокатуре. При мне обсуждали уже немолодую женщину-адвоката за то, что пыталась пронести в сизо к клиентке пачку сахара. Она была на грани увольнения. Позор еще тот!
Надо сказать, что до развала Союза было далеко. И в тюрьмах действовали застарелые, суровые, еще сталинских времен законы. Передачи были крайне ограничены. Питание скудное. Вызовешь клиента, а он голодный, раздраженный. Многие из нас, женщины- адвокаты, их тихонько подкармливали. Порой просто булка или бутерброд и пачка сигарет уже настроение человеку поднимали. Тюрьмы были забиты, много сидело за спекуляцию, торговые работники. И вечный голод.
Зато потом с развалом Союза можно было передавать сколько угодно. Особенно китайскую лапшу. Ее просто мешками приносили. Мы еще смеялись . Ну, прям хоть памятник этой лапше перед сизо ставь.
Чертыхаясь : «Нет, чтобы вместо селедки попросить колбасу благородную»! Стала обдумывать как же мне пронести эту селедку-заразу и картошку. И не попасться. Вспомнила фильм про партизан, как они записки прятали в хлебе. Тщательно вычистив селедку и нажарив картошки, как заправский разведчик, выскребла из белых булок мякиш и туда заложила селедку, а в другую картошку.
Был предпоследний день декабря. Впихнув это добро за пазуху, пошла на работу. Расчитывая попасть в сизо в обеденный перерыв, когда меньше начальства. Сижу в процессе, а селедочное амбре, упорно лезет мне в нос, мешает сосредоточиться и мне кажется, что я этот запах распространяю повсюду.
Наконец, обеденное время. Тороплюсь в сизо. Благополучно миновала проходную. Вызвала Александру Григорьевну. Уф, выдохнула: кушайте, пока никого нет.
И тут она меня «обрадовала» - «Ой, спасибо большое, а то я девочкам в камере пообещала, что вы селедку принесете и мы ее на новогодний стол». И синими глазами на меня хлоп- хлоп. Я обмерла, зная что в камере обязательно есть «дятел», который непременно "стучит" администрации . Говорю, " как же вы пронесете, а если поймают?».
«Что Вы, не беспокойтесь, я уже договорилась обо всем с «выводящей».
- добивает она меня окончательно. И эта знает!
Как медленно открывались передо мной одна, вторая, а затем и третья двери из сизо! Я все ожидала: что меня окликнут, вернут и с позором изобличат. Пришла в себя только на улице. Долго потом воротило меня от селедочного запаха...
Мою подзащитную осудили к 5 годам лишения свободы, т. е. применили ниже низшего предела по статье 88 прим. Приговор мы не стали обжаловать.
Прошло года два. Неожиданный звонок мне на работу. Оказывается Александра Григорьевна, уже освободилась по амнистии в связи с возрастом плюс зачли ей пребывание в сизо. И она работает комендантом в общежитии строительного техникума. Приглашает и очень ждет меня.
Как обычно - закрутилась, замоталась - дом, работа. Тут еще конец года, последние числа декабря. Все некогда. Наконец, выбрала время. Встретила она меня ничуть не постаревшая. В маленькой комнатке, мило и скромно украшенной к Новому году. В углу нарядная елочка. Приятный запах хвои. На столе мандарины, гранаты. Разные сыро-колбасные нарезки. А на столе - селедка! с кольцами белого азиатского лука!!! Та самая зараза-селедка! И тут.... меня разбирает такой смех, что хватаюсь за бока и смеемся уже вместе!
Потом мы пили мое любимое мускатное шампанское (помнила!). Ели селедку с картошкой, которая жарилась тут же на плитке на столе. «Дурновкусие» сказал бы гурман. И было мне так хорошо в этой махонькой казенной комнатенке, с позитивным и добрым человеком. Она даже про колонию рассказывала с юмором, обходя тяжелые моменты. И снова я слышу ее «Все будет хорошо».
Несколько часов пролетели быстро. На прощание она подарила мне томик Стефана Цвейга и связанную ею безрукавку. Удивительно, но стоило мне холодными зимними вечерами, ее одеть, я тут же успокаивалась, засыпала. Называла ее снотворной. С тех пор верю, что вещи несут в себе энергетику доброго человека.
Проходит еще года два или больше. Я знала, что она уехала в Россию. Однажды, получила от нее письмо. Оказалось, что ее зять военный вышел на пенсию, и с семьей поселились в Москве. Построил дачу, она живет в ней. А еще..... она теперь не одна. Соседом по даче оказался вдовец, отставник. И она теперь на два дома. У них есть баня, сад и небольшое хозяйство: куры и даже коза.
Приглашала в гости. Называла своего гражданского мужа по имени и отчеству. Обещала, что он меня встретит в Москве.
И в конце письма приписка «Я же говорила, все будет хорошо».
Неужели! во что веришь, то и получаешь от Вселенной?
Вспоминая ее иногда, думаю, ну, почему так в жизни бывает - один человек проживет всю жизнь «у озера»: ходит по одним и тем же улицам, любит одних и тех же.. или не любит.., а других так заносит на крутых жизненных виражах! - то бросает в крутое пике вниз и думаешь, только бы выжить.... А потом вверх. Снова вниз, потом опять вверх... Судьба что ли такая, или сами пути выбираем...
А в гости к Александре Григорьевне попасть не получилось . Бывала в Москве, но только проездом. Да, и адрес ее затерялся....не сохранила.