Несмотря на вторую библейскую заповедь «Не сотвори себе кумира…», люди не могут без кумиров. Им просто необходимо возвести кого-нибудь на трон, создать себе икону, чтобы потом, либо молиться на нее, с обожанием глядя на своего идола не дыша, принимая все его поступки, как непререкаемую истину, либо, отыскав что-нибудь в «грязном белье» своего кумира, сказать « он такой же, как я», подразумевая при этом «я такой же, как он». Есть у меня один старинный друг, с которым, встречаясь за бутылочкой коньяка и покуривая сигары, мы яростно, вплоть до прекращения на какое-то время общения, спорим на разные темы, начиная от вина и женщин и заканчивая влиянием зороастризма на философию Ницше. Причем темы эти, каким-то, непонятным для нас самих, образом плавно перетекают одна в другую. Как-то, порядочно выпив после обеда,по привычке закурив, мы заговорили о возможности простить гению любое нанесенное им оскорбление. Разговор зашел о дуэли Мартынова с Лермонтовым. Друг, насколько я помню, стоял на позиции, что, мол, если ты вызываешь на дуэль гения, то будь готов умереть, но ни при каких условиях не должен его убивать. Такой вот вариант сэппуку для самурая, живущего по принципам Бусидо. Я же утверждал, что, коль скоро гений подвержен тем же страстям, что и любой смертный, то и отвечать он должен за свои поступки по тем же, что и смертные, законам. Поскольку прапорщик Лермонтов, обладавший крайне вздорным характером, практически изводил своего приятеля майора Мартынова, несмотря на его многочисленные просьбы не делать этого, различного рода издевками и колкостями, в том числе и в присутствии нравившейся Мартынову дамы, то и отвечать он был должен по законам офицерской чести. Изводил, кстати, и за то, что Мартынов, фактически подражая герою Лермонтова, по-печорински ходил в черкесске и с кинжалом. По сути, Мартынов и поступил-то как лермонтовский герой. Не помню, чем закончился спор, но, судя потому, что друг уехал только утром, а не рванул с проклятиями в ночь, мы пришли к выводу, устроившему нас обоих.
Вероятно, гении такие же люди; у них такие же слабости, те же страсти, даже страстишки, что и у всех. Вопрос в другом – относиться ли к ним, как к обычным человеческим слабостям, или, то, что позволено Юпитеру, не позволено быку? Да, Булгакову хотелось получить квартиру в Доме писателей, жить среди «хустовых», «двубратских», «квантов», «латунских», но кто еще способен после отказа написать не кучу жалоб во все инстанции, а «Мастера и Маргариту»? Или пушкинское письмо, написанное в феврале 1828 г. С.А. Соболевскому – «Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь мне о M-me Kern, которую с помощию божией я на днях вы…б.», и его же «Я помню чудное мгновенье», посвященное Керн. На первое способны многие, на второе – только гении.
Лебедь, при желании, может поклевать пшено вместе с курами, индюками и утками на птичьем дворе, но потом взмахнет крыльями и улетит высоко в небо, и еще долго весь птичий двор, задрав головы и открыв клювы, будет смотреть ему вслед.