Ранее: часть 1.
Огромный коровомедведь с ногами мамонта, в своих размерах показывал изрядную ловкость и быстроту. Он тянул за собой тяжёлую повозку, нагруженную какими-то мешками и сундуками, двигаясь при этом легко, даже грациозно. Иногда, по воле своего хозяина, он переходил на бег рысью и даже на галоп. Его толстый горб смешно подпрыгивал и издавал звук, вроде того, если бить ладошкой по мокрым ягодицам. Почему-то именно такая ассоциация родилась в моём воображении, хотя сам я не был уверен в том, дела ли когда-то так.
Повозка, хоть и была на вид примитивной, но всё же, изготовлена с умом. Рессоры, какие-то вставки из толстой кожи, сложенные в несколько слоёв, делали путешествие пассажиров комфортным. Ось колеса была чем-то сильно вымазана, что снижало трение. Тяжёлые, широкие колёса, оббитые железом, крутились легко, не скрипели. Телегу не трясло на кочках и ямах. Скажу больше, шла она плавно, как лодка по ровной воде.
У моего нового спутника было очень вкусное имя. Звали его Борщ. Сам он отличался очень мощным телосложением. В одной ладоне он мог бы сжать мою голову, если бы ему такое вздумалось. Широкие плечи, мощная грудная клетка в форме бочки, очень толстая шея, на которой выступали жилы. Со спины, да в своей меховой шубе, он больше напоминал гориллу. Очень сильно в глаза бросались его зубы, когда он смеялся. Они были конусообразной формы. Больше похожие на зубы собаки. А верхние клыки были длиннее привычного. Во всём остальном это был обычный, бородатый мужик с незаурядными чертами лица. На вид лет сорок, может больше. Борщ любезно предложил мне еду и настоял на том, что бы продолжить путь вместе. Признаюсь, я этому был очень рад.
Сам он объяснил, что места тут не спокойные, скорее опасные. Самому, без провизии и оружия, шансов добраться до людей у меня не много. А притом, что я ничего не помню, их вовсе нет.
Я вежливо поинтересовался, что означает его имя? Мужик почесал за ухом, замолчал. Было видно, что раньше он об этом не задумывался. Помолчав пару минут, он так и ответил, что ничего не означает. Просто имя такое. В ответ я деликатно сообщил ему, что есть такой вкусный красный суп со свёклой и капустой, борщом называется. В этот момент я вспомнил не только запах и вкус, но и то, как приготовить борщ.
Борщ очень удивился. Он попросил рассказать больше про этот красный суп, который кто-то назвал в честь него, простого торговца. А ещё ему было интересно, что такое свёкла, и как она выглядит. Выслушав мои описания, он ответил, что не встречал такого корнеплода никогда в этих местах. Я же попросил рассказать про чудомедведя.
- Есть родство с медведями, но только слобни другие. – начал Борщ. – Говорят, мужи учёные твердили, что слобни появились тогда, когда небо низким стало. И медведи их прародителями и стали. Только медведи злые, дикие, и мясо у них не вкусное. А слобня приручить можно. Он тебе и шерсть даст, и мясо, и жир. А пока на забой не пошёл, сила большая в хозяйстве. Вот только разводить их трудно шибко. Кто его знает, почему, только баб среди них очень мало рождается. Одна на три десятка. Да и те, мрут часто. А в помёте одном, что раз в три весны, не больше пяти рождается. Вот и выходит, что за восемнадцать лет у мамки только одна девка рождается. И то, если повезёт. И то, если не помрёт. Некоторые разводящие так всю жизнь и ждут, когда слобниха родится. Больших денег она стоит. И большим счастьем становится. Одну такую продай и можно барином становится.
- Хитрецы есть, кто страхом обделён. В лесу молодняк вылавливают. Только опасно это. Слобниха с приплодом кровожаднее крипа. Дубы вековые с корнем ломаем, а человека в землю втоптать, да голову ему откусить ей ничего не стоит. Да и не благодарное то дело. Если слобень родился в лесу и в момент рождения запаха человеческого не понюхал, не быть ему приручённым. Так диким и останется. Ну, вот кому везёт дикую слобниху новорожденную поймать, тот ещё как то дела свои поправить может. Толку с неё особливо то и нет, только на приплод растить, всегда в цепях держать, на морду сетку вешать. Даже продать не получится, потому как покупают только взрослых, а по ней сразу видно, что дикая. Молодняк не покупают, может не дожить до зрелости.
- Говорят, раньше они другими были, меньше размером. Дед мой, что уже давно с Кондратием обнимается, рассказывал. Когда он ещё голозадым мальцом был, слобни в его деревне были чуть больше псины. Их тогда в телеги, или сани, запрягали по шесть штук. А потом пошло что-то иначе, всё больше и больше с каждым разом они становятся. Я был малым, они едва корову догнали. А сейчас, погляди. Мой вот, корове голову откусит и не подавится. И он у меня ещё растёт. Да и для своего возраста он не самый крупный. У соседа, Митрофия косорожего, коль встретишь, точно узнаешь его, с того же помёта слобень. Митрофия, в смысле, узнаешь. Хотя и зверя его тоже не узнать не можно. Так вот, его зверюга почти в два раза больше моей. В хлев не помещается, так на улице и живёт. Зимой идёшь, глядь, гора снега огромная, а из неё пар столбом. Красивый зверь у него. Рыжий, как белка. А клыки огромные, что прямо за них поводья и цеплять можно. Белые, как молоко. Бревно клыками своими перенести может. Рога длинные, прямые. Если в хату лбом ударит, сквозь венцы пройдёт, как сквозь масло тёплое вилка горячая.
- В том годе, случай смешной с ним произошёл. Со зверем этим. Хотя нет, с Митрофием этот случай смешнее обошёлся. Зверь тот к Митрофию привязан очень. А тут гон начался и где-то слобниха дикая, гульная, по лесам моталась. Зверюга и сорвался, да убёг. Косорожий его и манил, и звал. Пропал зверь. Луну спустя, до зори ещё, побёг Митрофий по-большому, в место отхожее. Только портки свои спустил, присел, слышит, кто-то гадюшник его обтирает. Глядь, в щель, а там зверь его. Вернулся, по хозяину скучает. Мурло своё в щель сунуть пытается. Мужик то вначале обрадовался. Да как дело своё закончил, выйти не смог. Завалился зверь, подпёр дверь. Ну и лежит, мурлыкает.
- Мы то, поутру проснулись от того, что Митрофий блажит так, вроде кики его за причинное место тискают. Собрались, а подойти не можем. Зверь не подпускает. Через ограду кричим ему, а тот из гадюшника нам отвечает, дескать, выйти не может. Говорит, яблоками превшими отманите его, чтоб выйти. Ну, набрали мы пару корзин яблок. Сами смеёмся. Высыпали через ограду. Зверюга с места сорвался, да так легонько задом место отхожее и задел. Да и обронил его, вместе с запертым там Митрофием. Да так удачно, что дверь к земле придавило.
- У нас хохот, а косорожий там нас хает, на чём свет не стоял. Начал он через дыру вонючую выбираться, да только надо было ногами вперёд, а он головой полез. Застрял, завис над ямой с дерьмом своим. Знатная яма, по шею будет. Ну и, дёргался, да и вывалился вперёд головой прямо в яму эту вонючую. Думали утопнет. Нет, всплыл. Видать сам из того же весь и сделан, что в яме было.
- Мы за бока хватаемся, животики всей деревней надрываем, а он орёт на нас. Ему бы в баню бежать, а любовь к зверю больше. Так и бегал до обеда, пока не накормил животину, да в загоне не запер. На всю деревню вони своей раздул так, что птицы петь перестали.
- Так-то он, Митрофий, мужик хороший. Отходчивый, не обидчивый. Да и сам потом понимал, что над таким не посмеяться не получится. Мы потом, с соседями, быстро ему отхожее место помогли справить новое. Только он теперь предусмотрительно и яму не такую глубокую выкопал, да и в крыше самого строения дверку ещё одну врезал. Кто его знает, что в следующий гон будет. Зверя такого, когда он дурной становится, просто так не удержать.
Слушая байку Борща я подумал, что для природы, для выживания вида, очень необычным будет такое явление, как малое количество самок. А столь стремительное увеличение размеров последующих поколений может указывать на не природные причины. Возможно, это какая-то мутация.
Я вспомнил слово «мутация», вспомнил его значение. В голове всплыли картины двухголовых козлят, поросёнка с человеческим лицом и младенцев рождённых с хвостиком.
Поделившись своими мыслями с Борщом, я ожидал немного другой реакции.
- Что ты напраслину выдумываешь? Ерунду какую-то говоришь. Никакие они не мундации. А хвост у человека и так быть может. У меня сестра с хвостом родилась. Мамка её от силы гнилой нагуляла, вот и всё. Ну, ничего, девка красивая всё равно получилось. А вот то, что слобних родится мало, ну так и в породе людской тоже девок меньше всегда рождается. У нас в деревне за пяток вёсен из семи ребятишек только одна девка. Да у нас ещё хорошо. Вот в деревне у угольных ям, там уже вёсен шесть, как у баб вовсе приплода нет. Уже подумывают Летавца приманивать, чтоб обрюхатил.
Мы ехали всё по той же глиняной дороге, по обе стороны от которой, уходя в небо, стеной стоял чёрный лес. Мой спутник постоянно что-то рассказывал о своей жизни, о родных, о своих путешествиях. С одной темы он быстро перескакивал на вторую, с неё на третью. Я не поспевал за его мыслями. Он же не давал даже слова вставить, задать вопрос, чтоб уточнить очередной, не понятный мне момент. Многие слова я не понимал и догадывался о значении только по общему смыслу. Некоторые отдельные фразы я просто пропускал мимо.
Вообще, язык был мне знаком, да и я сам на нём говорил. Это наводило на мысль, что мы с Борщом из одной страны. Но вот, некоторые слова меня смущали, некоторые были не понятно. Возможно, я просто не местный. Бывает же так, что язык приобретает свои отличительные особенности и меняется в пределах отдельно взятой группы людей. В любом случае, основное я всё понимаю, и это уже хорошо.
Мой же спутник, как я понял, тоже не все слова, что я говорил, понимал. Однако, он просто не предавал этому значения.
- Эй! Сюда давай! – послышался голос, сопровождаемый громким свистом, прервав мои размышления. Я посмотрел вперёд. На дороге стояли трое. Они были вооружены и представлялись мне достаточно агрессивными и опасными. Увидав моё беспокойство, Борщ поспешил объяснить, что переживать не стоит. Это обычные бандиты. Сейчас они нас немного ограбят, и мы спокойно поедем дальше. Много времени это не займёт.
- Не переживай. К закату в деревню успеем. – заявил он и лязгнув поводьями ускорил своего зверя.