СТАРИК И ВОЛЯ (Глава третья)
- Так ты, дед, считаешь, что ребенок, который без отца рос, не может внутренней силы иметь? Ты не серчай, что я тебе «тыкать» буду, на тюрьме «выкать» не принято. Даже хозяина на «вы» в тюрьме почти никто не называет. Кроме цириков, конечно.
- А я товарища полковника один раз на «вы» обозвал, когда он наш этап принимал, - отозвался со своей «пальмы» Кол.
- И чего? - спросил у него старший по камере.
- Ну и огреб от конвоира дубиной по спине, - ответил ему Кол.
- Не переживай, - успокоил Кола старший по камере. - Спина заживет, а хозяина ты больше в глаза не увидишь до самого этапа. На зоне другому хозяину станешь «выкать». А лучше называй всех по уставу – гражданин начальник.
- Так вот, - продолжил свой рассказ наш дед. – Подобрал я во дворе кирпич поувесистей. Нет, вру, полкирпича. Вышел я на проспект, выбрал витрину магазина, такую, чтобы не очень дорогую, размахнулся и запулил в эту витрину кирпичом. Тут сразу звон, крики. Продавцы из магазина выскочили. Орут: держи, лови! А зачем меня ловить, если я никуда не убегаю. Хозяин магазина с телефоном возле уха выбежал. Орет в свой телефон, чтобы полицаи ехали. Приехали полицаи на своем «бобике». Отбили меня от рук возмущенных граждан. Но я в их руки даваться не хотел. Скрутили они меня, повезли в участок. И двух свидетелей прихватили. Следователь стал интересоваться, зачем я витрину в магазине разбил? Не обсчитали ли меня в этом магазине? Или не обошлись ли там со мной грубо? Я следователю ответил, что в этом магазине я ни разу не был. Тогда следователь спросил: почему я оказал сопротивление сотрудникам полиции при моем задержании? Я ему ответил, что не надо было меня за руки хватать. Я своими руками всю жизнь трудился, а не бумажки кляузные строчил. Следователь, как я понял, принял мои слова про кляузные бумажки на свой счет. Хмурым сделался, даром что молодой, и говорит мне: ваши действия, гражданин, целиком подпадают под санкции уголовной статьи, предусматривающей ответственность за злостное хулиганство. Я ему в ответ: раз подпадают, так и пишите. Он опять на меня взъелся. Говорит, что и без моих подсказок хорошо знает, что ему надо писать. Потом меня в предварительную камеру посадили. Три дня там продержали, а потом уже сюда привезли.
- Дед в уважении, - сквозь смех проговорил Дурь. – Им даже сам смотрящий за тюрьмой интересовался. Дед свой год на зоне честно заработал.
- Мне одного года мало, - сказал дед.
- Во! Вы все слыхали?! - воскликнул Дурь. - Будь наш дед моложе, смотрящий бы его точно своим фраером назначил! А там и до коронации недалеко. Пенза – вор в законе! Я торчу!
- Хорош ржать, - заступился я за деда.
- Пусть смеются, - сказал дед. - И мне веселей.
- Дед, - желая продолжить наш разговор, вновь обратился я к деду. - Ты сказал, что парень, выросший без отца, не может мужского стержня в своей душе иметь. Мне это интересно. Я тоже без отца рос. И моя мать мне про него почти ничего не рассказывала.
- Если ты, Умник, о мужском стержне интерес имеешь, то сиротская доля тут не при чем, - вновь вставил своё слово Дурь. - Я без отца свой мужской стержень знатно нарастил. Все бабы от моего стержня визжали.
- Не о том стержне ты речь ведешь, - заметил ему дед.
- Так растолкуй всем, дед! - потребовал Дурь. - Чего ты здесь для одного пассажира вещаешь? Он за тебя полы в хате и толчок мыть не станет. Раз имеешь что сказать, так говори для всех. Шептунов в тюрьме не уважают.
- Голоса у меня для всех не хватит, - ответил Дури дед.
- А мы поближе к тебе причалим, - сказал Дурь. - Старшой, можно нам деда нашего послушать?
- Слушайте, - разрешил старший по камере.
- Ну слушайте, сиротинушки, - начал дед, когда Дурь и Кол сели на корточки возле нашей шконки.