Роман, о котором никто не знал

«До сих пор многие думают, что Чехов не испытал большого чувства. Так думал когда-то и я. Теперь же я твердо скажу: испытал! Испытал к Лидии Алексеевне Авиловой» Так писал И.А. Бунин, прочитав воспоминания писательницы Л.А. Авиловой «Чехов в моей жизни». Первоначально мемуары назывались иначе, так же, как и один из чеховских рассказов  - «О любви».

         Долгое время единственным сердечным увлечением Антона Павловича считалась Лика Мизинова. Однако это увлечение было непродолжительным и быстро перешло в спокойную, ровную дружбу. На смену ей пришла большая любовь - к Лидии Авиловой. «Разве можно после опубликования воспоминаний Авиловой серьезно говорить о Мизиновой», - писал Бунин в своей книге о Чехове, которую он не успел завершить.

         В своих воспоминаниях о знакомстве с Антоном Павловичем Лидия Алексеевна Авилова писала: “А.П. Чехов в моей жизни” не прибавят ничего в его облике как писателя, общественного деятеля и мыслителя. Эта страница, остававшаяся до сих пор совершенно белой, о том, как протекала его сердечная жизнь, о том, как он относился к любви, к семье, к женщине. Это роман, о котором никогда никто не знал, хотя он длился целых десять лет.  Это  “наш роман”.
 Прошли десятки лет со дня смерти Антона Павловича, и только теперь я решилась написать о том, что так празднично осветило и так мучительно осложнило мою жизнь. Я рассказываю о моих встречах с Антоном Павловичем, о тех встречах, которые имели для нас большое значение и оставили след навсегда. Я рассказываю о моих встречах с Антоном Павловичем, о том, что я ярко помню и что в некоторых случаях может быть подтверждено фактами.  Ни одного слова выдумки в моем романе нет…
 Все время, пока я писала, я чувствовала себя связанной страхом увлечься своей фантазией, мечтой, предположением, догадкой и этим исказить правду. Слишком священна для меня память Антона Павловича, чтобы я могла допустить в воспоминаниях о нем какую-нибудь неточность. Из-за этого страха, боюсь, мой роман похож на протокол. Одним словом, я написала свой роман, как могла, как он был на самом деле, как он остался в моей памяти. Мне приходилось слышать от тех, кто занимался исследованием его жизни:  “Удивительно!  нет женщины, нет любви…”   

         Замечали: “Он был холоден, сух, черств. Он не мог любить”.

         Так, вероятно, и будут писать в его биографии. Мой роман, возможно, дополнит отчасти этот пробел, и поэтому он… покажется значительным интересным.

         Ничего не утверждая, я предоставляю тем, кто прочтет его, решить самим, был ли Антон Павлович сух и холоден? Действительно ли в его жизни не было любви?»

                «Выбрала мужа трезво, разумно»

         Сестра была замужем за редактором-издателем «Петербургской газеты» С.Н. Худяковым. В их доме бывали знаменитые артисты, художники, писатели. В отличие от Надежды, давно уже ставшей петербургской  дамой, недавняя москвичка Лидия чувствовала себя неуверенно в северной столице.

«Что представляла из себя я? Девушку с Плющихи, вышедшую замуж за только что окончившего студента… - напишет она о себе много лет спустя. - Что было в моем прошлом? Одни несбывшиеся мечты… В двадцать лет я стала невестой. Это было самое счастливое время моей жизни. Когда я теперь вспоминаю о нем, меня удивляет, что можно такое продолжительное время (целую зиму и весну) быть такой непростительно счастливой. Летом мы разошлись: я отказала ему… Он был военным, на балах появлялся в ментике, опушенном соболем, весь в золотых жгутах и шитье, а я уговорила его выйти в отставку и поступить в университет. В отставку он вышел, но не поступил в университет, а причислился чиновником особых поручений при генерал-губернаторе…. Я мечтала поставить его на собственные ноги, независимо от состояния родителей, и поэтому хотела, чтобы он учился...

Я была невестой человека, которого, мне казалось, я горячо любила. Но я разочаровалась в нем и взяла свое слово обратно. И из всего этого очень тяжелого для меня переживания я вынесла твердое решение: не поддаваться более дурману влюбленности, а выбрать мужа трезво, разумно, как выбирают вещь, которую придется долго носить. И я выбрала и гордилась своим выбором».

В это трудное для Лидии время, когда она отказала жениху, которого любила сама и который любил ее, для нее преданным другом, а затем избранником стал товарищ ее старшего брата Михаил Авилов. Девушка жестоко ошиблась.

         Вновь обратимся к ее воспоминаниям:

         «…Первый год моего замужества остался у меня в памяти как кошмар. Во-первых, полной неожиданностью был невероятно скверный характер мужа и его несносная требовательность. Первый раз мы поссорились, только что вернувшись из церкви, где нас повенчали. Он требовал, чтобы я надела калоши, чтобы идти гулять. Я не хотела надевать калоши. … Позже мы ссорились из-за таких пустяков по нескольку раз в день. Я отстаивала свою самостоятельность, он - свой авторитет».

         Была у Лидии мечта - стать писательницей. Она писала и стихи, и прозу с самого детства.  На выпускном экзамене ее сочинение на вольную тему читалось вслух как самое лучшее. Ей поставили 12 с двумя плюсами . О талантливой девушке рассказали редактору «толстого» журнала,  профессору В.А. Гольцеву, и он пригласил ее к себе со всеми рукописями.

         Когда Лидия сказала ему, что выходит замуж, он огорченно воскликнул: «Ну, теперь кончено! Теперь из вас ничего не выйдет»

         «А я тогда дала себе слово, что ничего не “кончено”, что я буду работать и что замужество ничему не помешает. Но я ошиблась! Сразу жизнь сложилась так, что у меня совсем не было времени писать… Весь день уходил на мелочи: я должна была идти за покупками… кофе на Морской, сметану на Садовой, табак на Невском, квас на Моховой и т.д. И должна была делать соус к жаркому сама, а не поручать кухарке… И еще главной моей заботой были  ; двери. Двери должны были быть плотно закрыты весь день, чтобы из кухни не проникал чад, и настежь открыты вечером, чтобы воздух сравнялся». Писать приходилось по ночам, когда все в доме спали.

Однако муж относился к ее стремлению иронически и насмешливо именовал жену «беллетристкой». Гонорар за свой первый напечатанный рассказ Лидия подарила ему, чтобы он купил письменный прибор для своего домашнего кабинета. Однако Авилов пренебрежительно заметил, что на такие деньги хороший прибор не купишь, и продолжал писать, макая перо в чернильный пузырек. (Сама она много лет будет пользоваться чернильницей из толстого прозрачного стекла в форме сердца, с медной подставкой такой же формы, на медных ножках).  Когда Лидия начнет регулярно печататься и ее произведения будут оценены критикой, муж скажет: «Не принимай всерьез своих успехов. Ерунда!»

         …Среди любимых писателей Авиловой одно из первых мест занимал Антон Чехов. Она с радостью встречала его новые произведения на страницах журналов и газет - он печатался и в «Петербургской газете». Могла ли молодая женщина, плакавшая над чеховским рассказом «Тоска» - об извозчике, похоронившем единственного сына и принужденном делиться неизбывным горем со своей клячей,  потому что никто больше не хотел его слушать - могла ли она отказаться от возможности увидеть вблизи любимого писателя? И, получив записку от сестры, Лидия с радостью пошла на встречу с Чеховым. Это было 24 января 1889 года.

                Начало знакомства

         Высокий, стройный, красивый - так выглядел тогда Антон Павлович. Как не был он похож на свой портрет, который лет десять спустя напишет художник И. Браз, запечатлев на холсте рано постаревшего, уставшего от жизни, сломленного болезнью человека! Искрящиеся весельем глаза еще не прятались близоруко за стеклами типично «чеховского» пенсне. Голос был красив и низок - К.С. Станиславский определял его как густой баритон.

         Стройная молодая женщина с белокурыми волосами, заплетенными в две толстые косы, Лидия Авилова выглядела совсем юной. «Молодая девушка с розами на щеках» - так назовет ее в своих воспоминаниях Бунин. Он же отметит и «взгляд чудесных серо-голубых глаз». «У меня были ярко-розовые щеки и посреди каждой щеки - белое пятно ближе к уху», ; напишет позднее о себе Лидия Алексеевна.

Увидев ее, в смущении остановившуюся на пороге гостиной, хозяин дома Худяков шутливо сказал:

; Позвольте, Антон Павлович, представить вам девицу Флору, - именуя так сестру жены за яркий цвет лица и густые волосы, и так же шутливо пояснил: - Моя воспитанница. Знает наизусть ваши рассказы.

Коснувшись длинной толстой косы Лидии, Чехов заметил:

- Я таких еще никогда не видел.

За столом они сидели рядом. Лидия призналась, что она - не воспитанница хозяина дома, а сестра его жены и сама замужем.

- У вас сын? - сказал Чехов, глядя ей в глаза. - Как это хорошо!

Вспоминая этот миг, Авилова писала позднее: «У меня в душе точно взорвалась и ярко, радостно, с ликованием, с восторгом взвилась ракета. Я ничуть не сомневалась, что с Антоном Павловичем случилось то же, и мы глядели друг на друга удивленные и обрадованные».

Первая встреча была мимолетной, но она осталась в памяти обоих.

Вновь Чехов и Авилова увиделись только через три года - на юбилее «Петербургской газеты». Столкнувшись в многолюдной толпе гостей, они с радостью протянули друг другу руки.

- Я не ожидала вас увидеть, - призналась Лидия Алексеевна.

- А я ожидал, - откровенно ответил Антон Павлович.

За столом опять они сидели рядом.

- А не кажется ли вам, что когда мы встретились с вами три года назад, мы не познакомились, а нашли друг друга после долгой разлуки? - спросил Чехов.

- Да… - нерешительно ответила Авилова.

- Конечно, да, - убежденно произнес Антон Павлович. - Такое  чувство может быть только взаимным: чувство давней близости. Я испытал его в первый раз и не мог забыть.

         «Семья не должна быть самоубийством»

Прощаясь, Лидия Алексеевна обещала прислать свои рассказы. Так началась их переписка. Чехов внимательно читал присылаемые ему рукописи, высказывал свои замечания, неизменно отмечая при этом одаренность автора. Однако виделись они редко: он жил в Москве, она - в Петербурге. Но для молодой женщины эти встречи неизменно становились яркими праздниками среди скуки семейной жизни.

- Скажите, вы счастливы? - настойчиво спросил однажды Авилову Антон Павлович.

Этот вопрос застал Лидию Алексеевну врасплох.

- Но что такое счастье? - вопросом на вопрос ответила она. - У меня хороший муж, хорошие дети*. Любимая семья. Но разве любить - это значит быть счастливой? Я сама по себе постепенно перестаю существовать, - неожиданно для себя самой с горечью и болью призналась молодая женщина. - Часто с болью, с горечью думается, что моя-то песенка уже спета. Не быть мне ни писательницей, ни… Да ничем не быть. Покоряться обстоятельствам, мириться, уничтожаться… Да, уничтожаться, чтобы своими порывами к жизни более широкой, более яркой не повредить семье. Это счастье?

________________________

* У Авиловых было уже трое детей.

         - Я отлично понимаю все, что вы сказали, хотя вы и недоговариваете, - взволнованно произнес Чехов. - Опишите вашу жизнь, напишите искренне и правдиво. Вы можете это сделать так, что поможете не только себе, но и многим другим. Вы обязаны это сделать, как обязаны не только не уничтожаться, а уважать свою личность, дорожить своим достоинством. Вы молоды, вы талантливы… Семья не должна быть самоубийством для вас.

         «Когда говорил Антон Павлович, хотелось смеяться от счастья, - вспоминала Авилова позднее. - Он как-то открывал в душе человека лучшее, и человек изумленно радовался, что обладает такими сокровищами, о которых и не подозревал».
         После этой встречи Лидия Алексеевна ясно поняла: она любит Чехова! То же, видимо, испытывал и Антон Павлович. В следующий свой приезд в Петербург он сказал:

- Надо бы нам видеться почаще, каждый день.

- Приезжайте завтра вечером ко мне, - неожиданно для себя самой предложила Авилова. - Будем вдвоем, и будем говорить, говорить…


                Несостоявшееся объяснение

И вот наступил вечер, от которого для молодой женщины зависело очень многое. Муж был в отъезде, и никого, кроме Чехова, она не ждала. Однако внезапно перед самым приездом Антона Павловича к ее ужасу нагрянули неожиданные гости. Это были знакомые мужа - супружеская чета, в которой особенно неприятной была дама - надоедливая и занудливая, из разряда «синих чулок». Едва ничего не ожидавший Чехов вошел в гостиную, надеясь увидеть только одну хозяйку, она сразу же бесцеремонно накинулась на него, обвиняя, что он растрачивает свой талант на мелочи, не решает в своих произведениях глобальных вопросов.

         Наконец, незваные гости удалились. Чехов и Авилова остались одни. И она услышала слова, о которых так давно мечтала:

         - Я любил вас. Мне казалось, что нет другой женщины на свете, которую я мог бы так любить. Вы были красивы и трогательны, и в вашей молодости было столько свежести и яркой прелести. Я вас любил и думал только о вас. И когда я увидел вас после долгой разлуки, мне казалось, что вы еще похорошели и что вы другая, новая, и что опять вас надо узнавать и любить еще больше, по-новому. И что еще тяжелее расстаться… Но я знал, что вы не такая, как многие женщины, которых и я бросал и которые меня бросали - что вас любить можно только чисто и свято на всю жизнь. Вы были для меня святыней. Я боялся коснуться вас, чтобы не оскорбить. Знали ли вы это?

         Антон Павлович ждал ответа. Лидия Алексеевна растерянно молчала. Она была настолько утомлена визитом нежданных гостей, что не могла говорить. Чехов простился и уехал.

         Оставшись одна, она плакала навзрыд, с опозданием отвечая на признание Антона Павловича:

- Нет, я не знала!  Я была бы счастлива, если бы знала, а я не была счастлива никогда, никогда!

Не сразу отважилась Авилова ответить на это признание. Промучившись несколько дней в  бесполезных раздумьях, она заказала в ювелирном магазине миниатюрный медальон в виде книги, попросив выгравировать на одной стороне название незадолго до этого  изданного сборника - «Повести и рассказы Антона Чехова», а на другой - «Страница 267, строки 6 и 7». Отыскав эти строки в книге, можно было прочитать: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее». Через редакцию журнала «Русская мысль» медальон был передан Чехову как подарок от неизвестного лица.

                Ответ  со сцены

Следующая встреча оказалась неожиданной для обоих. Лидия Алексеевна приехала в маскарад и внезапно увидела в пестрой и шумной толпе Чехова. Не опасаясь быть узнанной, Авилова - она была в карнавальном  домино - подошла к Антону Павловичу и заговорила с ним. Согласно законам маскарада, они обращались друг к другу на «ты». Потом пили вдвоем шампанское в пустой театральной ложе, и Лидия Алексеевна терялась в догадках: узнал ли ее Чехов?

- Расскажи свой роман. Не написанный, а пережитый, - попросил он. - Ведь любила ты кого-нибудь?

- Я тебя любила, - призналась она. - Кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, то не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить.

; Знаешь, скоро пойдет моя пьеса, - внезапно сказал Антон Павлович.

; Знаю. «Чайка».

; Ты будешь на первом представлении?

; Буду. Непременно.

; Будь очень внимательна. Я отвечу тебе со сцены.

… С трудом сумела попасть Авилова на премьеру «Чайки». Стараясь не пропустить ни единого слова, она ожидала ответа, который обещал ей дать со сцены Чехов. И вот в третьем действии появилась Нина Заречная - проститься с уезжавшим писателем Тригориным, которого она любила. Нина подарила ему миниатюрный медальон в виде книги и пояснила: «Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны название вашей книги». - «Как грациозно! Прелестный подарок!» - восхищенно сказал Тригорин и поцеловал медальон. И, проводив Нину, прочитал выбитые на медальоне слова и цифры: «Страница 121, строки 11 и 12». Он произнес их вновь, уже с книгой в руках, и, найдя указанную страницу и отсчитав строки, прочитал: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее». И, повторив эту фразу дважды, в раздумье спросил сам себя: «Отчего в этом призыве чистой души послышалась мне печаль и мое сердце так болезненно сжалось?» И, словно отвечая на этот вопрос, заметил: «Такой любви я не испытал еще».

«С самого начала, как только Нина протянула медальон, - вспоминала впоследствии Авилова, - со мной сделалось что-то странное: я сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что мне показалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся и смотрит мне в лицо. В голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но я не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, что указала я. Несомненно, это был ответ. Действительно, он ответил мне со сцены, и ответил мне, только мне, и никому другому».

Вернувшись домой, в томике своих рассказов, который незадолго до этого она подарила Чехову, Лидия Алексеевна отыскала указанные строки и прочитала: «Молодым девицам бывать в маскарадах не полагается». Значит, Антон Павлович узнал под маскарадной маской ту, которую ему когда-то представили как «девицу Флору», и понял: это она прислала ему медальон.

Четыре десятилетия спустя, в 1936 году В.И. Немирович-Данченко в своих мемуарах с удивлением отметил, что слова, которые прочитал Тригорин, руководствуясь указанными на медальоне странице, взяты Чеховым из его рассказа «Соседи». Пытаясь догадаться, что же стоит за этим, режиссер писал: «…Эта фраза дышит самоотверженностью и простотой, свойственной чеховским девушкам… Может быть, Чехов полюбил это сильное и нежное выражение женской преданности и хотел повторить его».

Прочитав это, Авилова написала Немировичу-Данченко: «В то время, как Чехов писал эту пьесу («Чайку»), он получил через редакцию «Русской мысли» брелок в форме книги, на котором с одной стороны было вырезано название сборника, а с другой цифры… Подарок был анонимный… Антон Павлович смутно догадывался о том, кто прислал ему этот брелок, и придумал оригинальный способ послать благодарность в ответ: он заставил Нину подарить такой же медальон Тригорину и только переменил название сборника и цифры.

Ответ дошел по назначению в первое же представление «Чайки». Артисты, конечно, не подозревали, что, играя драму,  они в то же время исполняли роль почтальона».

Лидия Алексеевна не назвала имени той, кто послал Чехову брелок и кому отвечал он со сцены устами своего героя.

В тот вечер премьеры «Чайки», запомнив указанные в пьесе страницу и строи, она упустила слова Тригорина, обращенные к любящей его девушке, о предстоящей их встрече в Москве, знаменующей начало их романа:  «Дайте мне тот час же знать… О, какое счастье думать, что мы скоро увидимся!»



                Свидания в больнице               

…Полгода спустя Чехов и Авилова договорились встретиться, чтобы, наконец, объясниться. Она приехала в Москву из Петербурга, он - из Мелихова. Но им решительно не везло. Стояла весна - сырая и холодная, и сразу же по приезде в город Антон Павлович почувствовал себя плохо: горлом пошла кровь, и он оказался в клинике профессора Остроумова. К Чехову никого не пускали - опасались за его жизнь. По настоянию Антона Павловича исключение сделали только для одной Авиловой. Ее предупредили: на свидание дается лишь три минуты. Чехов не должен ни говорить, ни тем более волноваться - снова может пойти кровь.

Он лежал в отдельной палате. Увидев Авилову, тихо сказал:

- Как вы добры…

Она взяла с тумбочки его часы, чтобы отметить три минуты. Антон Павлович отобрал их и удержал ее руку в своей. «Милая!» - прошептал он. Много лет это обращение жило в ее памяти. Прощаясь, Антон Павлович написал на листке бумаги: «Я Вас очень лю… благодарю». «Лю» он зачеркнул и улыбнулся.

На следующий день Лидия Алексеевна пришла вновь. Она принесла Чехову его любимые цветы  - розы и ландыши. Он был очень тронут.

- Когда вы едете? ; спросил Антон Павлович.

- Сегодня.

- Нет! Останьтесь еще на день. Придите ко мне завтра - прошу вас. Я прошу! Для меня.

Она показала три телеграммы, в которых муж настаивал на ее незамедлительном возвращении.

- Значит, нельзя, - печально сказал Чехов. А ей так хотелось стать на колени и сказать: «Любовь моя! Ведь я не знаю… не смею верить… Хотя бы один раз вы сказали мне, что любите меня, что я вам необходима для вашего счастья. Но никогда… Если я останусь сегодня, это будет решительный шаг. А говорить об этом нельзя. Вы слабы, вас нельзя волновать».

В Петербурге Лидия Алексеевна получила письмо Чехова. «Ваши цветы не вянут, а становятся еще лучше… - писал он. - Вообще Вы добры, очень добры, и я не знаю, как мне благодарить Вас».

Авилова послала ему свои последние публикации, в числе которых был рассказ «Последние письма»., о котором она пишет в своих воспоминаниях: «Зачем после свидания в клинике, когда он был “слаб и не владел собой”, а мне уже нельзя было не увериться, что он любит меня, - зачем мне надо было послать  “Забытые письма”, полные страсти, любви и тоски? Разве он мог не понять, что это к нему взывали все мои чувства?»

Чехов все понял - прочитав рассказ, он писал Авиловой: «Ах, Лидия Алексеевна, с каким удовольствием я прочел Ваши  “Забытые письма”. Это хорошая, изящная, умная вещь… в ней пропасть искусства и таланта… Я говорю про тон, искреннее, почти страстное чувство».

                Переписка, не замеченная другими

Они писали друг другу не только письма. Между ними велась и другая переписка, понятная только им. Ведь оба они были писателями, и чувства отражались в их произведениях. И хотя эти произведения печатались, но только двое - он и она - видели в них то, что не замечали другие.

Ответ на мучивший вопрос: «Любит ли ее Антон Павлович?» Авилова нашла в новом рассказе Чехова, который так и назывался - «О любви». Его герой Алехин рассказывал о своей любви к молодой и красивой замужней женщине Анне Алексеевне Луганович (героиня рассказа получила те же инициалы, которые имела Лидия Алексеевна Авилова): «…Воспоминания о стройной белокурой женщине оставались во мне все дни, я не думал о ней, но точно легкая тень ее лежала на моей душе… Я был несчастлив. И дома, и в поле, и в сарае я думал о ней…»

«Тяжелые капли слез стали падать на бумагу, - вспоминала Лидия Алексеевна, - а я спешно вытирала глаза, чтобы можно было продолжать читать»

«Мы подолгу говорили, молчали, но мы не признавались друг другу в нашей любви и скрывали ее робко, ревниво. Мы боялись всего, что могло бы открыть нашу тайну нам же самим. Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может повести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с ней. Мне казалось невероятным, что эта моя тихая грустная любовь грубо оборвет течение жизни ее мужа, детей, всего дома… Честно ли это? Она пошла бы за мной, но куда?.. Что было бы с ней в случае моей болезни, смерти?»

«Я уже не плакала, а рыдала, захлебываясь, и книга стала вся мокрая и сморщенная. Так он не винил меня! Не винил, оправдывал, горевал вместе со мной».

Алехин и Луганович прощаются перед ее отъездом в вагоне поезда.

«Когда тут, в купе, взгляды наши встретились, душевные силы оставили нас обоих, я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз - целуя ее лицо, плечи, руки, мокрые от слез, - о, как мы были с ней несчастны! - я признался ей в своей любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как не нужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить. Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать совсем».

Чехов писал Авиловой: «Я поеду в Крым, потом на Кавказ и, когда там станет холодно, поеду, вероятно, куда-нибудь за границу. Значит, в Петербург не попаду. Уезжать и мне ужасно не хочется. При одной мысли, что я должен уехать, у меня опускаются руки и нет охоты работать. Мне кажется, что если бы эту зиму я провел в Москве или в Петербурге и жил бы в хорошей, теплой квартире, то совсем бы выздоровел, а главное, работал бы…».

18 февраля 1899 года Чехов писал Авиловой: «Зачем я в Ялте? Зачем здесь так ужасно скучно? Идет снег, метель, в окна дует, от печки идет жар, писать не хочется вовсе, и я ничего не пишу». А до этого в предыдущем письме были такие слова:  «…Скучно, как в Шклове. Я точно армейский офицер, заброшенный на окраину»

Понимая, как одиноко и тоскливо Чехову (он редко жаловался и тосковал), она решила навестить его. Пришлось выдержать неприятный разговор с мужем, который превратился  в скандал. Ревнивый супруг боялся, что семейная ссора перерастет в общественный скандал, когда в газетах появится заметка: «Писательница Авилова прибыла в Ялту к Чехову», и он станет жертвой сплетен и пересудов. В результате Лидия Алексеевна заколебалась: «Почему бы этому “армейскому офицеру” не написать хоть раз ясно и просто? Не выразить своего желания меня видеть? А если в “Шклов ” уже приехал кто-нибудь, кто сумеет лучше развлечь его?». В Ялту она не поехала.

Авиловой часто вспоминался чеховский рассказ «Шуточка». Зимним днем молодой человек и девушка катались на санках с горы. И каждый раз, когда санки летели вниз и в ушах свистел ветер, девушка слышала слова: «Я люблю вас, Надя». Может быть, это только слышалось ей? Или говорил под свист ветра ее кавалер? Как только санки останавливались, и девушка вопросительно смотрела на спутника, его лицо было равнодушно и бесстрастно.

 Уподобляя себя героине чеховского рассказа, Лидия Алексеевна писала: «Я летела с горы в Москве. Я летела и раньше. Я слышала не один раз:  “Я люблю вас”. Но проходило самое короткое время, и все становилось буднично, обычно, а письма Антона Павловича холодны и равнодушны».


25 февраля 1899 года в петербургской газете «Сын отечества» увидел свет рассказ Авиловой «Последнее свидание», служивший как бы продолжением чеховского «О любви» - почти совпали даже имена главных персонажей:  Анна Алексеевна и Павел Аркадьевич (у Чехова - Константинович). Узнав о том, что женщина, которую он любил и с которой расстался, умерла, Павел Аркадьевич едет проститься с ней. Позднее Чехов напишет рассказ «Дама с собачкой», который, по мнению Инны Гофф, был ответом на «Последнее свидание»:

«Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья - им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем… Потом они долго советовались, говорили о том, как избавить себя от необходимости прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу. Как освободиться от этих невыносимых пут?

- Как? Как? - спрашивал он, хватая себя за голову. - Как?

И казалось, что еще немного - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь - и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается»,

                Последнее свидание

Десять лет продолжалась эта безнадежная взаимная любовь. Первым решился положить конец неопределенности их отношений Чехов. Это произошло 1 мая 1898 года. Лидия Алексеевна была в Москве проездом, направляясь с детьми в деревню. Антон Павлович встретил их на вокзале.

- Сегодня вечером играют «Чайку» только для меня, - сказал он. -
 Посторонней публики не будет. Останьтесь до завтра. Мне очень хотелось бы, чтобы вы видели «Чайку» вместе со мной.

         Как знать, быть может совместный просмотр прекрасной пьесы о любви способствовал бы наконец долгожданному объяснению. Но Авилова с болью в сердце отказалась задержаться в Москве - ее с детьми ждали в деревне. Отказала ему - и себе. Она не знала тогда, что видит Чехова последний раз в жизни.

         Озабоченный тем, что Лидия Алексеевна легко одета и может простудиться, Чехов сказал:

- Телеграфируйте мне, если простудитесь, и я приеду вас лечить. Ведь я хороший доктор.

- Приезжайте ко мне не лечить, а погостить, - попросила она. - На это вы согласны?

- Нет! - сказал он быстро и решительно. И заговорил о другом.

         «Мне вдруг вспомнилось прощание Алехина с Луганович в вагоне перед самым отправлением поезда: «Я обнял ее, она прижалась к моей груди…” - писала Лидия Алексеевна много лет спустя. - Я почувствовала, как вдруг заколотилось сердце и будто что-то ударило в голову».

         Однако в отличие от героев рассказа они были не одни…

«Но мы прощаемся не навсегда, - старалась я внушить самой себе. - Возможно, что он даже приедет ко мне…» 

Словно отвечая на ее мысли, Чехов сказал строго, холодно:
         - Даже если заболеете, не приеду.  Я хороший врач, но я потребовал бы очень дорого…. Вам не по средствам. Значит, не увидимся.

 «Я тогда не знала, не могла предполагать, что вижу его в последний раз. Тем не менее я больше никогда его не видела, и наше прощание в вагоне было прощанием навсегда».

         В ту холодную весеннюю ночь Лидия Алексеевна мысленно вновь и вновь возвращалась к Чехову.

         «Кончилось ли теперь представление «Чайки»?.. Вероятно, после представлению ужинают… Красивые, изящные артистки (хороша бы я была между ними в своем дорожном костюме!). Антон Павлович доволен, счастлив, он уже, конечно, забыл, что рассердился на меня за мой отказ остаться. Счастлив, но упорно, бессменно стояло передо мной лицо Антона Павловича таким, каким я видела его утром… «Если даже заболеете - не приеду. Я дорого потребую, вам не по средствам. Значит, не увидимся».

         Однако Авилова ошибалась, полагая, что после просмотра «Чайки» Чехов остался доволен - напротив, в тот вечер он был далек от счастья. Вот что писала о том же вечере О.Л. Книппер: «По окончании четвертого акта, ожидая после зимнего успеха похвал автора, мы вдруг видим: Чехов, мягкий, деликатный Чехов идет на сцену с часами в руках, бледный, серьезный, и очень решительно говорит, что все очень хорошо, но “пьесу мою я прошу кончать третьим актом, четвертый акт не позволю играть”».

Напомним, именно в третьем акте Нина дарит Тригорину медальон, он отыскивает указанные там строки и читает: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее» - акт завершается обещанием Тригорина и Нины встретиться в Москве и их продолжительным поцелуем.

         Кто знает, быть может Антон Павлович возлагал надежды на просмотр «Чайки» вместе с Лидией Алексеевной - это позволило бы им вместе пережить прошлое и привело бы наконец к желанному объяснению. Поэтому так расстроен и огорчен был Чехов, когда выяснилось, что совместный просмотр не удастся.

Встреча на вокзале майским утром 1899 года Чехова и Авиловой  была последней попыткой  Антона Павловича узнать, насколько его любят. И увидев Лидию Алексеевну с детьми, понял, что расстаться с ними она не сможет. Много позднее ей стали понятны его последние слова, сказанные на прощание: «Если даже заболеете - не приеду. Я дорого потребую, вам не по средствам».

Больше на ее письма Антон Павлович не отвечал. В его жизнь постепенно вошла другая женщина - Ольга Леонардовна Книппер…

Узнав о женитьбе Чехова, Лидия Алексеевна после долгих размышлений решилась его поздравить. В конверт, адресованный Антону Павловичу, она вложила другой: с письмом Алехину от Анны Луганович (так звали героев чеховского рассказа «О любви»), с просьбой к Чехову передать это письмо адресату. Луганович писала Алехину, что узнала о его женитьбе и от всего сердца желает ему счастья. «Была ли наша любовь настоящей? - говорилось в письме далее. - Но какая бы она ни была, настоящая или воображаемая, как я благодарю Вас за нее! Из-за нее вся моя молодость точно обрызгана сверкающей, душистой росой».

Ответное письмо было написано Чеховым от имени его героя - Алехина.

«Низко, низко кланяюсь и благодарю за письмо. Вы хотите знать, счастлив ли я? Прежде всего я болен. И теперь я знаю, что очень болен. Вот Вам. Судите, как хотите. Повторяю, я очень благодарен за письмо. Очень.

 Вы пишете о душистой росе, а я скажу, что душистой и сверкающей она бывает только на душистых, красивых цветах. Я всегда желал Вам счастья, и если бы мог сделать что-нибудь для Вашего счастья, я бы сделал это с радостью. Но я не мог».