Рассказ написан во время курса «Поселок писателей»
Даша Казак
Солнце ослепительно-яркое, но еще не греет. Со всех сторон бьет ветер, холодный, острый, такой же как этот свет. Я вышла за ворота на дорогу. Безлюдная улица находится на самом краю города, отчего здесь всегда тихо, и только изредка пробегает собака, быстро и почти бесшумно перебирая лапами. Сквозь деревья, которые растут толпой вдоль всей улицы, поблескивает озеро. Как в осколки зеркал солнечные блики рассыпались по воде, играют, переливаются. Мне бросилась в глаза интересная картинка: на земле ночью замерзла лужа, и теперь ее поверхность ярко выделяется среди коричневого белым рисунком потрескавшегося льда. А напротив лужи стелется зеленый кусок бархатного мха. Солнце щедро облило зелень светом, отчего мох, кажется, светится на фоне почти черно-белого пейзажа.
Если немного обойти заросли деревьев, можно выйти на тропинку, которая приведет к озеру. Летом, когда спускаются сумерки, над всей улицей и даже в доме бурлят громкие песни лягушек - так близко озеро к дому. Сейчас же здесь замерла тишина, и только тростник колышется, шелестит на ветру своими листьями-кинжалами. Я никогда не видела такого высокого тростника: метра три в высоту, если не больше, а на самых верхушках стрел мягкие метелки. Кусты купаются в солнечном свете, и кажется, что-то шепчут в застывшем безмолвии.
Тропинка уходит вглубь, петляя вдоль озера. Сейчас его хорошо видно, откуда не взгляни. Вода кое-где сверкает, как тысячи солнц, играет бликами, а местами стоит неподвижна: с каждой ночью лед захватывает все больше пространства. Озеро отступило от берегов и открыло водоросли. За ночь замерзли и они, и стали похожи на грязный ковер, брошенный в прихожей. Я пытаюсь немного пройти по застывшему берегу, и слышу приятный треск льда. Видимо, все эти водоросли все еще лежат в воде, и не ошибаюсь: вдруг твердая корка лопается, и носки кроссовок уходят в грязь. Чувствую, как вода медленно обволакивает пальцы.
Тропинка выныривает из-под деревьев и устремляется к дороге. Издалека я замечаю яркие пятна работающих на дороге машин. Шум усиливается, я подхожу ближе. Машины поменьше, экскаваторы и какие-то еще, более сложные автомобили. Важные мужчины стоят поблизости в одинаковых позах: руки в карманах, животы чуть вперед, смотрят с застывшими, как лед на озере, лицами. Они о чем-то переговариваются, но это можно понять лишь по незаметным движениям рта.Чуть поодаль другие мужчины с согбенными спинами и вымазанной в грязи одеждой тянут из земли толстого змея пластиковой трубы. Их лица красные ,голоса надрывные. Они работают под аккомпанемент металлических звуков и грозного рокота машин, и вопросительно поглядывают на меня. Грозный экскаватор железным ковшом черпает землю и сплевывает ее рядом, рычит и клокочет: я ускоряю шаг с желанием скорее сбежать от этого зверя. Держась за штанины я перескакиваю через взбухшую землю и мертвого пластикового змея и ухожу вглубь леса.
Я ускоряю шаг. Звуки остаются за спиной, становятся приглушеннее, а через некоторое время совсем исчезают. Дорогу с двух сторон укрывают деревья, она снова свернула в заросли. Листья на земле еще зеленые, но покрыты тонкой паутиной изморози, поблескивающей на солнце. Яркими пятнами выделяются поросли какого-то вьющегося растения. Его листья еще не утеряли красок, и как разлитая акварель, выделяются красными, желтыми, бурыми красками. Снова тишина, как будто этой ночью и звуки замерзли здесь, и все еще не успели оттаять под солнцем начинающегося дня.
Чувствую, как начинают подмерзать пальцы на ногах, а ветер пробрался под шапку. Натянув капюшон посильнее, я прибавляю шаг.
Мне навстречу идет дедушка. Робкая походка, и согнутая спина. Он идет неспешно, отряхивая рабочие перчатки. Я часто вижу его здесь, и каждый раз он занят какой-то работой. Так и теперь весь его деловитый вид говорит о том, что есть еще дела в преддверии наступающей зимы. Он поглядывает на меня с интересом, и щурится от яркого солнца. Все его лицо, залитое светом, покрылось рисунком мелких морщинок, отчего, кажется, светится добротой. Дедушка поздоровался в ответ глухим голосом и, поправив бурую громоздкую шапку, прихрамывая, свернул в свой огород.
Что же, и мне пора возвращаться.